Страница 98 из 114
Глава 25
В сознание Джеймса вторгались чьи-то голоса. Их настойчивое жужжание раздражало его, как непрерывный писк комара.
Голос Элизабет, нежный и милый, то ласково нашептывал что-то, то мурлыкал какую-то немудреную песенку.
Голос Билла Хедлоу – повелительный и холодный, будто зимний день. И боль! Боже праведный, что за боль!
– Ш-ш-ш, все уже, все! – Это опять Элизабет, и боль, будто послушавшись ее, тут же стихает.
А вот голос Мэгги, вначале такой теплый и любящий. И сколько в нем злости и возмущения потом!
– Я забираю его в Вудсен-Хиллз. И ни о чем не хочу больше слышать!
И снова зажурчал голос Элизабет, но в нем чувствуется такая непреклонность, что Джеймс немедленно успокаивается.
– Нет!
Господи, как же жарко! И хочется пить.
Снова Элизабет. Мокрая холодная тряпка ложится ему на пылающий лоб.
Потом в его сознание вплывает голос Натана – такой уверенный, чуть насмешливый. Но что-то мешает Джеймсу уснуть. Наверное, их болтовня... почему-то он нервничает... снова болтовня... их голоса...
– Я просто не хочу, чтобы он оставался здесь наедине с вами.
– Не говорите ерунды! Он же ранен!
– Это неправильно. Позвольте мне остаться с ним. А вы пока побудете у Кирклендов. Вы же знаете, я о нем позабочусь.
– Нет. И давайте не будем больше об этом, хорошо?
– Люди уже начинают болтать.
– Вы же сами как-то сказали, что вам все равно.
– Так и есть. Но мне неприятно, когда злые языки перемывают косточки вам. Любимая, ну пусть тогда Мэгги заберет Джима в Вудсен-Хиллз! Ухаживать за ним – ее право. Да вы и сами знаете, что он предпочел бы быть там, а не здесь.
– Он еще очень слаб. Его нельзя трогать.
– Ну не убьет же его эта поездка!
– Даже слышать об этом не хочу, Натан. Джеймс останется здесь, пока не поправится.
– Но он вам больше не муж, Элизабет!
– И вы тоже... пока!
– Неужели вас не волнует, что говорят люди?
– Именно так. И не говорите мне, Натан Киркленд, что вас это так уж заботит!
Голоса становятся громче, в них слышится раздражение. Резко хлопает дверь. И снова тишина. Тишина и покой.
– Джеймс! Джеймс!
Он открыл глаза и поморгал. – Ты узнаешь меня, Джеймс?
Голос отказывается повиноваться ему. Джеймс с трудом разлепляет ссохшиеся губы.
– Бет? – просипел он с натугой и досадливо поморщился: не голос, а какое-то кваканье!
– Да, – выдохнула она с явным облегчением.
– Что?..
– Ты у меня дома. Тебя ранили, и мистер Двенадцать Лун принес тебя ко мне. Ты что-нибудь помнишь?
Он чувствовал себя ужасно. Все болело.
– Вроде да. – Даже эта коротенькая фраза далась ему с трудом.
– У тебя только под утро спал жар. Ты открыл глаза, и я обрадовалась – думала, ты уже пришел в себя. Знаю, что не хочется, Джеймс, но тебе обязательно надо что-нибудь съесть... может, немножко мясного бульона? Всего несколько ложек!
Джеймс хрипло простонал, но она ловко сунула ложку ему в рот. Бульон был восхитительный: горячий и ароматный. Джеймс невольно облизнулся. Сколько прошло времени с тех пор, когда ему перепадало что-то столь же вкусное!
– Хорошо, – еле ворочая языком, пробормотал он и, проглотив вторую ложку, провалился в сон.
Когда он вновь открыл глаза, в комнате было уже темно, несмотря на свет одного из торшеров.
В голове немного прояснилось. Джеймс ясно помнил, где он, хотя и чувствовал страшную слабость.
Он лежал в комнате Элизабет, на ее постели. Ему вдруг бросилось в глаза некое подобие занавески, и он сразу догадался, что Элизабет решила хоть как-то отгородиться от него. Там, за ней, была ее спальня. С трудом повернув голову в сторону зажженной лампы, он разглядел горевшую плиту, часть стола и стул.
А вот и Элизабет. Пододвинув кресло к его постели и закутавшись в одеяло, она крепко спала.
– Бет!
Она выглядела до того усталой, что он почти возненавидел себя за то, что вынужден был разбудить ее.
– Бет!
– М-м-м... – Она сонно заморгала и рывком села. – Джеймс! Ты проснулся? Ну, как ты себя чувствуешь?
– Отвратно, – просипел он. – Прости, что разбудил тебя, милая, но я умираю от жажды.
– Конечно! – Элизабет сползла с кресла и спросонья еле налила ему стакан воды – Сейчас я тебе помогу.
Опустившись на колени, она одной рукой приподняла ему голову и поднесла стакан к его губам.
– Ну, теперь лучше? – спросила она после того, как Джеймс выпил все до дна.
Он кивнул, и голова его снова упала на подушку.
– Может, поешь еще бульона? Так нужно, Джеймс.
– Хорошо.
Через минуту у его губ появилась полная ложка.
– Уже поздно, – прошептала она, – но утром я пошлю записку мисс Вудсен. Дам ей знать, что тебе уже лучше. Представляю, как она обрадуется!
Судя по всему, Элизабет тоже радовалась этому. Но тут лицо ее приняло хорошо знакомое ему суровое выражение, и Джеймс мгновенно догадался, что за этим последует.
– Должна тебе сказать, Джеймс, – непререкаемым тоном заявила она, – я была очень разочарована, узнав, что ты часто бываешь в этих ужасных салунах! – Элизабет недовольно поджала губы. – А пьянство, как тебе известно, великий грех! И недостойные люди, которые предаются этому пороку, угодят прямехонько в ад! Помню, в тот самый день, когда ты явился за полночь и так отвратительно вел себя, ты тоже был пьян. На этот раз я тебя прощаю, потому что верю всей душой... – она ловко впихнула в него полную ложку, – что тобой двигала лишь слабость характера. Но надеюсь, что ты эту ошибку не повторишь. Никаких оправданий, сэр! Мне стыдно за вас, очень стыдно!
– Прости, Бет, – невнятно пробормотал он, и во рту у него снова оказалась ложка. Но в глазах Элизабет вспыхнул гнев, и Джеймс вдруг почувствовал себя гадким шалунишкой, который заслуживает хорошей порки.
Она продолжала отчитывать его, не обращая ни малейшего внимания на его жалкие попытки оправдаться. А Джеймс давился бульоном, мечтая только о том, чтобы эта пытка наконец закончилась.
– Надеюсь, сэр, урок пойдет вам на пользу, – сурово сказала Элизабет, и Джеймс облегченно вздохнул, услышав звяканье пустой посуды. – Если бы мы все еще были мужем и женой, мистер Кэган, то, уверяю вас, в эту самую минуту все запасы спиртного в доме, включая и ваш любимый испанский шерри, отправились бы прямиком в выгребную яму! – Элизабет встала. – А если бы вы и после этого осмелились выпить хоть каплю, то я встретила бы вас на пороге ручкой от метлы!