Аватар

– Я сделаю всё, что ты хочешь, – потрясённо прошептал Рамадан. И опрометчиво добавил: – Я тебе обещаю.

– В таком случае, найдите мне такого врача, который знает, что внутри у каждого человека. Ну, всякое там... нервы, кости, сухожилия...

– У тебя что-то болит, Лейс? Давно? – встревожился Рамадан. – Что же ты раньше молчал? Где у тебя болит?

– У меня ничего не болит, – Лейс смотрел непреклонно.

– Тогда зачем тебе врач? – не понял Рамадан. Подросток нетерпеливо вздохнул, поражаясь недогадливости взрослого.

– Ну, не всегда же можно раздобыть для защиты нож, так? – начал он.

– Так... Ну и что же? – Рамадан всё ещё не понимал.

– Ну, вот я и хочу, чтобы врач объяснил мне, как можно убивать людей голыми руками. Зная, как устроены люди, я же смогу это делать, чтоб защитить себя?

Когда к Рамадану вернулся дар речи, он кивнул:

– Хорошо, Лейс. Я найду тебе доктора. Найду самого лучшего. – Про себя Рамадан уже решил показать мальчика психиатру. – А теперь расскажи мне всё, что я хочу знать.

Смирившись с неизбежным, мальчик коротко вздохнул и неохотно заговорил. Он рассказал Рамадану всю длинную историю своей короткой жизни. Когда он закончил, Рамадан опустил в ладони лицо и впервые за много лет заплакал.

– Abu? – услышал Рамадан неуверенный, хриплый голос подростка. – Abu... ну не надо. Ну не плачьте. Не плачь, – неловко произнёс Лейс и осторожно взял Рамадана за локоть. Глаза у мальчика были сухими. – Папа? – впервые в жизни прошептал ребёнок.

– Всё хорошо, Лейс, Прости меня, мальчик, за то, что я оставил тебя. Сам себе я этого никогда не прощу, – выдохнул Рамадан и, забыв обо всём на свете, рывком притянул к себе мальчишку. Ледяной мальчик на мгновение съёжился в горячих руках Рамадана, а потом лёд начал таять. Рамадан неуклюже гладил приёмного сына по волосам, отмечая странный, почти серебристый блеск прядей русого цвета. В голову Рамадану пришла невольная мысль. Он нахмурился, осторожно накрутил на свой палец белый локон сына, поднёс его к глазам – и, наконец, понял всё. Волосы Лейса не выгорели на солнце, как уверял врач – за девять лет плена и боли они стали седыми...

Прошло три года. За это время Лейс полностью наверстал школьную программу, в ноябре ему исполнилось семнадцать лет, и Рамадан вручил ему долгожданный подарок. Это была доска для серфинга и оплаченные уроки у лучшего тренера на Шатбу. Тренера звали сеньорита Амада Альварес.

– Это чтобы ты по городу без дела не болтался, – вручая подарок сыну, усмехнулся Рамадан, заметив, как при виде доски разгорелись синие глаза Лейса.

Занятия продолжались целый год, пока в одну из ночей Лейс не был приглашен в шикарный люкс «Монтаза» – пятизвёздочного отеля Александрии. И вот теперь под Лейсом в темноте страстно извивается женщина. Ей – двадцать пять, она испанка и её зовут Амада Альварес. Подводя слияние к финалу, Лейс переносит вес тела на локти и мягко опускается на женщину. Глаза юноши мерцают в темноте: Лейс пытается определить, что нравится женщине больше, что – меньше.

– Te quiero, ах... да, вот так, именно так... чудесно... Как ты так чувствуешь меня? Ты – моё маленькое чудо. – Восхищённая Амада стонет и обнимает Лейса. Влажные ладони женщины скользят по его изящной спине. Секунда – и мягкие женские пальцы нащупали и шрамы, и ожог. Мгновение изучения, и женщина испуганно ахнула, выбиваясь рывками из-под Лейса.

– ¿Qué es esto? Это что? – в ужасе закричала Амада.

– Шрамы, так – ничего особенного, – ответил Лейс, недоумевая, и снова потянулся к женщине. – До тебя этого никто не замечал... Ну хватит, иди сюда.

– No. Нет. Сначала включи свет и покажи мне то, что у тебя на спине, – потребовала Амада. Лейс выполнил её просьбу. – Фу, гадость. Мерзость. Грязь... Уходи, – брезгливо бросила женщина. Впрочем, тем же вечером сеньорита Альварес сама нашла Лейса на пляже, когда тот сидел на песке и задумчиво разглядывал звёзды. Женщина зазвала Лейса к себе в номер и начала раздеваться.

– А как же шрамы? – не хуже Рамадана прищурился его сын.

– No se preocupe, не забивай себе голову. Просто я испугалась, – легкомысленно призналась женщина и улеглась в постель.

– Ах, ну да, – кивнул Лейс. – Так что, ты хочешь продолжения?

– Si. Por favor. Я тебя люблю. Пожалуйста, прости меня. Иди сюда, мой любимый, мой красивый, мой маленький мальчик...

В комнате повисла гнетущая пауза.

– Ты что? – удивилась женщина, заметив, как помертвело лицо юноши.

– Ничего, так... Просто дурные воспоминания о некоторых манипуляциях... А что касается тебя, моя дорогая, то повернись ко мне спиной. Ага, просто отлично. А теперь встань на локти и на колени. Прогнись и замри. Ты ведь любишь поиграть в игры? Сейчас поиграем. – Лейс порылся в ящиках прикроватной тумбочки и выудил на свет четыре гибких лиша – шнура, при помощи которого Амада крепила к своей ноге доску для серфинга.

– Но – вдруг мне не понравится? – застыдилась женщина.

– Не переживай, понравится, – на губах Лейса заиграла глумливая улыбка, – что-что, а это я тебе обещаю.

И он был прав: Амаде, любительнице скоростного серфинга и жёсткого секса, это очень понравилось. Ей не понравилось после, когда Лейс оставил её связанной, в той самой позе, в которой она приняла его. Покинув Амаду, прикрученную к кровати, не взирая на её крики, проклятия, мольбы и просьбы, Лейс преспокойно оделся, спустился вниз и вызвал в номер женщины бригаду «скорой помощи». Подумав, Лейс отправил туда же, в номер Амады, ночного портье из отеля с двойной порцией коктейля «Секс на пляже». В самый разгар скандала, Лейс с его злорадной ухмылкой был уже далеко. Что до Амады, то сеньорита Альварес больше никогда не приезжала на Шатбу.

Через год, 26 апреля 2000 года, одетый в парадный мундир fariik – именно так на арабском звучит звание генерала-лейтенанта египетской армии – Рамадан сидел за письменным столом своего кабинета, в доме, в Рамлехе. Перед Рамаданом лежало личное дело Рамзи Эль-Каеда, открытое на странице с его биографией и послужным списком. С фотографии, приклеенной к делу, на Рамадана смотрело ещё совсем молодое, улыбчивое лицо с яркими, живыми глазами. Но Рамадан глядел не на карточку Рамзи, и не на лист чистой белой бумаги, который ждал его заключительного слова, а в окно. Там, за калиткой дома, Рамадан видел два автомобиля. Один – служебный, с водителем, готовым отвезти его и Лейса в Управление расследований государственной безопасности Египта, второй – чёрный джип обязательного сопровождения. Рядом с охраной стояли и спорили двое.

Это были юноша и девушка: восемнадцатилетний, повзрослевший и сильно вытянувшийся вверх Лейс, и абсолютно не знакомая Рамадану новая подружка его сына. Рамадан задумчиво оценил мимику на лицах этих двоих: холодное, непроницаемое лицо Лейса, который глядел на девушку озадаченно и зло, и печальный, словно молящий взгляд, девушки. Смотрелась молодая пара странно. Лейс был одет в строгий чёрный костюм с чёрным галстуком и белой рубашкой, а на девушке красовалось кокетливое нарядное лёгкое летнее платье. Лейс нервно грыз губы и изредка отрицательно качал головой. Девушка о чём-то жалобно его молила и всё пыталась прикоснуться к нему. Но как только девушка дотронулась до плеча Лейса, тот быстро перехватил руку подружки и, бросив косой, настороженный взгляд на открытое окно кабинета Рамадана, потащил девушку за калитку.

«Ну, всё понятно. Лейс снова пытается отделаться от очередной девчонки, а та говорит, что хочет остаться с ним. Интересно, и когда только всё это закончится?..» – Тяжело вздохнув, Рамадан перевёл взгляд на белый лист незакрытого дела Рамзи.

« – Мой сын не умеет ни любить, ни прощать, – сказал Рамадан Рамзи два года назад, оповестив того о жестокой выходке Лейса с испанкой.

–Твой сын умеет и любить, и прощать больше, чем ты думаешь, – упрямо возразил тогда Рамзи. – Не будем осуждать сеньориту Альварес, тем более что она своё уже получила... А что касается Лейса, то ты должен понять то, что однажды понял и принял я: твой сын никогда не будет таким же, как все его сверстники. То, что считается нормальным для нас, скажем так, нормальных людей, для Лейса определяется совершенно другими критериями. Из-за того, что случилось с ним в детстве, твой сын не рос как нормальный ребёнок. Нормальные дети ищут любви и объятий. А первым человеком, признавшимся Лейсу в любви, был его хозяин. Вакас своей любовью поставил его на колени. Из-за этой любви Лейс девять лет был постоянно настороже, попеременно испытывая страх, боль, любовь, ненависть и унижение. А в перерывах между болью и страхом его, ребёнка, всегда с удовольствием жалели женщины, присланные Саидом... Фактически, все девять лет Лейс был игрушкой в чужих руках. Ты никогда не задумывался над тем, что у Лейса просто не было детства? И теперь это детство возвращается к нему... Пойми, брат, в теле твоего, уже взрослого сына, болтается душа так и не выросшего, не прожившего детства, мальчишки. И этот мальчишка – любознательный, упрямый, сметливый, но – очень честный.