Страница 12 из 63
Патрик, взяв руку женщины, ощутил слабое, едва слышное биение. Вдруг дрожь пробежала по туловищу женщины, на губах показалась пена.
— Конец! — сказал Деффи, опустив безжизненную руку.
— Что же это? Чума? — На глазах у Лебедева были слезы.
— Нет, сахиб. — Сону покачал головой. — Это голод!..
Сону спокоен, даже не удивлен. Чему удивляться?
Удивляться можно богатству, роскоши, изобилию, а голод — дело обычное, он всегда рядом…
Лебедев приказал отнести ребенка в телегу и дать ему несколько глотков кокосового молока. Может быть, еще удастся спасти едва теплящуюся жизнь…
В соседней хижине лежали пять мертвецов: старик, две женщины, девочка лет десяти и мужчина. В других жилищах они нашли нескольких крестьян, дошедших до последней степени истощения, но еще живых.
Их вынесли из зловонных хижин. С помощью Патрика Лебедев принялся осторожно кормить несчастных. Они постепенно приходили в себя. Младенца спасти не удалось.
Между тем солнце зашло. Нужно было двигаться дальше. Сону уверял, что сравнительно недалеко должен находиться небольшой шултри (так в южной Индии назывались придорожные постоялые дворы). Лебедеву очень не хотелось покидать голодающих на произвол судьбы, однако не мог же он везти их с собой! Оставив в деревне часть своих продовольственных запасов, Лебедев приказал трогаться в путь.
Рангуин что-то пробормотал. Герасим Степанович не понял слов, но тон ему не понравился.
— Что он говорит? — спросил Лебедев у своего ученика.
— Что этим людям все равно суждено умереть, и не следует отдавать им пищу, которой нам самим, возможно, не хватит.
— Вот как!.. — Лебедев нахмурился. — Ты тоже так думаешь, Сону?
Сону посмотрел ему в глаза:
— Нет, сахиб! Я так не думаю.
— Послушай, Рангуин! — сказал Лебедев сердито. — Вижу я, что ты не только обучил змею, но и сам у нее кое-чему выучился. Никогда не повторяй при мне подобного, не то я прогоню тебя. Понял?
Рангуин не ответил и угрюмо отошел в сторону.
Освещая дорогу зажженными факелами, они выехали из деревни. С разных сторон слышались странные звуки: вой, похожий на плач ребенка, визг, рычанье. Это шакалы и гиены спешили на свое отвратительное пиршество.
Проехав еще два коса, путники увидели впереди огонек и скоро очутились у ворот постоялого двора.
Шултри был невелик; он состоял всего из одной комнаты и крытой веранды. У входа стоял паланкин. Носильщики сидели под навесом на корточках вокруг дымящегося котла. Индийцы-музыканты обменялись с ними приветствиями и остались на веранде. Лебедев с Деффи вошли в комнату, освещенную колеблющимся пламенем масляной плошки. Посередине на ковре сидел человек в европейском платье; перед ним на широких листьях лотоса были разложены различные кушанья, распространявшие аппетитный запах. Он учтиво поднялся и произнес по-английски:
— Прошу разделить со мной ужин, джентльмены!
Лебедев поблагодарил: у них с собой вполне достаточно провизии. Но незнакомец продолжал настаивать, уверяя, что никак не справится один со столь обильной едой.
— Мой повар путешествует со мной, он большой мастер. Надеюсь, его стряпня придется вам по вкусу.
Дольше отказываться было просто невежливо. Они представились друг другу. Незнакомец отрекомендовался Иоганном Хаафнером. Он был голландцем по национальности и служил в должности коммерческого агента голландской фактории в Негапатаме 18.
Хаафнер возвращался домой из деловой поездки.
Узнав, что один из его новых знакомых — русский, коммерсант очень обрадовался: его покойный дед бывал в Петербурге в царствование императора Петра I.
— С детских лет я мечтал отправиться в вашу страну, — продолжал Хаафнер. — Многие из моих знакомых в Нидерландах ведут с Россией очень выгодные торговые дела…
К Патрику Деффи голландец отнесся более сдержанно, тем не менее угощал обоих радушно и любезно. Кухня действительно оказалась превосходной: пилав из курицы и традиционный индийский кхерри из жареного риса и овощей, обильно приправленных перцем, мускатным орехом, гвоздикой; печеные бананы с яйцами, неизменные чапати — пресные лепешки из пшеничной муки и, наконец, различные плоды. Обжигавшую рот острую пищу запивали пальмовым вином. Лебедев ел с удовольствием; вдруг лицо его омрачилось:
— Ах, господа, господа! Подумать только: вот мы здесь наслаждаемся вкусной пищей, а рядом целые деревни погибают от голода.
Он рассказал голландцу о том, что им привелось видеть.
— Я живу в Индии уже пятнадцать лет. Не раз приходилось мне наблюдать подобные картины.
— В чем же причина? — спросил Лебедев. — Климат?
— Да, конечно, климат… Но главным образом — дурные правители… Англичане.
Герасим Степанович с некоторым смущением взглянул на Деффи. Хаафнер заметил этот взгляд:
— Кажется, я невольно обидел вашего спутника? В таком случае, прошу меня извинить, и не станем больше возвращаться к этой теме.
Но Патрик возразил спокойно:
— Можете не стесняться. Я не вхожу в Совет директоров Ост-Индской компании и даже не являюсь ее акционером.
— Рад слышать это из уст англичанина. Что ж, если угодно, я буду продолжать… Климат здесь действительно тяжкий: то засухи, то ужасные наводнения. Поэтому с древнейших времен здешние правители обращали большое внимание на строительство каналов, плотин, колодцев. Но вот явились просвещенные европейские купцы — господа британцы. Они строят крепости, казармы, торговые склады, конторы, роскошные особняки и виллы, но нисколько не заботятся о важнейших оросительных системах: о каналах, плотинах… Вот и последствия!
— Верно, — подтвердил Деффи.
— Мало того, — продолжал Хаафнер, все больше увлекаясь. — Ост-Индская компания сама, словно намеренно, вызывает голодные моры. Она собирает в своих амбарах огромные запасы риса и зерна, а когда наступает неурожай, продает их по самым высоким ценам…
— О да! — послышался возглас.
Это был Сону. Он сидел на корточках у двери и с интересом слушал.
Хаафнер посмотрел на Лебедева.
— Пусть послушает. Его это касается больше, чем нас, — сказал Герасим Степанович.
Голландец был явно недоволен:
— Я все-таки не хотел бы…
— Сону! Выйди отсюда, мой мальчик… Потом я объясню тебе.
Сону тотчас же вышел из комнаты.
— Не советую вам, сударь, пускаться в откровенности с этим народом. Мы, белые, можем между собой говорить все что угодно, но им этого слушать не нужно.
— Есть русская пословица: «Не выноси сора из избы», — усмехнулся Герасим Степанович. — Так, что ли?
— Очень метко сказано!.. Итак, вернемся к нашей теме. Возьмем для примера хотя бы то, что вы наблюдали сегодня по соседству. По чьей милости погибли жители этого селения? Я отвечу вам, господа: по милости Поля Бенфильда…
— Кого? — воскликнул Лебедев. — Как вы сказали?!
— Поля Бенфильда, — повторил голландец. — А почему это вас так удивляет?
Но Герасим Степанович уже овладел собой:
— Ничего особенного… Некогда я знавал человека с такой фамилией… Прошу вас, мистер Хаафнер, продолжайте.
— О! — воскликнул голландец. — Бенфильд — это своего рода знаменитость. Еще пятнадцать лет назад он был мелким чиновником Ост-Индской компании, а теперь ворочает миллионами. Диктует свою волю не только здешним властям, но и правительству в Лондоне. Его огромное состояние нажито вымогательствами, взятками, мошенническими операциями, бессовестным ростовщичеством… Что же удивительного: подобные нравы здесь стали обычными с легкой руки Уоррена Хастингса 19, этого дьявола в человеческом образе…
— Уоррен Хастингс уже смещен со своего поста, — заметил Деффи.
— Знаю, — сказал голландец. — Пришлось-таки убрать его — слишком уж он зарвался. Его наглые насилия и грабежи вызвали возмущение даже в Лондоне. Однако в Мадрасе господин Бенфильд остался и продолжает процветать… Разве не писали откровенно в лондонских газетах, что этот мошенник и его сообщники сыплют взятками направо и налево? Вам, конечно, знакома эта громкая история о «долгах навваба»?
18
Негапатам — порт на Коромандельском берегу, принадлежавший голландцам.
19
Уоррен Хастингс — генерал-губернатор британских владений в Индии в 1772–1785 годах. Резиденцией его была Калькутта.