Страница 2 из 48
Рулевой, швед, навалился грудью на медный штурвал. Ветром выдувало искры у него из трубки. Ветер крепчал. Пришлось «взять рифы» и убрать марселя. Матросы побежали по вантам и, скручивая паруса, раскачивались на мачтах, как грачи в непогоду.
За океаном поднималась луна, – медным огромным шаром выплыла из тусклого сияния. Свет ее посеребрил паруса. Тогда на палубу вышел Игнатий Руф и пятеро его гостей. Они остановились у правого борта, подняли морские бинокли и глядели, все шестеро, на лунный шар, висящий над измятой пустыней океана.
Рулевой, с изумлением следивший за этим праздным занятием, которому предались столь почтенные и деловые джентльмены, услышал резкий голос Игнатия Руфа:
– Я отлично различаю это в бинокль. Ошибки быть не может…
В третьем часу ночи был разбужен кок: в рубку потребовали холодной еды и горячего грога. Гости все еще продолжали разговаривать. Затем, перед рассветом, шесть человек опять смотрели на лунный шар, плывший уже высоко между бледных звезд.
На следующий день Игнатий Руф и четверо его гостей отдыхали в парусиновых шез-лонгах на палубе. Инженер Корвин ходил от носа до кормы и хрустел пальцами. День прошел в молчании.
На-утро из-за края океана, из солнечной чешуи, поднялся островок. Игнатий Руф и гости молча глядели на его скалистые очертания. Корвин крутил пуговицу на пиджаке, покуда не оторвал ее.
«Фламинго» вошла в серпообразную бухту, бросила якорь и спустила гостей в шлюпку, полетевшую по зеленоватой, прозрачной, как воздух, воде лагуны. Ленивая волна выбросила ее на песчаный берег.
Здесь между осколков базальта покачивались тонкие стволы кокосовых пальм, за ними весь склон был покрыт вековым буковым лесом, дальше возвышалась отвесная гряда скал. Игнатий Руф указал на них рукой, и все пошли по недавно проложенной просеке в глубь острова.
– Я заарендовал остров на 99 лет с правом экстерриториальности, – сказал Игнатий Руф. – Здесь достаточное количество пресной воды и строительного материала. Мастерские мы построим в горах. Эти горы образуют правильное кольцо, окружая остатки потухшего вулкана. Его кратер, – полтора километра в диаметре, – превосходное место для сборки аппаратов. Придется лишь очистить от камней дно, – лучшей площадки нельзя придумать. Части аппаратов заказаны на заводах Америки и Старого Света. Пароходы заарендованы и частью уже грузятся. Если сегодня мы подпишем договор, – с будущей недели работы пойдут полным ходом.
Просека подвела к плоскому озеру пресной воды. На берегу стояли дощатые новенькие бараки. У одной двери сидел на корточках китаец-рабочий и курил длинную трубку, другой мыл белье в озере. Вдалеке слышался стук о деревья многих топоров. Между скал карабкалась вереница осликов, навьюченных мешками с цементом. Инженер Корвин объяснил, что сейчас идет прокладка дорог и установка фундаментов для мастерских. Он указал тростью на седловины в горах, где можно было различить ползающие человеческие фигурки.
Гости – четверо крупнейших промышленников, друзья Игнатия Руфа, – со сдержанным волнением слушали объяснения инженера. Подбородки их каменели. Вчерашний фантастический план, предложенный Игнатием Руфом, сегодня казался твердым предприятием, рискованным, но дьявольски дерзким. Вид работ в горах, самый массив гор, принадлежащих Игнатию Руфу, его уверенность, точные объяснения инженера, реальность всего этого острова, залитого пылающим солнцем, шумящего волнами прибоя и вершинами пальм, даже китаец, мирно полоскающий белье, – все это казалось убедительным. И кроме того было ясно, что Игнатий Руф не отступится от дела и пойдет на него даже один.
Промышленники вошли в пустой барак и долго совещались. Игнатий Руф в это время сидел на пне и бросал в озеро камушки. Когда компаньоны вернулись к нему из барака, вытирая платками черепа и затылки, он дико взглянул в их багровые лица, огромная челюсть его отвалилась.
– Мы идем с вами до конца, – сказали они, – мы решили подписать договор.
Люди, которым платят деньги за то, чтобы они совали нос туда, куда их не просят, – репортеры американских газет, – разнюхали о плавании «Фламинго», о законтрактованных Игнатием Руфом пароходах, о работах на острове и начали запускать сенсации.
Все эти газетные заметки вертелись вокруг любопытнейшей тайны – трех длинных ящиков, погруженных на «Фламинго». «Тайна трех ящиков». «Таинственные ящики Игнатия Руфа». «В ближайшую пятницу наша газета ответит на волнующий весь мир вопрос: что было в ящиках на „Фламинго“». Собачьи носы журналистов попали на верный след: содержимое ящиков представлялось отгадкой к грандиозным и непонятным работам, начатым на острове Руфа.
Матрос из команды «Фламинго» рассказал репортерам, что в день прибытия яхты на остров ящики были выгружены и на ослах увезены в горы, куда направились также Игнатий Руф и его гости. Но вот что было странно: в горах джентльмены оставались всю ночь, днем вернулись на яхту, выспались, а на вторую ночь и на третью снова уезжали на ослах в сторону потухшего кратера.
Захудалая газетка в Аризоне, которой нечего было терять, выпустила экстренный номер:
«Тайна раскрыта. В ящиках Руфа были упакованы три чудовищно обезображенные трупа танцовщиц из нью-йоркского Мюзик-Холл-Хаус».
Ураган статей, телеграмм, заметок пронесся по американской прессе. В редакциях фотографировали местных дикталографисток и печатали их портреты под видом жертв таинственного преступления.
Другая ничего не теряющая газетка решительно выступила против версии о танцовщицах. Она опубликовала снимок с трупов трех агентов Коминтерна, замученных и убитых членами Ку-Клукс-Клана. Три еврея, потерпевших аварию на житейском океане, дали себя снять для этой цели в ящиках из-под канадских яиц.
Киносиндикат спешно перемонтировал старую итальянскую ленту из быта кровавой Каморры. Чарли Чаплин, уступая давлению злободневности, выступил в сильно-комической картине: «Чарли боится длинных ящиков». В конце «недели о ящиках Руфа» произошли грандиозные митинги. В Филадельфии линчевали двух негров.
Но Игнатий Руф вернулся на материк и не был арестован. Во всех газетах появились его портреты и краткая биография. Вздор о трупах был решительно опровергнут. В ящиках находились всего-навсего астрономические инструменты. «Игнатий Руф, – сообщалось, – увлечен за последнее время астрономией и строит на острове „Небесную Лабораторию“».
Так чья-то опытная рука привела в порядок газетную суматоху и направила ее по определенному руслу. Возбуждению в стране не давали улечься. Имя Игнатия Руфа снова начало подергиваться тайной. Писали о стадвадцатидюймовом гигантском рефракторе, установленном в горах на острове Руфа. Сообщалось о необычайной силы и чувствительности астрономических приборах.
Все это интересовало только обывателей. Биржа и финансовые круги оставались спокойными. При всей осторожности нельзя было отыскать ни малейшей связи между астрономией и экономикой. Хотя люди, близко знавшие Руфа, недоумевали: каким это чудом человек, интересовавшийся только нефтью и химической промышленностью, начал вдруг шарить глазами по небу, где уже наверно не найдешь ни одного цента?
Так прошло около полугода. Игнатий Руф, наконец, нанес подготовленному общественному мнению первый удар.
От скал, острых, как хребет дракона, легли угольно-густые тени, – они тянулись вниз до середины кратера. Кое-где между расселинами поблескивали лунным светом стекла в бараках. Вырисовывались ажурные очертания железных мачт канатной дороги. Сухо трещали цикады. Бесшумно летала сова – обитательница горных щелей. Сюда едва доходил сонный шум океана.
На краю ровной площадки стоял инженер Корвин и глядел вниз, откуда слышалось тяжелое дыхание и хруст камешков. Это шел Игнатий Руф. Череп его был покрыт фуляром, жилет расстегнут. Он взобрался на площадку, отдышался и поднял голову к лунному диску.