Страница 4 из 6
Секретарь Московского совета Дорофеев: «Революция внесла разложение в семью. Многие рабочие озорничают и не так понимают свободу, расходятся со своими женами».
Заведующая женотделом Московского комитета партии Цейтлина: «В литературе недостаточно освещаются вопросы отношений мужчины и женщины… Я знаю агитаторов, которые отвечают по тезисам товарищ Коллонтай. И на этой почве растет подбрасывание ребят».
И Троцкий, подводя итоги: «Надо признать, что семья, в том числе пролетарская, расшаталась».
Так было у рабочих. А что в студенчестве, самой отзывчивой части интеллигенции? Все тот же эрос без границ.
Только в России, в той атмосфере сексуальной суперсвободы, могло возникнуть летом 1925 года общество под призывным названием «Долой стыд!». Энтузиасты из студентов-гуманитариев, основавшие его, вдохновленные призывом Коллонтай, решили бороться со стыдом как с буржуазным предрассудком. Устраивая рекламные акции, они голыми маршировали по улицам. На желтых лентах, пересекавших наискось их потные тела, теснились слова «Долой стыд – буржуазный предрассудок». Особенно эффектно выглядели девушки: в одних туфельках, и с сумочкой в руке. Хождением по улицам дело не ограничилось, самые смелые активисты голышом ездили в трамвае, ходили в кино, обедали в общественных столовых. «У, нечистая сила», – шипели им вслед старушки, а дети бросали в них камни. Старшее поколение возмущалось, а молодое забавлялось такими сексуальными инновациями от «питерских» и московских студентов.
Студенты того времени были весьма охочи до секса. Некто Д. Ласс исследовал сексуальную жизнь студентов одесских вузов в 1926 году и написал книжку «Современное студенчество». Оттуда мы узнаем, что каждый пятый студент начал половую жизнь до 15 лет, половина между 17 и 19 годами. 63 процента юношей и 49 процентов девушек имели постоянные сексуальные контакты, как правило, случайные. Внебрачные связи были у 25 процентов женатых и замужних. И при этом 23,6 процента опрошенных вступали в связь с одним лицом, а 60,7 процента – с несколькими. Верили в любовь более 56 процентов. Но 85 процентов опрошенных в своем стремлении к сексу видят лишь способ удовлетворения физического влечения. Вслед за Лассом московский социолог Гельман выявил, что в начале двадцатых среди студенчества более 80,8 процента мужчин и более 50 процентов женщин имели кратковременные половые связи. И только лишь 4 процента парней объяснили свое половое сближение с девушкой любовью к ней[10].
Об этом известный рассказ тех лет Пантелеймона Романова «Без черемухи», где главный герой, уложивший после первой прогулки девушку в постель, высказывается однозначно: «Ведь все равно это кончается одним и тем же – и с черемухой и без черемухи… что же канитель эту разводить?» А перед этим «социологический» монолог героини рассказа: «Любви у нас нет, у нас есть только половые отношения, потому что любовь презрительно относится у нас к области „психологии“, а право на существование у нас имеет только одна физиология. Девушки легко сходятся с нашими товарищами-мужчинами на неделю, на месяц или случайно – на одну ночь. И на всех, кто в любви ищет чего-то большего, чем физиология, смотрят с насмешкой, как на убогих и умственно поврежденных субъектов»[11].
Почему такой всплеск безграничной сексуальности у студенческой молодежи? Ну да, весьма восприимчива к коллонтаевским идеям. Но это теоретическая подкладка, хотя и удачно сопрягающаяся с социальными обстоятельствами. В высших учебных заведениях появилось огромное количество девушек, и большая часть их жила в общежитиях. А там вольница. Девушки и юноши с рабфаков, у них нравы простые – нравы фабричных и деревенских посиделок.
А что у нэпманов и интеллигенции? Там тайные дома свиданий. Один такой в Москве, в Благовещенском переулке, и содержит его бывшая от царских времен генеральша. Ее квартиру навещают крупные нэпманы, инженеры, врачи и советские чиновники, солидные и женатые господа-товарищи. И за деньги сходятся с милыми женщинами, которых «навербовала» генеральша. Она их находила в дамских парикмахерских, у модных портних, в косметических магазинах и «кабинетах красоты». Среди ее женщин две опереточные актрисы, три балерины и тридцать одна домашняя хозяйка – все замужем. Дело генеральши Апостоловой вел следователь прокуратуры Лев Шейнин, который впоследствии изложил его в «Записках следователя». А когда он начал заниматься им, то ему неожиданно позвонил заместитель начальника контрразведывательного отдела ОГПУ и попросил не торопить события эдак месяца три. Оказывается в квартиру генеральши на тайные свидания захаживали участники чекистской операции «Трест». Под «Трестом» подразумевалась деятельность придуманной Дзержинским и его соратником Артузовым «Монархической организации Центральной России» для борьбы с воинствующей белой эмиграцией в Европе. Некто Эдуард Стауниц-Оперпут, агент ОГПУ, игравший роль заместителя председателя Политсовета по финансовым делам в этой монархической организации, и прибывший из Парижа от генерала Кутепова для контроля штабс-капитан Гога Радкевич любили захаживать в уютный салончик в Благовещенском, в котором любовные утехи с благовоспитанными дамами определенного круга еще больше убеждали парижского контролера в существовании второй, тайной жизни советской элиты, а отсюда в возможности антисоветского переворота. Потом ответственный сотрудник из контрразведки сказал Шейнину, чтобы эти люди не фигурировали в деле о доме свиданий. Правда, любитель сексуальных приключений Гога Радкевич спустя два года все же попал в милицию – учинил скандал в пивной. По оперативным соображениям дело тоже замяли.
Битва эротоманов и государственников. Секс и оппозиция
Но высшее достижение теории и практики крылатого эроса – его законодательное оформление. В 1926 году в Советском Союзе появился закон о браке, семье и опеке. Такого вольного закона тогда не имела ни одна страна мира. Акт брачной регистрации представлял простой статистический учет. А чтобы осуществить развод нужно было только заявление одного из супругов без объяснения причин. Тогда другому посылалась по почте копия записи о прекращении брака. Нарком юстиции Дмитрий Иванович Курский, инициатор этого закона, стал кумиром молодежи и интеллигенции.
Но реальная жизнь била больно. К 1927 году в стране полмиллиона детей не знали своих отцов. И число их угрожающе росло. Власть забила тревогу. Сначала в виде дискуссий. «Правда» публикует статью под названием «О любви». Автор солидный – член Всесоюзного ЦИК Петр Смидович. Он ратовал за возвращение к «традиционной» любви и к семейным ценностям.
Коллонтай ответила и тезисы ее были как всегда оригинальны. Так как мужчины не смогут содержать внебрачных детей (зарплата мала), то они, мужчины, ограничат свою интимную близость с женщинами. Но это плохо, ибо приведет к понижению полового тонуса населения, снизит сексуальную энергетику. Прямо по Райху, хотя он еще только готовился писать об этом. Поэтому, – продолжает Коллонтай, – для обеспечения сексуальной энергетики нужно создать специальный фонд для содержания внебрачных детей. Подразумевалось, что финансировать фонд должно государство, общественные организации и отчисления от граждан (по 2 рубля с человека по курсу 1926 года).
Оригинальность суждений Коллонтай затмила скучную логику партийного чиновника Смидовича. Его беспомощно поддерживает на страницах журнала «Смена» заведующая отделом ЦК ВКП(б) С. Смидович: «Лишь развращенные буржуазки ласкают свою кожу прикосновением шелка»[12]. Но подобные аргументы вызывали смех. В этой полемике защитников традиционных семейных ценностей загоняли в угол.
И тогда партия бросила на дискуссию лучшие силы. Коллонтай и ее единомышленникам-эротоманам противостояли член партийного ЦК Емельян Ярославский, нарком просвещения Анатолий Луначарский, нарком здравоохранения Николай Семашко, директор «Института Маркса и Энгельса» Давид Рязанов и несколько сервильных профессоров. Призвали даже авторитет недавно умершего Ленина, разыскав его слова, произнесенные в беседе с немецкой коммунисткой Кларой Цеткин: «Несдержанность в половой жизни – буржуазна, она признак разложения… Вы, конечно, знаете знаменитую теорию о том, что будто бы в коммунистическом обществе удовлетворить половые стремления и любовные потребности так же просто и незначительно, как выпить стакан воды. От этой теории „стакана воды“ наша молодежь взбесилась, прямо взбесилась… Я считаю теорию „стакана воды“ совершенно не марксистской и сверх того противообщественной… В любви участвуют двое и возникает третья жизнь. Здесь кроется общественный интерес…»[13].
10
Гельман И. Половая жизнь современной молодежи. М., 1923, с. 65–71.
11
Романов П. С. Избранные произведения. М., 1988, с.187–189.
12
Смена, 1926, № 4, с.12.
13
Цит. по: Воспоминания о В. И. Ленине. В 2-х томах. М., 1957. Т. 2. с. 483–484.