Долгое ожидание

— Эй, дружок, зачем такие сложности, — произнес я у него за спиной.

Он вздрогнул, уронил карточку и весь побледнел от бешенства, протянув ко мне руки и всем своим видом показывая, что с удовольствием разорвал бы меня на клочки прямо тут, не сходя с места.

Я взглянул на него сверху вниз и небрежно сказал:

— Только дотронься до меня — и тут же схлопочешь по уху!

Его руки остановились на полдороге от моей глотки, а глаза стали медленно, но верно вылезать из орбит. Громила со станции, заметив меня, поспешил на помощь напарнику, держа наготове дубинку.

— Это тот самый? — спросил второй и, получив кивок, снова повернулся в мою сторону. — Ну-ка, ну-ка, — злобно прошипел он.

Я усмехнулся.

— Эй, ребята, вам лучше не обольщаться мыслью о том, что ваше положение охраняет вас, — предупредил я. — Только дотроньтесь до меня, и, клянусь, выносить отсюда будут троих!

И я снова улыбнулся, не спуская глаз с дубинки. Верзила выдавил ответную улыбку.

— Судя по твоим речам, ты смелый малый, — сказал он, — в самом деле смелый!

В его голосе прозвучало деланное удивление, но дубинку он опустил. Второй коп уставился на меня бешеным взглядом. Он опустил руки, но в его глазах, застывших и как будто безжизненных, я увидел смертельную ненависть и ярость.

—  — Шевелись-ка, Джонни, — произнес он ровным голосом. — Иди к выходу, а я пойду следом. И черт меня побери, если я не всажу пулю прямо тебе в позвоночник, если ты вздумаешь бежать. Я просто мечтаю об этом.

Меня не так-то просто испугать. По правде говоря, я не боюсь ничего на свете. Все, что могло бы меня напугать, уже произошло со мной, и теперь мне сам черт не страшен. Я посмотрел на обоих копов так, чтобы им стало это ясно, и увидел, что они поняли меня правильно. Потом я медленно повернулся и направился к выходу. Они запихали меня в полицейскую машину и уселись с двух сторон так, чтобы я не мог шевельнуться. Всю дорогу верзила что-то удовлетворенно бормотал себе под нос, и вид у него был весьма довольный. Второй коп тупо уставился в пространство перед собой и время от времени бросал на меня косые взгляды.

Этого второго звали капитан Линдсей, так, по крайней мере, значилось на табличке, прикрепленной к его столу. Верзила носил имя или фамилию Такер, судя по тому, как обращался к нему капитан. Мое появление в управлении вызвало целую сенсацию: дежурный у входа широко раскрыл рот, полицейский сержант на полуслове прервал беседу с каким-то типом, а газетный репортер, издав полузадушенный вопль: “Господи Боже!” — сломя голову кинулся в комнату прессы за фотоаппаратом.

Но ему не удалось сделать ни одного снимка и вообще ничего узнать обо мне, потому что Линдсей провел меня прямо в свой кабинет, обставленный довольно скудно: стол, пара стульев и картотека. Оба полицейских уселись, я же остался стоять посредине комнаты.

Прошло довольно много времени, прежде чем Линдсей соизволил нарушить молчание:

— Ты гнусный подонок, Джонни, никогда бы не подумал, что такое может случиться.

Я вытащил сигарету и неторопливо закурил. Теперь наступила моя очередь.

— Вы уверены, что не ошиблись? — осведомился я. Копы обменялись взглядами. Линдсей ухмыльнулся и покачал головой.

— Неужели я мог забыть тебя, Джонни?

— О, люди склонны ошибаться, знаете ли. — Я выпустил дым через нос и решил покончить с этим делом быстро и окончательно. — Если вы задержали меня по какой-то причине, то предъявите мне обвинение немедленно или освободите меня сию же минуту. Я не желаю, чтобы меня ни с того ни с сего притаскивали в какой-то вонючий полицейский участок и беседовали тут со мной на общие темы.

Наконец-то Линдсей позволил себе выдавить презрительный смешок.

— Я не знаю, какую игру ты затеял, Макбрайд, да мне и наплевать на это, по совести говоря. Ты обвиняешься в убийстве. В убийстве моего лучшего друга, хотя это и произошло целых пять лет назад. И за это убийство тебя непременно вздернут, и я буду стоять в самом первом ряду в тот день, когда тебе накинут петлю на шею, чтобы вдоволь насладиться твоим дрыганьем на веревке. А потом зайду в покойницкую, где тебя станут потрошить, и если тебя никто не востребует, то сам заберу твой труп и скормлю его свиньям. Теперь тебе все ясно?

Да, пожалуй, теперь мне многое стало ясно, включая и то, почему так отчаянно дрожал голос старика в трубке. Игра оказалась даже грязнее, чем я предполагал, и пока что было неясно, насколько она окажется по мне.

Обвинение в убийстве. Мне полагалось бы задрожать от страха.

Но, как я уже сказал, испугать меня нелегко. Они это поняли по выражению моего лица и теперь раздумывали, как вести себя со мной дальше. Я подошел к столу Линдсея и, облокотившись на него, выпустил в лицо капитану клуб дыма, чтобы рассеять его последние сомнения.

— Докажите это, — проронил я. Его физиономия окаменела.

— Дешевый трюк, Макбрайд. Пять лет назад ты не стал задерживаться в городе, чтобы выяснить, чем мы располагаем, не так ли? Но теперь у нас есть все, что нужно, и мы можем завести на тебя дело. И знаешь, я просто в восторге от этого. И я уж позабочусь о том, чтобы ты прошел все положенные стадии, пока не превратишься в тухлый студень. Ты ведь не знал, что мы нашли тот пистолет, а на нем сохранился чудесный комплект отпечатков, просто великолепный! Конечно же, Джонни, я докажу, что ты убийца. Прямо сейчас. Я сгораю от желания увидеть, как перекосится твоя физиономия.

Он вылез из-за стола и дал знак Такеру встать у меня за спиной. Все втроем мы прошли через вестибюль, где все еще надрывался репортер, требуя, чтобы ему сообщили все подробности происходящего, и остановились у двери с табличкой “Лаборатория” Распахнув входную дверь, Линдсей вошел в просторную комнату и сразу же направился к картотеке. Он вытащил нужный ящик не глядя — видно, столько раз пользовался им, что находил его на ощупь, — и достал оттуда карточку. Он сунул ее в щель проектора и включил свет. Да, отпечатки были действительно замечательные, четкие и ясные, со сложными завитками дактилоскопических линий. Такер хлопнул меня по плечу:

— Вон туда, храбрец.

Линдсей поджидал меня у стола с новенькой дактилоскопической карточкой в руке. Выдавив на стеклянную пластинку специальную краску из толстого тюбика, он аккуратно разровнял ее резиновой палочкой, а потом взял меня за руку и прижал к пластинке кончик моего указательного пальца.