Страница 26 из 38
— Ну, в чем дело, говори, — сказал я Андрею, когда мы присели на покатую крышу погреба.
— Вот в чем, — сказал Андрей. — Я на вокзале был, слышал — «Победа» из ремонта выходит. Догонять красных отправляется.
— Ну и что? — спросил Васька.
— А то, что наши и так отступают, а тут еще броневик им вдогонку посылают.
— Бежим к Порфирию, — сказал Васька. — Может, он что придумает…
— Да что он придумает? — перебил его Сенька. — Что у него — снаряды есть или броневики? Ведь «Победу» голыми руками не возьмешь.
В это время калитка хлопнула, и к нам во двор вбежал токарь Корнелюк. Он огляделся по сторонам, сунулся было к сараю, а потом повернул налево, к Васькиной квартире.
— Ой, чего это с ним? — зашептал Сенька. — В мазуте весь. Без шапки… Может, случилось что…
— Опять в депо, верно, кого-нибудь застукали… — сказал Андрей.
Следом за Корнелюком во двор вошли Репко и Илья Федорович. На ходу они разговаривали. Илья Федорович говорил тихо, одними губами, а Репко каждое слово выкрикивал. Только слов его нельзя было понять.
— Пойдем узнаем, что там случилось, — сказал Андрей.
У Васьки в коридоре было темно. Мы приоткрыли дверь и осторожно, один за другим, пролезли в комнату. Корнелюк стоял около стола и разматывал толстую проволоку. Репко, примостившись у подоконника, разворачивал какой-то чертеж.
— Гляди сюда, — сказал он Илье Федоровичу. — Вот Бондаренкова будка, а тут откос…
— Вижу, — сказал Илья Федорович. — Только погоди. Зачем это ребята сюда набились?
Мы все попятились к дверям. Только Андрей вышел вперед и сказал:
— Дядя Илья, а ты знаешь, что «Победа» на Курсавку выходит?
— Вот черти! — засмеялся Илья Федорович. — Прежде нас все узнают… Ну ладно, оставайтесь. Все равно от вас никуда не скроешься. А ты, Гришка, слетай за отцом. Чего он там в канаве копается?
— В какой канаве?
— А в депо.
Я пулей понесся в мастерскую. Отец сидел, скрючившись, под вагоном и колотил по рессоре молотком.
Я полез к нему под колеса.
— Отец, — зашептал я, — тебя Илья Федорович зовет, иди скорее.
Отец стукнул еще несколько раз молотком и осторожно вылез из-под вагона.
— И чего суматоху подымают? Все экстренности…
Он неторопливо собрал инструмент и пошел за мной. Когда мы вошли во двор, Илья Федорович выносил из сарая десяток болтов.
— Долго ждать себя заставляешь, — сказал он моему отцу.
— Скорее не мог, — ответил отец угрюмо. — Надо было непременно рессору переменить. Да нескладная попалась, не отвинчивается. Я и так и этак… И молотком пробовал, и зубилом. Не идет окаянная!
— А ты бросил бы. Чего ради старался?
— Я и бросил, — сказал отец.
В комнате у Ильи Федоровича было навалено всякого инструмента: разводные ключи, ломы, болты, гайки.
Васька сидел на корточках и отвинчивал гайки от болтов.
— А где Андрей и Сенька? — спросил я.
— За Порфирием пошли, — шепнул Васька. — Сейчас приведут его. Ну и дела тут делаются! Взрывать дорогу хотят…
— А чем взрывать будут?
— Чем-нибудь да взорвут, — сказал Васька.
— А инструмент зачем?
— Подкоп делать.
— Подкоп? — спросил я. — А к чему же тогда болты?
Васька ничего не ответил. В эго время дверь отворилась и вошли Порфирий с Андреем и Сенькой.
— Здравствуй, дядя Порфирий, — обрадовался Васька.
— И ты тут? — спросил мимоходом Порфирий.
Сразу же Порфирия обступили Илья Федорович, Репко, Корнелюк, мой отец. Заговорили вполголоса. Репко держал перед собой развернутый планчик и тыкал в него пальцем.
— Вот тут подъем, — говорил он. — Значит, надо решить, в каком месте разбирать.
— Ясно, у Бондаренковой будки, — сказал Корнелюк. — Сегодня же ночью и пойдем.
— У Бондаренковой будки ничего не выйдет, — сказал Репко. — Смотри, какой тут большой подъем. Паровоз только ткнется носом и сразу же остановится. А если и залезет на щебень бегунками, так долго ли рабочих вызвать из Невинки? Поднимут его домкратами, дернут сзади — и все в порядке.
— Ну, а если пониже — вот тут разобрать?
— Ниже — уклон мал. Скорости не наберет. Нужен такой угол вниз, чтобы он летел ко всем чертям верст семьдесят без передыху.
— А ниже еще хуже, — сказал Корнелюк.
— Ты думаешь? — спросил Илья Федорович. — Понял, видать! А еще железнодорожник! Ну, смотри сюда. Вот станция Киан, а вот семнадцатая верста. Что — есть тут уклон или нет? Ну, то-то ж… Вот здесь и разбирать надо.
— Верно, — обрадовался Репко. — Здесь совсем просто его под откос спустить. Только один рельс вывернуть.
— Значит, порешили? — спросил Порфирий. — На семнадцатой. Ну что ж, так и сделаем…
В это время в коридоре хлопнула дверь.
Все насторожились. Репко сунул планчик в карман.
Дверь хлопнула еще раз.
— Это ветром, — сказал Илья Федорович.
Репко вынул планчик из кармана.
— Ну, кто же на семнадцатую идет? — спросил Порфирий.
— Я, — вызвался Репко. — Да и все пойдут.
— Нет, — сказал Порфирий. — Всем нельзя. За вами, деповскими, тут в четыре глаза глядят.
— Во все восемь, — сказал Корнелюк. — Меня каждый день от водокачки до самой квартиры провожают. Одного лохматого я в лицо знаю. Даже здороваюсь, когда встречаемся.
— Ну вот, значит, тебе идти нельзя. А другие как?
— Другие? — переспросил мой отец. — Да и за другими смотрят. Тем более если деповские по путям с инструментом шататься будут. Каждый сторож поинтересуется: чего, мол, деповских по путям черти носят? Там ведь свои рабочие есть, путейские.
— Так, — сказал Илья Федорович, — значит, как до дела дошло, так, выходит, и идти некому…
— Да черт их дери! — крикнул сорвавшимся голосом Репко. — Пусть следят, все равно путь разберем. Я хоть сейчас готов… Да и ты, Илья Федорович, дома не усидишь.
— Не торопись, — перебил его Порфирий. — Ты-то уж первый у них на заметке. Все дело только провалишь. А мы сделаем вот что. Я пойду один. Меня тут ни одна собака не знает. Это раз. Пропадать мне все одно, что на чердаке, что на путях, — это два. А вернее всего, мне к пропадать не придется.
— А ежели тебя на путях кто зацепит, ты что скажешь? — спросил Корнелюк.
— Инструмент покажу — вот и все. Путейский, мол, чернорабочий, из Калуги нонче приехал.
— Да тебе одному разве справиться? — сказал Репко. — Ты и инструмента не донесешь. А ведь тебе и лом нужен, и ключ разводной, и кувалда, и болты с гайками. А нести все это целых семнадцать верст с горы на гору. Да и на месте помощь нужна — то отвинтить, то придержать, то ломом поддеть, то кувалдой ударить…
— Товарищ Порфирий, — сказал Андрей.
Все обернулись к нему. Андрей стоял вместе с нами около дверей и давно пытался что-то сказать, да его не слушали.
— Товарищ Порфирий, у меня брат на путях работает…
— Ну так что? — спросил Порфирий.
— Так вот я ему несколько раз инструмент на линию носил… Значит, и теперь вполне свободно могу пронести. Дело знакомое.
Порфирий посмотрел на Илью Федоровича.
— Это верно, что у него брат путейский, — сказал Илья Федорович. — Пожалуй, он дело предлагает.
— Тогда и меня возьмите, — сказал я, — мы с Андреем на линию всегда вместе ходим.
— А меня и подавно, — отозвался Сенька. — У меня на пятнадцатой версте сторож знакомый. Он меня не выдаст. Я у него и ночевал, и чай пил, когда на фронт бегал.
Порфирий улыбнулся
— Ну что ж, так и сделаем. Я пойду вперед, а ребята за мной инструмент понесут.
— Я — лом и кувалду, — сказал Андрей.
— А я — разводной ключ, — сказал Васька тихонько.
— Да тебя же не берут!
— Как не берут? — взъерепенился Васька. — Я ведь и винтовки…
— Молчи! — цыкнул на него Андрей.
— Я-то молчу, — сказал Васька. — А почему вы меня с собой брать не хотите?
— А чего же ты сам Порфирия не просишь?
Васька кивнул головой на отца и сказал мне в самое ухо:
— Если просить, так еще не пустят. Мал еще, скажут. Лучше я за вами следом побегу.