Страница 27 из 46
Теперь в кабине царила тишина, только где-то вдалеке верещали перепуганные обезьяны. И тишина эта становилась все тревожнее с каждой секундой.
— Помогите мне отцепиться! — крикнул Андрей, чтобы только ее нарушить.
Но ему никто не ответил.
Альварес неподвижно лежал в углу, уткнувшись лицом в пол. Из кабинки пилота не доносилось ни звука.
Кое-как, срывая ногти, Андрей отцепил ремень и бросился к профессору.
— Альварес!
Тот глухо застонал и медленно приподнялся. Все лицо его было залито кровью.
— Что с вами?
— Не знаю. А что с Джонни?
Андрей, скользя по накренившемуся полу, подобрался к пилотской кабинке и заглянул в нее.
Джонни сидел на своем месте в каменной позе какого-то истукана. Андрей даже подумал, что он убит наповал, и с трепетом тронул его за плечо.
Летчик медленно обернулся.
— Вы живы? — с облегчением спросил Андрей.
Джонни ничего не ответил и, снова отвернувшись, уставился на приборный щиток, усыпанный осколками стекла.
Андрей вернулся к Альваресу. Тот все еще грузно сидел на полу, неловко привалившись к стенке.
— Вытрите мне лицо, — попросил он. — Глаза слипаются, ничего не вижу. Это кровь?
— Кровь. Не трогайте руками, можете занести инфекцию. Сейчас я достану аптечку.
Андрей отыскал спирт и начал тампоном осторожно стирать кровь с лица профессора. Руки плохо слушались его.
Альварес морщился.
Правый глаз у него весь заплыл, над бровью виднелась глубокая рана. Андрей начал бинтовать ее.
— Голова трещит, прямо раскалывается, — пожаловался профессор. — А что с Джонни?
— Цел. Сидит у себя в кабинке.
— А машина?
— Не знаю.
— Чего же он ее не осмотрит? Эй, Бэтмен!
— Ну, — глухо откликнулся Джонни.
— Что с машиной, почему ты не посмотришь? Или собираешься везти нас дальше, прямехонько на тот свет? — оживая, сердито спросил Альварес.
Летчик ничего не ответил.
Андрей открыл дверцу и помог профессору выбраться из самолета.
С первого взгляда было ясно, что дела плохи. Самолет стоял, накренившись на левое крыло и уткнувшись мотором в землю. Винт сломан, обшивка крыла сильно ободрана.
— Н-да, — пробормотал Альварес. — Как мы уцелели, трудно понять. А ты что, не собираешься вылезать? — неуклюже задрав забинтованную голову, крикнул он летчику, все так же неподвижно сидевшему в своей кабинке.
— Я не могу вылезти, — угрюмо ответил Джонни.
Они бросились к нему.
— В чем дело? Ты ранен? — спросил Альварес.
— Рука не поднимается.
— Что же вы сразу не сказали, что ранены? — спросил Андрей. — Я думал, у вас все в порядке.
Они помогли летчику выбраться из кабины.
На подбородке у Джонни было несколько ссадин, левая рука безжизненно повисла, словно обрубленная ветвь.
Распоров замасленный комбинезон летчика, Андрей начал осматривать руку.
— Здесь больно?
— Больно.
— Почему же вы не скажете?
— Хваленый индейский стоицизм, — вмешался Альварес. — Ты уж, пожалуйста, говори, где именно у тебя болит, а то доктор не разберется. Сидит себе, а я думал, ты вообще не ранен. Ну что, доктор?
— Боюсь, перелом ключицы. На всякий случай забинтую покрепче. Хорошо, хоть не открытый.
Подложив под мышку поврежденной руки толстый валик из тряпок, Андрей крепко прибинтовал его к обнаженному телу летчика, радуясь в душе, что не поленился в горячке сборов проштудировать учебники и освежить в памяти врачебные познания. Вот они и пригодились.
После перевязки Джонни осмотрел самолет, а потом они уселись в тени, чтобы обсудить положение.
Оно было нелегким. У самолета сломаны не только винт, но и шасси. Отремонтировать его здесь собственными силами невозможно. Придется пока оставить машину и пешком пробиваться к реке, до нее, по расчетам Джонни, километров шестьдесят. А там надо построить плот и плыть на нем до лагеря лесорубов — самый разумный вариант.
— Но сначала я покажу вам обещанный город, — сказал неожиданно Джонни. — Это будет небольшой крюк, миль восемь.
— Какой там еще город, когда у тебя сломана рука! — напустился на него профессор. — Тебе надо поскорее в больницу…
— Нет, сначала город. А то вы подумаете, будто я вас обманывал.
Андрей с профессором переглянулись.
Андрею показалось, что уцелевший глаз профессора сверкал из-под повязки разгорающимся азартом исследователя, или он приписывал ему свои собственные желания? Уж очень было обидно возвратиться ни с чем, оказавшись так близко от затерянного города…
Альварес неопределенно хмыкнул и опустил голову.
— Но, Джонни… Вам в самом деле нужно поскорее в больницу, — не очень уверенно сказал Андрей — Вам нужен покой.
— Я пойду к реке только через город, — сказал Джонни. И добавил, вставая: — Или оставьте меня здесь, буду чинить самолет.
— Это одной-то рукой? — проворчал Альварес. — Ты упрям как мул. Ладно, утром посмотрим, куда идти. А сейчас давайте закусим. Что-то у меня аппетит разгорелся. Может, это нервное, а, доктор? Разрядка после потрясения? Разжигайте костер, а я достану продукты.
Он полез в самолет и начал выбрасывать из него гамаки, лопаты, кастрюльки.
Андрей принялся разжигать костер.
— Черт, никак не найду этот проклятый мешок с аварийным запасом. Мы же не израсходовали его в прошлый раз. Куда он делся? Вы не видали?
— Не ищите его, — хмуро сказал летчик.
— То есть как не ищите? — профессор уставился одним глазом на летчика, забавно, по-птичьи, склонив забинтованную голову набок. — Ага, понимаю… Ты все сожрал и пропил со своими дружками — и консервы и шоколад. Так?
Джонни, отвернувшись, мрачно молчал.
— Madre de Dios! Хорошенькое дело! — заорал профессор, грозя ему кулаком. — Теперь нам нечего есть. Ты понимаешь, в какое положение нас поставил?
— Ну, теперь бесполезно кричать, — примирительно сказал Андрей. — У меня в сумке есть плитка шоколада и галеты…
— Галеты! — фыркнул Альварес, уничтожающе посмотрев на него. — Шоколад! — и, махнув рукой, скрылся в самолете.
Итак, положение их неожиданно резко ухудшилось. До ближайшего: жилья — полторы сотни миль через непроходимый лес. Никаких продуктов у них нет. Придется кормиться охотой. Хорошо хоть Джонни не пропил и экспедиционную винтовку с тремя десятками патронов.
Выгрузив из самолета все вещи, которые предстояло взять с собой, они начали маскировать машину срубленными ветками. Джонни помогал им одной рукой, не обращая внимания на свирепые окрики Альвареса и уговоры Андрея. Теперь, наученные горьким опытом, они закрыли самолет гораздо тщательнее, чем в тот раз…
Потом развесили гамаки и в быстро сгущающихся сумерках сели перекусить, разложив на куске брезента все, что нашлось съедобного: плитку шоколада, начатую пачку соленых галет и два подгнивших апельсина. Сердито сопя, Альварес разделил все это на три равные кучки.
Джонни не притронулся к своей порции.
— Ешь, не валяй дурака! — накинулся на него профессор. Но вскоре сдался и махнул рукой: — Черт с тобой, упрямый мул. Но завтра — никаких фокусов. Мы пойдем прямо к реке. У тебя сломана рука, у меня раскалывается голова, продуктов нет. Эх, жалко, Чако мы не взяли, он бы охотился. Нам сейчас не до затерянных городов. Ты один знаешь, куда нас завез и как отсюда выбираться. Так вот, я тебе приказываю как начальник экспедиции, который тебя нанял: мы идем прямо к реке!
Джонни встал и пошел к своему гамаку.
Уморившись, все спали крепко. А рано утром, едва над головами в густой листве забрезжила заря и начали перекликаться проснувшиеся птицы, быстро свернули свой нехитрый лагерь и тронулись в путь.
Джонни показал, в какую сторону идти. Альварес подозрительно посверлил его непроницаемое лицо своим единственным глазом, потом неловко задрав перевязанную голову, долго высматривал, где за деревьями вставало солнце, что-то прикидывая и проверяя.