Страница 31 из 90
— Сердечный ритм сбился, — кривя свои кораллово-красные губы начал пояснять Седми, получая достаточно обрывочно поступающие данные. — Наблюдается общее падение температуры тела, мышцы схвачены судорогой… Очевидно, в ближайшие бхарани мальчик потеряет сознание, а потом придут видения. Я уже такое состояние наблюдал. Забирать надо или сейчас Отец, или уже тогда после видения.
Перший резким движением перст, провел по первому рядью цепи венца Седми и тем движение, точно придал вращение самим плетеным колечкам. По ребристому полотну с верхнего ряда вниз, прям как по спирали, прокатилась россыпь пурпурных капель и с тем мгновенно сложила венец Бога в тонкую скрученную бечевку красного цвета. Старший Димург торопко снял с головы Седми свернувшийся венец, одним махом прерывая связь меж Богом и Лег-хранителем, и обращаясь к сидящему на кресле сыну молвил:
— Вежды отправляйся за мальчиком, поколь еще не началось. И сразу относи его в худжру в руки бесиц-трясавиц… Не будем рисковать.
Збигнев Варун на малеша замер подле объятого корчей Яробора, лежащего на оземи, подле кряжистого, вылезающего корня, и также как Чеслав Буй, переставший ударять в бубен вощагой, испуганно на него уставился. А тельце отрока нежданно тягостно дернувшись окаменело, на его смуглой, тонкой коже проступили не менее кряжистые изогнутые сине-красные вены, жилы и мышцы, обезобразив лицо. Густая белая пена потекла из-под приоткрывшегося рта, просачиваясь, будто сквозь посеревшие зубы, губы. Внезапно тело Ярушки резко вспыхнуло золотым светом таким насыщенным, яростным, указавшим всем тем, кто был подле сомкнуть очи. Яркость сияния была мгновенной, а когда многажды и также стремительно иссякла, описав контуры тела, Яробора на земле не оказалось.
— Ох! Что это? — встревожено выкрикнул Чеслав Буй, узрев вместо тела брата только примятую траву и листву.
Он, было, хотел немедля кинуться к тому месту, откуда исчез брат, однако тотчас услышал мощный и громкий голос Збигнева Варуна:
— Стой! Стой на месте! Это Боги! Не смей разрушить Коло Жизни… обряд, а иначе Яробора не вернут.
Старик шагнул ближе к Чеславу Бую и подтолкнул его беспомощно повисшую руку сжимающую вощагу.
— Бей! Бей! Чтобы не прерывалось Коло Жизни!
И старший брат Яробора неуверенно поднял бубен вверх да застучал в него вощагой, надеясь, что Боги или Деды, словом те, кто забрал… вернут его младшего брата. Ведь, в самом деле, на что им нужен худенький, и вельми слабый отрок, отличающийся от иных острым умом, неуемной любознательностью и необычностью поведения.
Глава тринадцатая
Голова Яробора надрывно дернулась назад так, что он увидел перед собой черное пространство, точно растянутое из стороны в сторону, немедля поглотившее вспышки радужного света. А после пропал… погас всякий звук. Густая тишина окутала мальчика и ему вдруг почудилось, что он и вовсе умер, ибо мощно и мгновенно его всего поглотило сияние… Сияние такое насыщенное, смаглое, исходящее из недр его плоти. Оно словно самую толику выдвинулось вперед и живописало вытянутое пылающее тело, с выступом в виде округлой головы, долгим хвостом, и зачаточными конечностями, напоминающими руки, с перемещающимися по их поверхности (на вроде струящейся крови) серебряных, золотых, платиновых разнообразных по форме символов, письмен, рун, литер, свастик, ваджеров, букв, иероглифов, цифр, знаков, графем. Нежданно серая молния с острым наконечником, усеянным малыми просяными золотыми искорками по плоскому рубежу резко ударила отрока в лоб, и тотчас туго вскрикнул кто-то единожды родной и недоступный…
И тогда пред очами отрока в доли секунд появилось черное марево космоса, усыпанное пежинами бело-голубых звезд. Огромное пятно сине-зеленого дыма находящееся в центре того марева по краю и местами по самому полотну было окутано рдяными пылевидными вкраплениями и едва зримо мерцало, пульсирующе сокращая полосы. Та размазанная туманность изредка излучала ярое полымя света, и тогда вспыхивала не только кайма рдяностью цвета, но и сине-зеленная дымчатость, засим степенно угасая и уменьшая излучение.
Нежданно из туманности вырвались узконаправленные потоки света и принялись перемешивать не только сине-зеленую дымку, но и рдяную окоемку, закручивая их по спирали в мощную облачную субстанцию. В той кружащей мешанине меж тем явственно просматривался пронзающий все это облако насыщенно белый столб света, врезающийся своими завершиями в черное марево космоса, и словно накручивающий туманности сверху на себя.
Движение той пестроты облаков, где смешивались фиолетовый, багряный и голубой цвет, по краю обрамленные бледной алостью, энергично ускорялось. Еще может совсем малый промежуток времени и мелькание света слилось в общий фиолетово-пурпурный тон, а посем послышался гулкий, раскатистый звук, напоминающий однократный разряд грома и дотоль купно схваченная дымчатость враз разлетевшись по мареву черноты (одначе лишь малыми сгустками сияния) поглотила поднесь сияющие звезды. Вмале также резко исчез белый столб, замешавший данную субстанцию, и в темной дали космоса остались поблескивать только поблекшие скопления россыпей алых пылевидных вкраплений, погрузив ту допрежь яркую часть пространства в густую черно-синюю хмарь.
Густой мрак теперь поглотил и алые пылевидные вкрапления на поверхности космоса, да тотчас наново наступило отишье, столь плотное… непроницаемое, что Яробор услышал невнятно-растянутый стук своего сердца. Бух…бух… символизировало оно о жизни… и тугой волной боли враз окатило все его, словно возвращающееся к бытию, тело. А мгновение спустя мальчик, еще не ощущая себя до конца, услышал долетающий, вроде как из глубин космоса голос, бас-баритон звучал больше как бас, однако уступал ему в глубине и мощи:
— Замечательный мальчик, такой крепкий, красивый, — глас на мгновение стих и с нескрываемой, нежной трепетностью добавил, — такая радость для меня узреть его. Прикоснуться… прикоснуться к моему бесценному малецыку.
— Господь Перший, господина надо поместить в кувшинку, как можно скорей, — это проронило иное существо и данный голос звучал как-то отрывисто приглушенно, наполняясь осиплостью, и вспять сызнова ее теряя. — У господина наблюдается рост артериального давления и падение сердечного ритма до пятидесяти сокращений в минуту. Органы и мозг сейчас все более стимулируя сердце могут однократно утратить естественные тормозные реакции, что вызовет остановку этого органа. Господин итак, хоть и показался вам крепким, не обладает достаточным здоровьем, сие зримо даже при поверхностном осмотре. Посему коли мы задержимся, данный сбой в сердце запустит цикличность в кодах, и в последующем может вызвать заболевание, оное величается, как аритмия. Данная болезнь поколь на Земле не лечится, ибо знания белоглазых альвов и гипоцентавров давно утеряны, отчего сама немочь приведет в дальнейшем к значительному увеличению размера сердца у господина…
— Все… все, замолчи Грудница, — властно перебивая сиплый голос, прозвучал бархатистый баритон. — Сызнова затрещала, принялась кидать свои заумные словечки… Сколько можно просить, сказывайте коротко.
— Что ж, мой любезный Вежды, — мягкость бас-баритонального голоса наполнила не только плывущую пред отроком тьму, но запрудила своей ласкающей музыкой его слух. — Грудница, как и ты, мой бесценный, не умеет сказывать коротко, сие, очевидно, в них ты не прописал. Ну, а мы с тобой малецык также пойдем, и не будем подвергать опасности здоровье нашего милого Ярушки… або он нам очень дорог.
— Слышит. Отец мальчик вас слышит, — теперь послышался звонкий, высокий тенор с нотками драматической окраски, проронивший свою молвь вельми взволнованно.
— Ты уверен, Седми? — вне сомнения вопросил Перший и мягкой теплотой теперь обдал весь мозг отрока… не только осознанием жизни, но и близостью Богов…
А после послышалось протяжное шипение и вовсе в самом ухе… голове мальчика… различаемо протянувшее: «дышит… он слышит…».