Страница 7 из 61
На другой день Анатолий принес далеко не радостную весть. С тревогой он сообщил, что, по словам Олега, политическая полиция чуть ли не готовит для меня наручники. Генерал-губернатор запросил у высшего командования разрешение на мой арест и с минуты на минуту ждет ответа, разумеется, положительного.
Я и сам не исключал, что такое разрешение может быть получено. Однако высшее командование визы на мой арест не дало. «Вы опознали советского офицера? Это хорошо. Надо его сначала уличить в чем-либо предосудительном, а потом можно и арестовать. Нам не следует сейчас осложнять отношения с нашими советскими партнерами по КВЖД». Такой ответ получил Ху Венцзо из Пекина.
Олег сообщил, что генерал-губернатор потребовал от начальника политической полиции фактов моих «неблаговидных действий». «Советский офицер, может быть, и бывший, вряд ли находится в Цицикаре только для того, чтобы произносить тосты на банкетах». Компрометирующих меня фактов не нашлось. Генерал-губернатор был разъярен.
Потом стало известно, почему Ху Венцзо так спешил разделаться со мной: он опасался, что я могу помешать его карьере, его благополучию. Оказывается, вернувшись из советского плена, он написал донос на большую группу своих сослуживцев, бывших в плену вместе с ним. Тринадцать человек тогда казнили, а полковник Ху Венцзо был повышен в чине и получил высокий пост генерал-губернатора. Но тут появился какой-то коммерческий ревизор, который кое-что знал об истинном положении вещей, в частности о его собственном поведении в плену…
Время шло, никаких доказательств полиция представить не могла. Тогда генерал-губернатор решил поступить иначе. Не смея открыто нарушать указания свыше, он придумал комбинацию в чисто китайском стиле: вызвал к себе одного крупного торговца — клиента КВЖД и предложил ему устроить семейное торжество, а в числе других пригласить в гости и ревизора с супругой.
Внешне все выглядело вполне пристойно. С этим торговцем я действительно встречался по коммерческим делам — он не раз обращался с просьбами о вагонах для перевозки своих грузов, и в его приглашении трудно было усмотреть что-либо необычное. В пригласительном билете, составленном на русском и китайском языках, меня просили «вместе с очаровательной супругой своим присутствием осчастливить недостойных хозяев». В нем содержался целый каскад и других изысканных китайских выражений.
По замыслу генерал-губернатора этот вечер должен был быть последним в моей жизни. Однако Олег вовремя узнал о приказе генерал-губернатора начальнику полиции. А приказ был такой: захватить меня с женой, когда мы ночью выйдем из дома коммерсанта, и секретно отправить нас в тюрьму. Не удастся — убить на месте, свалив все на разбойников-хунхузов.
Генерал-губернатор оказался настолько предусмотрительным, что приказал даже заготовить для отдела происшествий в местной газетенке сообщение, что в ночь на такое-то число таинственно исчез вместе с супругой ревизор коммерческой службы западного участка КВЖД такой-то.
Мы действительно исчезли. Но не так, как планировал генерал-губернатор.
Держа перед собой пригласительный билет с тисненными золотом розами, я долго размышлял, как быть… Идти на банкет — это идти навстречу своей смерти. Сбор гостей назначен к десяти вечера — тоже с умыслом: ночью легче расправиться с нами, не будет свидетелей… Ну, а что делать? Стоп! В это же время — около десяти — через станцию Цицикар проходит экспресс в Харбин. Хорошо бы воспользоваться таким совпадением!
До семейного торжества у моего клиента еще больше суток. Продолжаю как ни в чем не бывало принимать посетителей, а у самого голова буквально пухнет от раздумий. Сколько всего надо предвидеть и предусмотреть! Главное, нужно усыпить бдительность полиции и прежде всего «казенной» наблюдательницы за нами — тетки Аграфены.
И Анатолий и Олег предупреждали, чтобы мы были с ней осторожны — она является платным агентом политической полиции. Я и сам не раз убеждался в этом. На своих вещах и в письменном столе я замечал следы ее поисков «доказательств», которых требовал генерал. Копалась она и в корзине, куда я бросал разные бумажки, черновики актов и документов, касавшихся ревизорских дел.
Как же все-таки обмануть полицию, помешать ей разгадать возникший у меня план?
Я написал записку жене и послал ее с курьером коммерческого агентства дороги, при котором был мой служебный оффис. В этой записке я сообщал, что завтра, в субботу, у нас днем будут гости, и просил жену подготовить обед. Просил также напомнить Аграфене, чтобы она погладила мой визитный костюм, так как потом мы пойдем к моему клиенту, любезно пригласившему нас на свое семейное торжество.
Мой расчет заключался в том, что курьер — он так всегда делал — покажет записку полицейскому, дежурящему около нашего агентства. Не исключено, что и Аграфена прочтет эту записку, когда курьер принесет ее к нам домой.
Надо было убедить своих противников, что я ничего не подозреваю, совершенно беспечен — иду в гости, принимаю гостей…
Наступила суббота. Удастся ли осуществить план бегства? Жену я решил пока не волновать. Скажу потом, перед самым уходом из дома.
Днем пришли знакомые, играл патефон, танцевали на веранде, веселились…
Вечером стали собираться к коммерсанту — он жил на окраине в роскошной вилле. Послали Аграфену за извозчиком. Теперь следовало сказать жене, что нас ожидает. И сказать осторожно, спокойно — женщину могут подвести нервы. О кознях генерал-губернатора говорить не стоит. Просто, мол, обстоятельства сложились так, что нам нужно тайно скрыться сегодня же.
— Что случилось? — растерянно спросила жена, когда я коротко рассказал ей о своих намерениях.
— Пока ничего, но может случиться, лучше уйти от греха подальше.
— А как же вещи?
— Ничего трогать не надо. Пусть все останется как есть. Все будет хорошо, моя дорогая, — старался я подбодрить ее.
Вскоре вернулась Аграфена. Жена наказала ей с утра сделать кое-какие закупки, дала деньги на расходы. Мы сели в экипаж и поехали. Единственная вещь, которую я с собой захватил, — это букет цветов для именинницы, а жена взяла сумочку, японский зонтик и изумительную по красоте и изяществу ночную рубашку, которая легко продевалась через маленькое колечко. Женщина все-таки удивительное существо: даже в самые трагические минуты жизни она остается женщиной…
На развилке дорог я приказал извозчику свернуть в сторону железнодорожной станции. Взглянул на часы: без двадцати десять. До отхода поезда — семнадцать минут. Успеть бы! Ехать недалеко, однако все же толкаю в бок извозчика:
— Поживей, любезный, поживей!
— Хоросе, капитана, хоросе…
Вот и станция. Подъезжаем к поезду, но не от перрона, а с другой стороны. Раздается третий звонок. Неужели опоздаем? На паровозе дали свисток и выпустили пар — сейчас двинется. Бежим к первому попавшемуся вагону. Подсаживаю жену на ступеньку, открываю своим служебным ключом дверь (ревизор имеет право контроля пассажирских поездов), и мы в тамбуре.
В это время распахнулась дверь, ведущая из тамбура в вагон, и перед нами оказался сам начальник поезда. Он узнал меня и воскликнул:
— Господин ревизор, какая честь! Позвольте проводить вас в спальный вагон.
Действительно, вагон третьего класса, в который мы случайно попали, не очень-то соответствовал моей по тем временам достаточно высокой должности. Начальник поезда предоставил нам двухместное купе в международном вагоне.
Ночь езды… Ночь бессонная, тревожная…
Утром — в Харбине. Надо найти кого-нибудь из товарищей или хотя бы знакомых. Их немного, но они есть. Как нарочно, сегодня воскресенье и ни один телефон не отвечает. В гостиницу идти нельзя — клиенты гостиницы учитываются полицией.
Ждать невозможно. Дорога каждая минута. Решаем с женой разделиться — поодиночке легче будет пробиваться к своим. Первым же поездом отправляю жену на станцию Маньчжурия. Я дал жене адрес нашего консульства — как советской гражданке ей там помогут перебраться на советскую территорию. Сам держу курс в противоположную сторону — во Владивосток. Доеду до Пограничной — так тогда называлась конечная станция КВЖД, — а потом попытаюсь перейти нелегально «зеленую границу». Пригодится знание местности — я когда-то недалеко от этого района партизанил.