Страница 2 из 96
Определяя повествование о Далиле, Зайнаб, Зурайке Рыбнике, Али-з-Зибаке и других как плутовской роман или плутовскую повесть, мы должны отметить его основные особенности, характерные для данного жанра: яркое изображение жизни самых разных слоев городского общества того времени, небольшое количество фантастических элементов, которыми так богато, например, повествование о Джаударе Рыбаке, ироническое отношение к изображаемому, граничащее с цинизмом, и связанное с этим отрицание дидактики. Добро и зло здесь как бы поменялись местами. В плутовском романе нет места кротости и терпению, добродетелью считаются ловкость, а также хитрость, напористость и сила. Подлинный герой здесь — это тот, кто сумеет сыграть самую ловкую шутку с соперником, перехитрить его. Но обо всех этих «шутках» и «хитростях» рассказано так динамично, занимательно и весело, что мы поневоле проникаемся симпатией к Али, Далиле и Зайнаб, любуясь их неистощимой изобретательностью, — ведь они обманывают глупцов и простаков, верящих в «святого старца», который может помочь забеременеть бездетной женщине, принимающих на веру и без тени сомнения самые невероятные вещи. Здесь совсем не та мораль, которая утверждалась в «Джаударе»: будь кротким, добросердечным, терпеливым, и судьбе пошлет тебе счастье. Повествование же о плутах, выражая точку зрения средневекового горожанина «среднего класса», утверждает: будь хитер, ловок, смел, не будь разиней и не доверяйся слишком людям, и тогда, может быть, судьба будет к тебе благосклонна. Нужно сказать, что если читать «Жизнеописание Али-з-Зибака» целиком, то можно найти и там отдельные моралистические высказывания в духе «Джаудара Рыбака», кажущиеся несколько ханжескими в общем контексте плутовского романа. И не случайно, что наибольшей популярностью в народе пользовались те части, где таких высказываний нет, и именно эти главы вошли в «1001 ночь», в которую многолетней и многовековой практикой были отобраны лучшие отрывки или части произведений средневековой арабской прозы.
Не очень большое по объему повествование о Далиле содержит множество эпизодов самого разнообразного характера. Здесь и описание «шуток» Далилы и ее дочери Зайнаб, Али, Ахмада ад-Данафа и других, здесь и злой колдун Эзра Еврей, превращения, переодевания и изменение цвета кожи, здесь и насмешка над простоватым бедуином — горожане обычно высмеивали кочевников за их «дикость» и напыщенность речи, — здесь и рассказы о борьбе за должность предводителя «молодцов», о магрибинце-ювелире, о торговце рыбой «молодце» Зурайке и так далее. Все эти эпизоды динамичны, в них нет ни долгих разговоров, ни увещеваний и моралите, как в дидактических жанрах, — все внимание обращено на развитие сюжета, цель здесь — заинтересовать слушателя или читателя, а какую мораль извлечет он из рассказа о плутах — это уж его дело.
К совершенно иному жанру относится следующий за повестью о ловкачах, плутах и «молодцах» рассказ о Хинд и ал-Хадджадже. Это повествование относится к своеобразному жанру «исторических анекдотов», чрезвычайно популярному в арабской средневековой литературе (они помещались обычно в исторических хрониках или антологиях, рассказывающих о реально существовавших правителях, полководцах, везирах, поэтах, ученых) Персонажи этого рассказа очень известны в средневековой истории арабов. Хинд принадлежала к древнему аристократическому роду и славилась красотой и остроумием, ал-Хадджадж был наместником Ирака в дни правления халифов из династии Омейядов. Он вошел в историю как способный военачальник, жестокий правитель и красноречивый оратор, а его речь, обращенная к мятежникам Ирака, дошедшая до нас в ряде антологий и сочинений, посвященных «красноречивым ораторам арабов», считалась одним из шедевров «чисто арабского» красноречия. Короткие рассказы «исторического» жанра обычно основаны на реальном историческом факте и подвергались, очевидно, некоторой литературной обработке. Что касается данного рассказа, то, судя по сведениям, которые мы имеем о его героях из других источников, он очень правдоподобен и характеры в нем очерчены точно и правдиво. Читателю будет интересно познакомиться со своеобразными нравами арабского общества первой половины VIII века.
Намного более «беллетризован» рассказ о рыбаке Халифе и Харун ар-Рашиде. Из реальных исторических фактов о нем остались, в сущности, только имена широко известного багдадского правителя Харун ар-Рашида, его везира, не менее популярного в течение многих веков, Джаафара Бармекида и жены Харуна Зубайды, а также общий абрис их характеров. Все остальные элементы рассказа вымышлены, и мы видим здесь множество широко распространенных в мировом фольклоре мотивов «удачливого дурака», мотив «доли» и «обмена доли», олицетворенной здесь в образе обезьяны (может быть, этот мотив пришел из Индии, откуда родом многие арабские фантастические сказки).
Но наиболее силен фантастический элемент в двух повестях, которые можно было бы назвать «приключенческо-фантастическими», — «Повести о Бадре Басиме» и «Повести о Сайф ал-Мулуне и Бадиат ал-Джамал».
Поистине невозможно перечислить все перипетии этих произведений, также изобилующих известными фольклорными мотивами, разработанными всякий раз по-новому, как рассказы о морских людях, мотив заочной влюбленности (в первой повести — по описанию, во второй — по изображению на подкладке кафтана, подаренного герою царем Сулейманом, библейским Соломоном). Мы видим также мотив превращения, известный в мировом фольклоре мотив уничтожения души нечистой силы, находящейся в недоступном месте (в данной повести душа джинна находится в воробье, который прячется в ларце, хранящемся на дне сундука, помещенного на дне морском), мотив чудесного зачатия и чудесного рождения и так далее. Пожалуй, повесть о Сайф ал-Мулуке и Бадиат ал-Джамал — одна из наиболее колоритных фантастических повестей в средневековой арабской литературе не только из-за большого количества разнообразных эпизодов, где герой попадает из одной беды в еще худшую и спасается чудом, но и благодаря удачной композиции, умелой компоновке элементов, когда дублирующие, похожие друг на друга эпизоды (события, происходящие с Сайф ал-Мулуком и его названым братом Саидом) как бы дополняют и оттеняют друг друга.
Повесть о Сайф ал-Мулуке и Бадиат ал-Джамал — очень характерное произведение жанра приключенческо-фантастической повести. Прежде всего она также «оправлена в обрамление» — рассказ о том, как была добыта эта «удивительная повесть», и эквивалентом обычного фольклорного мотива «путешествия за выкупом для невесты» является «путешествие за рассказом». Затем повесть о Сайф ал-Мулуке сочетает в себе элементы фольклорные, многие из которых названы выше, с библейскими легендами о царе Соломоне, мудром волшебнике, и другие легенды, что также чрезвычайно характерно для произведений этого жанра, как и для так называемых «народных романов», которые представляют собой тоже произведения приключенческо-фантастического жанра, лишь гораздо большего объема. Здесь упоминаются Вавилон и райские сады (страна Бабил и сады Ирама), Китай и Индия, Дворец Яфета, сына Нуха (библейский Ной), мифический Голубой город, что также является обычным для «сказочного набора» произведений данного жанра. Очень интересны отголоски античной литературы и фольклора, представленные неоднократно повторяющимися в различных вариантах и обработках мотивом Полифема, а также индийской литературы — в описании страны обезьян. Мы не можем сейчас проследить пути проникновения в средневековую арабскую прозу этих элементов — это вопрос очень сложный и еще не до конца разрешенный, но наличие их в повести о Сайф ал-Мулуке и других произведениях средневековой арабской литературы того же жанра бесспорно.
Сюжет приключенческо-фантастической повести, подобной «Повести о Сайф ал-Мулуке и Бадиат ал-Джамал», предстает перед нами как пестрый калейдоскоп, составленный, казалось бы, из простых и знакомых частей: путешествие, кораблекрушение, превращение, спасение похищенной девушки и так далее, но все вместе составляет неповторимую и красочную картину, пленяющую своим особым колоритом. Чего стоит, например, эпизод с великаншей, влюбленной в Сайф ал-Мулука, которого она вначале принимает за птицу и держит в клетке, или описание джиннов, пьющих из черепов хмельное вино. Не случайно «арабские сказки» до сих пор воспринимаются как шедевры фантастической сказки.