Страница 48 из 61
Когда умер царь Борис, переговорами с англичанами и американцами занялся регент Филов — ярый фашист, ведущая антисоветская фигура на политическом горизонте тогдашней Болгарии. Снаряжая в Турцию очередного парламентера, он так напутствовал его: «Передайте, что Болгария могла бы стать крепостью против большевизма при условии, если будет упрочен существующий в ней в настоящее время режим и обеспечено ее единство. В случае, если болгарскому народу придется пережить еще одно разочарование в своей борьбе за объединение, он впадет в отчаяние и поддастся большевизму». Профашистские правители Болгарии не теряли надежды, что англичане и американцы введут свои войска в страну прежде, чем в нее войдет Красная Армия.
Да, председатель Святейшего Синода был в курсе не только церковных дел. Теперь он нередко знакомил меня с тайными замыслами реакционных руководителей Болгарии. Надежным местом наших встреч иногда служила его машина с правительственным номером. Увидев ее, полицейские и жандармы торопливо поднимали шлагбаумы и давали нам «зеленую улицу». Водил машину племянник владыки — глубоко преданный своему дяде человек.
Митрополит Стефан, видимо, окончательно сделал выбор. На одном из обедов он провозгласил тост за дружбу и сотрудничество. Я с удовольствием поддержал его, ибо уже имел возможность убедиться, что это не пустые слова.
Как-то владыка заметил, что наши поездки в «кадиллаке», встречи в монастырях стали привлекать внимание каких-то подозрительных личностей, и предложил другой способ общения. Его записочки, передаваемые через одного из доверенных священников, содержали ценные сведения, разоблачающие предательскую по отношению к своему народу политику монархо-фашистских правителей.
— А как вы думаете, ваше блаженство, — спросил я его однажды полушутя, — не противоречит ли священному писанию наша с вами переписка?
Митрополит Стефан, не задумываясь, вполне серьезно ответил:
— Ни в коем случае. Если господь бог узнает, какому святому делу эта переписка служит, он простит нас, грешных, и благословит. Ведь болгарское духовенство в тяжелые годы всегда было на стороне народа, не правда ли?
Вспоминая спустя годы эти события, я порой с удивлением думаю: неужели все это действительно было?
В стране, где хозяйничали гитлеровцы, свирепствовала охранка, я, советский человек, разъезжал в автомобиле члена профашистского правительства, председателя Святейшего Синода и вел с ним, прямо скажем, небезопасные для нас обоих беседы! Даже в приключенческом романе это выглядело бы не очень правдоподобно. А тут ничего не выдумано. Подчас жизнь оказывается богаче самой замысловатой фантазии.
КОГДА ЧАСЫ ПРОБИЛИ ПОЛНОЧЬ
Советские войска были уже в Румынии. Еще немного и они вступят на болгарскую землю…
В конце августа сорок четвертого года митрополит Стефан сообщил мне, что болгарское правительство вновь предпринимает попытку договориться с американцами и англичанами с целью предупредить вступление в страну Красной Армии. Через Турцию в Каир для тайных переговоров направляются представитель торгово-промышленного капитала Стойчо Мошанов и военный атташе Болгарии в Турции полковник Желязков.
— Будьте уверены, господа, — заявил Мошанов на заседании совета министров перед своим отъездом, — я спасу Болгарию от большевиков.
Как потом стало известно, в Стамбуле Мошанов встретился с вице-консулом США, американским разведчиком Бляком. После этой встречи Мошанов записал в своем дневнике, что американец «выразил оптимистическое мнение в отношении дальнейшей судьбы Болгарии». Нетрудно догадаться, каким рисовалось в их воображении будущее страны. Во всяком случае, «оптимистическое мнение» заокеанского деятеля так воодушевило болгарского капиталиста, что, как было сказано в том же дневнике, он и Желязков сфотографировались вместе с Бляком на память.
Из Турции Мошанов и Желязков на английском военном самолете прилетели в Каир. Здесь они связались с английским послом Хьюгеном, который согласился стать посредником в переговорах. «В помощь договаривающимся сторонам» посол рекомендовал двух своих сотрудников — советника посольства Стилла и бывшего руководителя болгарского отдела английской разведки майора Уатсона.
Одним словом, английские и американские дипломаты и разведчики делали все, чтобы сохранить в Болгарии капиталистические порядки и не дать болгарскому народу возможности самому решать судьбу своей страны.
Целую неделю стояли наши войска у границ Болгарии на Дунае, но никаких изменений в антисоветской политике реакционного болгарского правительства не было. Гитлеровцы по-прежнему без помех эвакуировали через болгарскую территорию свои воинские части, военную технику и все, что они награбили на советской земле. В запломбированных вагонах они увозили в Германию военнопленных и гражданское население — так называемых перемещенных лиц. Переговоры с англичанами и американцами в Стамбуле и Каире вселяли в монархо-фашистское руководство Болгарии уверенность, что оно сможет продолжать прогитлеровский курс до «победного конца», то есть до прихода американских и английских войск.
В первых числах сентября сорок четвертого года правящие круги Болгарии решили «подновить» состав правительства. Было наспех сколочено «демократическое правительство», во главе которого встал еще один «спаситель Болгарии», как он сам себя величал, человек, близкий к царскому двору, — Константин Муравиев. Однако на политику, проводимую реакционной болгарской верхушкой, это никак не повлияло.
5 сентября 1944 года кабинет министров заседал необычно долго. Господин Муравиев был настроен благодушно. Только что министр иностранных дел огласил последнее сообщение из Каира от Мошанова и Желязкова. Они заверяли, что любой ценой предотвратят гибель Болгарии, имея в виду, конечно, гибель капиталистического строя — ведь именно этого «демократы» боялись больше всего.
— Не будем, господа, заранее праздновать победу, но и не будем терять надежды, — сказал новый премьер, завершая прения. — Я уверен, что Черчилль не допустит, чтобы в нашу страну вошла Красная Армия. Английские войска придут нам на помощь заблаговременно. Такого же мнения и регент Кирилл, с которым я сегодня утром имел беседу. Общими усилиями мы преградим путь большевикам.
Время было позднее, все уже собрались расходиться, однако в последний момент в зал заседаний вбежал взволнованный секретарь и что-то зашептал на ухо своему патрону.
— Господа! — обратился к присутствующим Муравиев. — Сейчас в наше министерство иностранных дел позвонили из советского посольства. Их поверенный в делах требует срочно принять его по особо важному делу.
Послышались тревожные голоса:
— Почему требует?
— По какому важному делу?
— Спокойствие, господа. — Муравиев поднял руку, призывая к тишине. — Я думаю, что советского представителя надо принять. Но не мне одному, а всем составом кабинета министров. Мы должны показать, господа, свою уверенность, свое единодушие…
Не прошло и получаса, как секретарь доложил о прибытии представителя советского посольства. Стрелки часов приближались к полуночи.
Муравиев направился было к дверям, чтобы встретить советского дипломата, но, видно, передумал и вернулся к столу. Однако он не сел, а остался стоять. Глядя на него, все министры тоже поднялись со своих мест.
В зал заседаний быстрым шагом вошел наш поверенный в делах и, подойдя к Муравиеву, громко и отчетливо произнес:
— Господин премьер-министр, я имею указание Советского правительства вручить вам ноту.
Он вынул из портфеля сложенный вдвое лист бумаги с отпечатанным на машинке текстом, развернул его и стал читать:
— «Болгария до настоящего времени отказывается разорвать с Германией, проводит политику так называемого нейтралитета, а в действительности оказывает этим прямую помощь Германии, спасая ее отступающие военные силы от преследования Красной Армии… Советское правительство больше не считает возможным сохранять свои отношения с Болгарией и заявляет, что не только Болгария находится в состоянии войны с СССР, в чем, по существу, она находилась и ранее, но и Советский Союз отныне будет находиться в состоянии войны с Болгарией».