Страница 6 из 8
И начался рассказ с хемингуэевскими подробностями: и как он леску ставил, и как таймень переливался всеми цветами радуги, и как он «мыша» делал (специальный крючок, обмотанный шерстью), и как таймень хватал этого «мыша»…
– Старик, – все еще переживал Крючков, – я такого «мыша» сделал!.. Ну, если бы я был тайменем, я за этого «мыша» дрался бы, старик! Красавец, старик! И вот на этого «мыша» я его и взял. На лунной дорожке!
О фильме ни слова. И тогда Кирилл не выдерживает.
– Ну а фильм-то как, Афанасьич?
– Фильм-то? А что фильм? Отыграл нормально. Только на премьеру не пошел. Пришли ко мне эти ребята… монголы. Звали. Не пошел. Нет, говорю, ребята, я ваше кино смотреть не пойду.
– Не обиделись?
– А чего им обижаться? Я договаривался играть роль и сыграл ее с полной отдачей. А смотреть эту ерунду я не подряжался.
Крючков сыграл в том фильме русского перевозчика, который переправлял через реку какого-то монгольского революционера. Действительно, охота на тайменя – это куда интереснее.
О Крючкове говорили, что он может поймать рыбу даже в дождевой луже. Его менее удачливые соперники, считающие себя профессионалами в рыбацком деле, порой не могли выудить даже в запретной зоне ни одной баклешки.
Однажды Николай Афанасьевич приехал в Астрахань, и с ним захотел познакомиться секретарь обкома партии. Познакомились, поговорили о том о сем, секретарь поинтересовался, как устроился народный любимец и нет ли у него каких-нибудь просьб.
– Есть, – ответил Крючков. – Нельзя ли организовать небольшую рыбалку?
– Чего проще! Завтра же с утра пораньше и организуем.
Крючков ушел, а секретарь вызвал инспектора рыбнадзора и сказал:
– Вот что, Максимыч. К нам приехал народный артист Николай Афанасьевич Крючков. Попросил устроить ему рыбалку. Завтра же с утра и отвези его, сам знаешь куда. Но учти: Крючков, говорят, азартный рыбак, а ты не дай ему увлечься. Хоть он и народный любимец, но закон есть закон, и не нам с тобой нарушать его. Иди. Потом доложишь, что и как.
На другой день рано утром моторка рыбинспектора с артистом на борту мчалась уже вниз по Волге к дельте. У проток инспектор чуть свернул к берегу и заглушил мотор.
– Вот здесь, Николай Афанасьевич, и попробуем начать.
– Вам лучше знать где, – не стал возражать Крючков и поинтересовался: – Что ловить-то будем?
– Стерлядку.
– Стерлядку так стерлядку, – не моргнув глазом согласился Крючков, хотя никогда еще ее не лавливал.
Но инспектор уже приготовил наживку, они встали по разным бортам лодки и сделали заброс. Не прошло и минуты, как лодка качнулась – это Николай Афанасьевич присел от неожиданности.
– Максимыч, я поймал!
– Поздравляю с почином.
И тут началось: Крючков не успевал вытаскивать рыбу за рыбой, а у инспектора даже ни разу не клюнуло. И Николаю Афанасьевичу стало его жалко.
– Максимыч, – предложил он, – может, поменяемся бортами?
– А какая разница? Сами знаете, если уж не повезет, так не повезет…
– Знаю, – вздохнул Крючков.
Наконец инспектор покосился на улов и стал сматывать удочки.
– Хватит, Афанасьич. Положено не больше трех кэгэ на нос, и мы свою норму на двоих взяли. Закон есть закон.
Рыбалка сблизила их, и они незаметно перешли на «ты».
– Неудобно, Максимыч, что ты ничего не поймал. А я ведь впервые стерлядку-то ловил, – признался Крючков, – и вон сколько надергал.
– В следующий раз мне повезет, – даже не огорчился Максимыч.
Крючков отдал ему свой улов, а инспектор пригласил его к себе вечером на уху и жарёху.
За обедом же в гостинице только и было разговору среди официанток и соседей по столику, как он «запросто дергал» этих стерлядок одну за другой, а у инспектора, профессионала-рыбака, даже ни разу не клюнуло.
А в это время Максимыч докладывал секретарю обкома о «культурном мероприятии»:
– Очень довольным остался народный артист. Я его к «яме» подвез, где стерлядка кучкуется, так он там надергал килограммов шесть.
– Предупреждал же тебя, – поморщился секретарь, – не больше нормы! Сам-то еще сколько надергал?
– А у меня не клевало.
– Как не клевало? Почему не клевало? – не понял секретарь классного рыбака.
– Ну надо же было уважить гостя, – улыбнулся Максимыч. – Вот я на своих лесках крючки и срезал.
Потом этот прием использовали со всеми заезжими знаменитостями: и гостей ублажали, и закон не преступали.
Съемки фильма «Бархатный сезон», в котором был занят Николай Афанасьевич, проводились в Швейцарии. А там в городах на каждой улочке магазины и лавочки. Чего там только нет! Крючков же заходил только в те, где продавались рыболовные снасти: лески, грузила, крючки, блесны разной конструкции и конфигурации, мормышки. Из магазина он никогда не уходил, не сделав хотя бы небольшую покупку. А стоит все это там баснословных денег. Вот он все суточные в этих магазинах и лавочках и оставлял.
Его особой гордостью были приобретенные там шведские крючки. Чем они отличались от отечественных, знал, наверное, только он сам. И вот случилось ему как-то рыбачить на Черном море с замечательным человеком и артистом Борисом Токаревым. Николай Афанасьевич дал ему удочку со шведским крючком и строго предупредил:
– Когда клюнет, резко не дергай. Скушает рыба крючок – поедешь в Швейцарию за новым.
После такого предупреждения Борису Васильевичу ничего не оставалось, как больше следить за сохранностью крючка, чем за поплавком. Эта чрезмерная осторожность и сыграла с ним злую шутку.
Опасаясь, как бы крючок не зацепился за какой-нибудь кустик или за валун, Токарев осторожно положил его на ладонь, а другой рукой неосторожно дернул за леску – и крючок впился ему в мясо. Незадачливый рыбак вскрикнул от боли. Подбежал Николай Афанасьевич и, не зная, что делать, закричал:
– Рви его, Боба, рви! Крючок-то шведский!
– Не могу, – взмолился Токарев, – там же жало!
– Проталкивай его наоборот! Проталкивай! Он выйдет!
– Никуда он не выйдет – там же утолщение!
Пришлось ехать на военно-морскую базу, в госпиталь. Там крючок вырезали, и Токарев с предосторожностями вручил его хозяину.
– Легко отделался, Боба, – сказал Николай Афанасьевич, пряча свое сокровище в спичечный коробок.
– А что, могло быть хуже?
– А как же! Теперь тебе не нужно ехать в Швейцарию!
В картине «Гнёзда» Крючков играл человека, который оставил семью и ушел к Нюрке, которая торговала бочковым пивом. Нюрка родила ему двоих ребятишек, но жениться на ней он не собирался. Понял, что ошибся, и хотел вернуться в семью. Нюрку играла Клара Лучко. В своей книге «Виновата ли я?» актриса вспоминает сцену из фильма, которая никак ей не удавалась. Пьяненькая Нюрка поздно вечером возвращается из ресторана домой. Чтобы не разбудить мужика, она снимает туфли и тихонечко пробирается в спальню. А он не спит, сидит злой, заросший щетиной и спрашивает:
– Где ты была?
– Какая тебе разница, где я была? Была и была…
Тогда мужик взрывается.
– Вон дети некормленые, а ты где-то шляешься!
– А чего ты распетушился? Может, это дети не твои…
Глаза Крючкова наливаются кровью.
– Как?!
И заносит огромный кулак, чтобы ударить Нюрку. Но какая продавщица пивом будет ждать, когда ее ударят? Нюрка-Лучко должна была развернуться и со всей силы врезать ему.
И вот наступает этот момент, а у Лучко рука не поднимается, чтобы ударить Крючкова. Съемка останавливается. Репетируют еще. Ну никак не получается!
– Николай Афанасьевич, – говорит Лучко, – извините, но не могу я вас ударить!
– Как это не можешь? Это же не ты бьешь, а Нюрка. Попробуй еще.
– Нет, все равно не смогу…
– Если ты и в этот раз меня не ударишь, – теряет терпение Николай Афанасьевич, – то я тебе так врежу!..