Страница 263 из 269
У меня в руках — газетная заметка Павла Назаровича Кудинова. Только я не знаю, в какой газете она была опубликована1. Он мне ее прислал как документ, из-за которого, как считает, он больше всего пострадал в жизни.
После того, как казаки бежали из Крыма с армией Врангеля, П. Н. Кудинов очень долго скитался, жил в Турции, Югославии, потом — в Болгарии, где осел на много, много лет. И вот тогда он решил послать письмо на родину. Копия у него осталась. Он решил послать письмо о том, что он отрезвел, так сказать, на Западе. Он переслал мне копию письма. Вот что Кудинов писал:
«Русский народ, изголодавшись, исхолодавшись, без обуви и одежды, наверное, частенько подумывает: “Кабы был Врангель, так был бы и хлеб, и обувь, и одежда”. По-моему, это просто ваша отчаянная галлюцинация. Вспомните времена Врангеля! Что он дал вам полезного в экономической жизни? Ровно — нуль... Я откровенно говорю не только вам, но каждому русскому труженику: пусть выбросит грязные мысли из головы о том, что здесь, где-то на полях чужбины, Врангель для вас готовит баржи с хлебом и жирами. Нет! Кроме намыленных веревок, огня, меча, суда, смерти и потоков крови — ничего! И вы, русский народ, напрягите все силы там, в стране, для возрождения. Может, многим еще хочется блеснуть погонами и плюнуть кому-то в лицо, но это не служит доказательством несостоятельности Советской власти... Наши казаки, за исключением немногих, покинули лагери и вышли на беженское положение...
Ваш сын и брат П. Кудинов».
Такое вот письмо, которым он призывал верхнедонских казаков признать советскую власть. Из истории Отечественной войны известно, что Болгарию наша армия занимала без боя. Болгары тепло встречали Красную армию. Хотя Болгария была союзницей Гитлера, ни один болгарский солдат не воевал против Красной армии, и Болгария не сделала ни одного выстрела против Советского Союза. Болгария вышла из войны, и сама объявила войну Гитлеру. Красная армия вместе с болгарской пошли на запад, чтобы прорваться в Югославию, в Сербию, на соединение с армией Тито, повести наступление на Белград. Павел Назарович Кудинов, русский эмигрант, полковник казачьих войск жил в болгарском городе Михайлов-граде и радовался приходу Красной армии. Но радость его была недолгая. Вот что он писал мне:
«При проходе Красной Армии через Михайлов-град на Белград пришли офицеры НКВД, предъявили соответствующий документ, и говорят: Вы — Павел Назарович Кудинов? — Я. — Это вы писали в 22 году в газету, как вы прозрели и как вы теперь уважаете русский народ и прочее? Хватит прикидываться, дубина. Собирайся, поехали».
Как я уже говорил, это письмо было отправлено Кудиновым на родину в 1922 году. Бериевская служба, когда Красная армия пошла в Восточную Европу в 1944—1945-м году, имела уже подготовленные списки белоэмигрантов, составленные на основе архивных и других данных. Письмо Кудинова в вёшенской газете им помогло.
Трагедия с Кудиновым случилась из-за его доверчивости и откровенности. Он был именно таким, судя по личному общению и переписке с ним. Вот я держу единственную фотографию Павла Назаровича Кудинова. Он мне ее прислал. Я должен сказать, что во время моих личных встреч с ним у меня было много возможностей с ним и лично сфотографироваться, и его сфотографировать. Но, честно говоря, я не хотел фотографироваться с ним и просить у него какие-то фотографии. При личном знакомстве с ним я ему просто не доверял, я не верил, что это действительно тот самый Кудинов, который является героем «Тихого Дона». Я долгое время ему не верил. Я не верил, что передо мной тот самый руководитель казачьего восстания на Дону в 1919-м году. Всю жизнь страдаю о том, что не доверился ему. Потом я откровенно это ему написал. Он мне прислал свою фотографию. На обороте: «На память литератору Григорию Юрьевичу Набойщикову от георгиевского кавалера 1-й степени, Кудинова Павла Назаровича, Т-Дон-казак, штаб-офицер, 1963 год».
Мне известно, что он стихи писал, прозу писал. Я не буду сейчас говорить, какова эта проза, хороша она, плоха. После долгих лет жизни в Болгарии он уже и по-русски не так хорошо говорил, прожил там жизнь, потерял какие-то русские слова. Я не буду говорить о качестве его поэзии. Но вот — строки на обороте фотографии:
«О, Дон родной, родной,
Я зрю тебя очами,
И тихие удары сердца твоего
Я слышу под ногами».
Ростов-на-Дону, 1953 год
Не могу понять: почему Ростов-на-Дону 1953 год? На фотографии видно, что это молодой человек, 30 лет с хвостиком, не больше. А в 53-м году ему уже должен был пойти седьмой десяток. По-видимому, он в 53-м году написал эти строки, а подписал их мне позже. Но, с другой стороны: Ростов-на-Дону, 53-й год. Он освободился в 56-м году. В 53-м году он был на лесоповале в Инте, Коми АССР. Я не могу понять, почему у него эта надпись «Ростов-на-Дону, 53-й год». Отвергаю, что он мог в такой форме фотографироваться в Ростове-на-Дону. Форму свою он имел в Болгарии, она там лежала у него, у родных. Тут какая-то путаница. Но то, что он подарил мне эту фотографию в 63-м году, я хорошо помню. Я тогда был на военной службе в Туркмении, о чем свидетельствуют штемпеля на его конвертах. А что такое «53-й год, Ростов-на-Дону» — не могу понять2.
А где-то в шестидесятые годы я от него получил текст его письма из газеты 22 года. Когда началась у нас переписка с Кудиновым, это было самое первое, что он мне прислал. А первая с ним встреча у меня произошла в 1956 году.
Я познакомился с Павлом Назаровичем Кудиновым во время моей службы во внутренних войсках НКВД. Вот я держу сохранившиеся конверты, даже по конвертам видно, что они, безусловно, цензуровались нашими спецслужбами. Вся переписка моя с Кудиновым попадала вначале в наши спецслужбы, потом мне выдали то, что вот сейчас у меня есть: отдельные листы, конверты, выдержка его письма из газеты 22-го года. Я переписывал себе в дневник отдельные фрагменты из его писем. Этот дневник во время моей военной службы хранила моя двоюродная сестра в Ташкенте. У нее хранились мои личные вещи. Я счастлив, что многие мои записи, воспоминания о Кудинове остались в этом дневнике, откуда я и взял письмо Кудинова в газету 1922 года. Сохранились и многие оригиналы писем.
Вот я держу перед собой широкоформатный лист бумаги из школьной тетради в клеточку. На обеих сторонах, убористым почерком письмо мне Павла Назаровича Кудинова. Я его сейчас целиком прочитаю.
«Многоуважаемый Григорий Юрьевич! Бонжур! Письмо ваше от 9/3 1963 года мною получено. Благодарю вас, живущего в далекой стране — в стране, в которой я побывал 11 лет, подаренных мне богами Советского Союза Берией и Сталиным, угробивших миллионы русского народа в тайге, в далекой Сибири. Как нужно понимать, вы интересуетесь легендарной историей события — восстания донских казаков в 1919 году. Это событие написано (Я читаю так, как здесь, со всеми его искажениями русских слов. — Г. Н.) писателем Михаилом Александровичем Шолоховым в книге “Тихий Дон”, которую, наверно, читали и вы. Содержание книги верное и изумительно похвальное, которое оправдывает писательский талант, которым следует восхищаться. Вы, Юрий Григорьевич, просите ответить на ряд ваших вопросов. Об участии моем в восстании известно всему Советскому Союзу. От мала до велика. А тем паче в “Тихом Доне”, это во-первых. А как я очутился в Болгарии, так это случай известен не только живым, но и мертвым. Эмиграция после окончания революции, то есть победители гонят, а побежденные отступают за пределы родной казачьей земли. За пределами родины свобода неизмеримая, кто куда хотел, туда и уезжал. А поэтому все покинувшие Родину семьи рассеялись по всему свету. А жизнь в Болгарии — условия превосходные, а превосходные потому, что народ гуманен, великодушен и гостеприимен. Болгарию, в которой живу 40 лет, я считаю второй родиной, так как Россия, Советский Союз, считают нас врагами. “Тихий Дон” мною прочитан в 1938 году. Из вашего письма видно, что вы имеете связь с журналистом Константином Ивановичем Прийма...»