Страница 54 из 63
Да, похоже на то, что этот арест — дело рук Джекобса. Повидимому, он встревожен успехом лебедевского театра и старается избавиться от конкурента… Так решил Голукнат Дас. Но Суон-сахиб ни в чем не виновен, рано или поздно все разъяснится.
Голукнат должен сделать все, чтобы помочь другу.
Происшествие это обеспокоило и братьев Голукната. Лебедева они лично не знали и симпатий к нему не питали, но, к сожалению, его дружба с Голукнатом была известна всем, а главное, капитану Ллойду! Тогда удалось уладить дело за пятьсот рупий — теперь оно может грозить полным разорением.
Финансовые дела братьев Дас изрядно пошатнулись.
Огромную сумму налога пришлось внести в казну. Имение приносит одни убытки. А теперь еще предстоит выплатить Голукнату стоимость его доли! Он согласился немного подождать, но и новый срок уже на исходе… Ох, этот Голукнат, от него одни только неприятности!..
И вдруг Рагхуната осенила блестящая мысль…
Час спустя он сидел в кабинете капитана Ллойда.
— Узнав о том, что русский музыкант заключен в тюрьму, — говорил он Ллойду, — я счел своим долгом принести извинение в том, что наша усадьба служила приютом этому преступнику. Ни я, ни Руплал Дас в этом невиновны, однако третий наш брат…
— Не беспокойтесь, бабу, — милостиво прервал его капитан, — вам ничто не угрожает!
— Благодарю, сахиб!.. Однако третий наш брат, Голукнат Дас, действительно виновен в том, что укрывал этого человека, а быть может, и помогал ему также другими способами. Ему-то бунт райотов не принес ущерба: ведь он продал нам свою часть имения. Не кажется вам это странным?
Ллойд с недоумением посмотрел на собеседника:
— Зачем вы мне это говорите? Ведь я обещал, что никто из братьев Дас не пострадает. Обещание свое я сдержу!
— Нет пределов нашей благодарности, сахиб… Но, будучи преданными слугами британского раджа, мы глубоко огорчены поведением одного из членов нашей семьи. Ни я, ни младший брат и компаньон мой — Руплал не имеем намерения брать его под защиту. Пусть свершится правосудие!
Ллойд продолжал пристально смотреть на Рагхуната, стараясь разгадать, что кроется за этими лицемерными тирадами.
— Пусть благородный сахиб великодушно извинит меня за то, что я не уплатил мой долг сполна, — продолжал Рагхунат. — Вот причитающийся с меня остаток…
— Можете быть спокойны, бабу…
Голукнат Дас был вызван в полицию. Он отправился туда совершенно спокойно, скорее с радостью: представлялся удобный случай похлопотать за друга. Жаль только, что в этот день он чувствовал себя совсем худо. Было трудно дышать… и эта мучительная боль в груди!
К его великому удивлению, вместо того чтобы спрашивать о Лебедеве, ему самому были предъявлены обвинения: сообщничество с заговорщиками, подстрекательство райотов к бунту. Голукнат не верил ушам своим.
— Обвинения эти ложны от начала до конца, — сказал он, с трудом произнося слова; от волнения дышать становилось еще труднее. — Всем известно, что я никогда не занимался политическими делами… Да и как мог я подстрекать к бунту крестьян, если земли, которые они арендуют, принадлежат моей семье!
— Однако незадолго до известных событий вы почему-то отказались от принадлежавшей вам части этих земель и продали ее братьям, — язвительно заметил капитан. — Уж не потому ли, что заранее предвидели бунт и не хотели терпеть убытки?
— Как вам не стыдно предполагать такое… такую подлость! — воскликнул Голукнат задыхаясь.
— Осторожно, бабу! — заорал англичанин. — Много себе позволяете!.. Здесь вы не брахман и не пандит, а такой же подданный, как другие туземцы. И если я приду к убеждению, что вы виновны, то немедленно посажу вас под замок!
Голукнат дышал прерывисто и трудно, как рыба, вынутая из воды. Только бы прекратилась эта боль! Хоть на время… на несколько минут!..
Боль действительно чуть стихла, и старик сказал тихо:
— Я думал, что времена Уоррена Хастингса миновали. Оказывается, это не так!
— Не болтайте вздор! — грубо оборвал его Ллойд. — Известно ли вам, что после долгого разбирательства процесс мистера Хастингса окончился его полным оправданием? Уоррен Хастингс — один из выдающихся деятелей нашей истории, и нечего каждому грязному индусу порочить его славное имя!
— Можете делать со мной все, что вам угодно!.. — сказал Голукнат с достоинством. — Повторяю: обвинение ваше ложно. Что касается мистера Лебедева, то считаю его честнейшим человеком и очень горжусь дружбой с ним.
— О да, — сказал Ллойд язвительно, — дружба у вас действительно очень тесная! Говорят, вы даже согласились уступить ему жену?
Голукнат Дас медленно поднялся с места. Он стоял выпрямившись, величественный и страшный в своем справедливом гневе. Капитан Ллойд понял, что хватил через край.
— Не обижайтесь! — пробормотал он. — Это просто шутка.
Голукнат поднял руку, как бы занеся ее над ничтожным человеком, и вдруг пошатнулся. Он схватился за спинку кресла, ища опоры, и вместе с ним рухнул на пол.
Рагхунат и Руплал, сопровождаемые многочисленной свитой, отправились в полицию за телом умершего брата.
Капитан Ллойд встретил их смущенно, бормоча извинения и оправдания…
— Не огорчайтесь, сахиб! — Рагхунат поклонился. — Мы скорбим о потере брата, но никого не виним. Он был тяжко болен, смерть давно уже подстерегала его.
…Следуя пешком за крытыми носилками, братья углубились в деловые расчеты.
— Итак, — сказал младший, — как ни жаль его, однако хорошо, что не придется выплачивать выкуп за имение.
— А Радха?
— Да ведь у нее нет детей. Разве бездетная вдова имеет право на наследство?
— Да, но брат оставил письменную просьбу о выделении ей доли…
— Мы не обязаны ее выполнять.
— Глупец! — буркнул Рагхунат. — Об этом знают многие. О нашей достопочтенной семье не должно ходить никаких сплетен.
— Значит, придется уплатить, — сказал покорно Руплал.
— Конечно! Впрочем, может быть, и не придется…
— Не понимаю.
— Она так скорбит, эта бедная Радха! Мне кажется, ей нестерпимо будет остаться без супруга и, по священному обычаю, она пожелает последовать за ним…
— Сатти?..
Рагхунат печально развел руками. Младший брат поглядел на него с нескрываемым восхищением.
XI
Сатти
Радха сидела у себя в спальне, устремив воспаленные, широко открытые глаза в одну точку. Вокруг толпились женщины: жены братьев, родственницы, служанки; они утешали ее скучными, старыми, как мир, словами, полагающимися в подобных случаях.
Радха молчала.
— Она бесчувственна, как камень! — шептала Читра своей подруге, младшей жене Рагхуната. — Конечно, она не любила этого старца — сама же мне в этом призналась, — но все-таки он был ей супругом!
— Порядочной женщине полагается оплакивать умершего мужа, — поддакивала та. — Порядочная женщина должна причитать, обливаться слезами. А эта… ни стона, ни слезинки!
— Оба они постоянно нарушали закон, — сказала Читра. — Посмотрим, как ей это удастся теперь, когда она одинока…
Да, Радха осиротела… Совершенно одинокая в чужом, враждебном доме! Все здесь ненавидели Голукната, а теперь радуются его смерти. При первом же случае они все накинутся, чтобы погубить и ее…
Она думала о муже, который был ей скорее отцом, но таким нежным и любящим, каким, кажется, не бывает ни один настоящий отец. Кто утешит ее в таком горе? А он, этот русский? Его она любила, теперь можно признаться! Кажется, и он любил ее… Пока был жив Голукнат, она да, вероятно, и Суон-сахиб никогда не дали бы воли своим чувствам. А теперь?.. Кто знает, что могло бы быть теперь!.. Но Суон исчез из ее жизни так же, как и супруг. Его заперли в темницу… И если когда-нибудь отпустят, все равно она больше не увидит его. Она обречена на вечное затворничество. Что же осталось Радхе? Какое утешение, какая надежда?.. Непроглядная тьма вокруг, ни малейшего просвета…