Простые смертные

Я, как истинный вратарь, ловким и сильным ударом отбила мяч от своих ворот и – чпок! – попала прямо в ворота Гэри, выступавшего за команду студентов; на зрителей это произвело должное впечатление, и они радостно завопили. Брендан называл этот мой удар «особым ударом Питера Шилтона» и вечно ныл, что я левша и это дает мне безусловное преимущество. Пять – ноль в мою пользу. Это была уже моя пятая победа подряд, а играли мы до победного конца.

– Она же, черт побери, меня в пух и прах разбила! Что тут скажешь? – Лицо у Гэри пылало, а речь после нескольких банок пива «Хайнекен» была несколько невнятной. – Холли, ты просто ундервуд, то есть вундеркинд! Самый что ни на есть bona fide[26] вундеркинд настольного футбола! Такому и проиграть не стыдно… в общем. – И Гэри театрально мне поклонился, а потом потянулся через весь стол со своей банкой «Хайнекена», так что пришлось с ним чокнуться.

– Где это ты научилась так здорово играть? – спросила одна девица, имя которой было очень легко запомнить: ее звали Дебби, но не от «дебила», а от «дерби» – это ее родители так назвали. Я только плечами пожала и сказала, что мне очень часто доводилось играть в доме у одних наших родственников. И тут же вспомнила, как Брендан говорил в таких случаях: «Просто поверить не могу, что меня обыграла какая-то девчонка!»; мне только теперь стало ясно, что он говорил так, чтобы одержанная победа стала для меня еще слаще.

Но пока что с меня настольного футбола было более чем достаточно, и я вышла на улицу покурить. «Гостиной» нам служила старая конюшня, где все еще немного пахло конским навозом, но было, пожалуй, даже веселее, чем в «Капитане Марло» воскресным вечером. Человек двадцать сборщиков устроились за столами, лениво болтая и покуривая; кто-то закусывал и выпивал, кто-то флиртовал, а кто-то играл в карты; телевизора там не было, но кто-то притащил старенький портативный магнитофон и записи песен индейцев сиу и ирландских баньши. Бескрайние поля фермы «Черный вяз» полого спускались к морю, где точками светились огоньки, отмечая линию побережья от Фавершема до Уитстебла и даже дальше. Невозможно было поверить, что это тот же самый мир, где людей зверски убивают или бьют по лицу, где матери пинками выгоняют на улицу собственных дочерей.

Я глянула на часы: девять вечера. Мама наверняка уже велела Жако и Шэрон погасить свет и сказала им «спокойной ночи», а сама со стаканчиком вина устроилась в гостиной, чтобы посмотреть по телику очередную серию «Бержерака». Впрочем, сегодня она, возможно, спустилась вниз, чтобы выкурить сигаретку и предаться горестным рассуждениям о судьбе «этой сучонки», то есть меня: «Я просто не представляю, в какой момент у нас с ней все пошло наперекосяк. Господи, помоги мне в этом разобраться, ибо сама я понять не в силах!» А папа в это время уверяет слесаря Ниппера, Пи Джея и старого мистера Шарки, что «потом все наверняка разъяснится и встанет на свои места» – в общем, изрекает всякие «мудрые сентенции», которые ровным счетом ничего не значат.

Я вытащила из нагрудного кармана пачку «Ротманз» – восемь сигарет я уже выкурила, двенадцать осталось, – но закурить не успела: рядом возник Гэри в своей дурацкой майке с надписью «Реальность – это иллюзия, вызванная недостаточным потреблением алкоголя» – и угостил меня сигаретой «Силк Кат».

– Это в счет моего проигрыша, Холли, – сказал он. Я поблагодарила, а он прибавил: – Нет, тут уж ничего не скажешь: ты меня обыграла честно и по всем статьям. – Глаза у него при этом так и скользили по моей груди; точно так же когда-то вел себя и Винни.

Гэри уже собирался еще что-то мне сказать, но тут его окликнул какой-то приятель, и он, быстро шепнув «Еще увидимся», ушел. Ну, во-первых, еще большой вопрос, захочу ли я с тобой «увидеться»; а во-вторых, хватит с меня историй с парнями.

Три четверти сборщиков составляли студенты колледжей или университета, а также те, кто собирался в сентябре туда поступать; я была там самой молодой, моложе всех года на два, а то и больше, даже если считать, что мне уже шестнадцать, а не пятнадцать, как на самом деле. Я старалась вести себя так, чтобы не выглядеть застенчивой букой, потому что это мгновенно выдало бы мой истинный возраст, но все равно выделялась: никто из этих ребят не собирался становиться слесарем, парикмахером или сборщиком металлолома; все они хотели стать программистами, учителями, юристами, и это было очень даже заметно. Хотя бы по тому, как они говорили. Они всегда выражались как-то очень точно, словно обладали некой властью над словами, и слова им подчинялись; между прочим, примерно так выражал свои мысли и мой младший братишка Жако; а вот в нашем классе практически никто из ребят так говорить не умел. Кроме, пожалуй, Эда Брубека. Но он такой был единственным в двух параллельных выпускных классах. Я невольно посмотрела в сторону Гэри, и он, словно почувствовав мой взгляд, доброжелательно мне улыбнулся – типа «как-чудесно-что-мы-с-тобой-здесь-встретились». Я, естественно, тут же отвела глаза, пока он что-нибудь совсем уж не то не подумал.

Те немногочисленные сборщики, что не были студентами и не собирались поступать в университет, держались вроде как особняком. Например, Гвин. Она играла в шашки с Марион и Линдой, а на меня совершенно не обращала внимания, если не считать брошенного с фальшивой улыбкой «привет!». Зато смеялась Гвин довольно часто. Марион была, по-моему, немного глуповата, и ее сестра Линда вечно о ней заботилась, пасла, прямо как мамаша; даже фразы за нее договаривала. Они, похоже, каждое лето все каникулы проводили здесь, собирая разные фрукты. Еще там была супружеская пара, Стюарт и Джина; у них имелась собственная палатка, которую они поставили в сторонке у подножия холма. Обоим было под тридцать, и на самом деле они были фолк-сингерами и вечно рыскали в поисках работы в небольших городках, где имелся свой рынок. Когда я получила первую зарплату, Джина предложила мне и Дебби вместе с ней ездить за жратвой в Истчёрч, в «Спар». Стюарт и Джина, как сообщила мне Дебби, вообще служили как бы посредниками между остальными сборщиками и мистером Харти. И, наконец, там был один парнишка примерно моих лет по имени Алан Уолл, который обычно ночевал в крошечном «Караване», припаркованном сбоку от фермерского дома. Я еще в самый первый раз, когда вышла, чтобы осмотреться, видела, как он развешивал на просушку выстиранное белье. Вряд ли он был старше меня больше чем на год, максимум на два, но его тощее тело было на редкость жилистым и крепким, и он так сильно загорел, что кожа у него приобрела оттенок крепкого чая. Дебби сказала, что этот Алан – то ли цыган, то ли просто бродяга; «любитель путешествий», как теперь принято говорить; и мистер Харти каждый год нанимает кого-нибудь из его родичей, но она не знала, то ли это у них традиция такая, то ли эти Уоллы долг мистеру Харти выплачивают, а может, он и вовсе берет их на работу из суеверия.

Возвращаясь из туалета, я заметила, что в небольшом овражке между фермерским домом и нашим сараем кто-то меня поджидает. Потом услышала, как чиркнули спичкой, и из темноты вынырнул Гэри.

– Вот хорошо, что я тебя здесь встретил, – сказал он. – Хочешь еще покурить?

Да, Гэри был, пожалуй, недурен собой, но я заметила, что он как минимум поддатый, да и познакомились мы всего пару часов назад.

– Да нет, спасибо. Я, пожалуй, лучше вернусь в гостиную.

– Ну что ты, Холл, давай вместе покурим! Все равно каждый от чего-нибудь да умрет.

Он уже совал мне прямо в лицо пачку «Силк Кат», а из пачки торчала сигарета – это чтобы я ее губами взяла. Теперь отказаться было уже почти невозможно, иначе, пожалуй, вышла бы шумная ссора, так что я взяла сигарету, только не губами, а пальцами, и даже «спасибо» сказала.

– Прикуривай… Расскажи-ка о себе. Твой бойфренд в Саутенде, должно быть, до чертиков по тебе скучает.

26

bona fide – настоящий (лат.).