Страница 22 из 30
Ни единого дома, ни единой ограды, только головешки среди кострищ на месте построек. Все подчистую выгорело дотла, лишь черные от копоти печные трубы возвышались над выжженной землей. И вокруг лишь свинцовый воздух, будто бы душащий изнутри.
- Плохое место, проклятое, - басовито пробурчал гном, зачем-то выставив щит и подготовив свой молот: - Уходить отсюда надо, беду накличем.
- Все погибли, - произнес Борислав, оглядывая пепелища, пока мы шли по улице к центру деревни: - Ни одного не взяли, все сгинули, но не дались.
- Не дались кому?
- Ворогам. Деревню только поставили, частокол не успели поднять, вот и не удержали.
- И они сами подожгли себя?
- Выходит, что так, - проговорил Емельян, остановившись возле одного из пепелищ и с мрачным взглядом вглядываясь: - Или же их подожгли, но те не вышли из домов.
- Здесь дома ставили, аки тверди, - продолжил Борислав: - Сруб толстый и тяжелый, окон нет, лишь щели возле крыш, двери тяжелые воротные. Каждый дом аки крепость, не войти свободно, вот и могли их поджечь. Или они сами себя, если увидали, что спасения не видать.
- И зачем себя же?
- Чтобы в полон не попасть, видимо, те, кто пришли в деревню, не особливо понравились.
- Полагаешь, нежить?
- Может и она. Кто теперь узнает?
- Судя по следам, - произнес один из воинов, присевший возле: - Нежить.
- Почему так решил?
- Следы неправильные, да и вместе людские и звериные.
- Тогда, вполне возможно, что пришли огоньки, попытались захватить, но сами же и подожгли дворы, они же вон как горят.
- Вероятно, так и было.
- Сергей, что делать будем? Люди устали, но место гнетущее.
- Выбора у нас нет, - произношу, тяжело вздохнув: - Соберите все останки, что найдете, вместе с головешками, что сгореть еще могут, ну и хвороста. Сделаем погребение и разместимся в центре деревни, все равно забирать ее надо.
Люди принялись расчищать пепелища, бережно вынимая останки и при этом не забыв выставить охранение, усиленное волками. На некоторое время очистилось, чем не прильнул воспользоваться лунный свет, прогоняя сумрак, и мерцающие снежинки закружились в хороводе, падая вниз, чтобы застелить все белым одеялом. Кажется, воздух стал мягче, исчезло гнетущее доселе, и даже люди перестали быть настороженными, продолжая собирать погребальный костер и укладывать завернутые в невесть откуда взявшуюся материю.
Меж тем посреди деревни появилось несколько походных палаток, в центре стояла главная, над которой сиротливо висел Алый Коловрат или Ладенец, кому как больше нравится именовать, но смысл един. Внутри швея по моему заказу вышила секиру и молот, на которых красовались волк и медведь. Заметив трепещущее на ветру знамя, все реагировали по-разному. Кто-то стоял некоторое время, кто-то морщился, что-то обдумывая или вспоминая, кто-то кивал и продолжал заниматься делами, но негатива не было. Я же не требовал от них ничего, не повод, да и каждый вправе иметь свое мнение, позже выскажут и сами решат, подходит им или нет.
Пламя костра вспыхнуло, стремительно растекаясь по хворосту и освещая ночной лагерь. Люди и гномы стояли вокруг и молча наблюдали за погребением, сняв шлема. Никто ничего не говорил, лишь молчаливо наблюдая за кострищем, довершавшим некогда начатое. А я размышлял, что это нужно было сделать не для мертвых, но для живых, ибо они должны видеть, что и с ними в случае гибели невозвратной обязательно обойдутся надлежаще, предав пламени.
Вдруг голос Емельяна разносся по округе, и та, будто бы слушая и внемля, словно притаилась, а сажа пепелища устремилась к пламени, принимающем ее:
Се сва оне ыде
А тужде отроще одьверзещеши врата ониа.
А вейдеши в онъ - то бо есе красен Ирий,
А тамо Ра-река тенце,
Якова оделяшещеть Сверьгу одо Яве.
А Ченслобог ученсте дне нашиа
А рещет богови ченсла сва.
А быте дне сварзеню
Ниже быте ноще.
А усекнуте ты,
Бо се есе - явски.
А сыи есте во дне божстем,
А в носще никий есь,
Иножде бог Дид- Дуб-Сноп наш...
Пламя озарилось белесым светом, прогоняющим ночную темноту до самого горизонта, и из него принялись выходить призрачные фигуры. Мужчины, женщины, дети, все молоды и здоровы, все держались друг за друга, прижимая малых и близких. На лицах радость, они глядели на стоявших вокруг кострища и улыбались, спустя мгновение поклонившись до земли и беззвучно запев.
Вдруг за спинами призраков появились врата, распахнувшиеся и открывшие путь в Навь, откуда вышла черноволосая женщина, миловидно улыбаясь и, найдя взглядом меня, слегка кивнув, а кольцо на безымянном пальце слегка нагрелось, и по телу потекли струйки силы, проникающей в каждую частицу тела и сущности. Призраки дружно обернулись и пошли через врата, махая руками на прощание, и как только последний зашел, ворота закрылись, а пламя костра приняло прежнее состояние, дожигая оставшиеся угли.
- Вот это да, - произнес кто-то, стоявший рядом.
- И не говори, - согласился с ним сосед.
Как только кострище иссякло, сразу же усилившиеся порывы ветра подхватили пепел, унося его по миру прочь, окончательно очищая деревню. Я вышел в центр деревенской площади и принялся произносить, как прежде, объявляя окружающие земли своими по праву и присоединяя их обратно к Североси. И земля отозвалась, вбирая в себя прежние следы, снег тут же устремился залатывать плеши, и повеяло теплом родного дома. Тут же позади меня раздался хлопок активации портальной арки и послышались тяжелые, но спокойные шаги.
- Серег, - донесся голос Воислава.
- А?
- Закончил?
- Да.
- Тогда пошли в твою палатку, у меня с собой бутылка голубого вина, ты такое никогда и не пробовал. Посидим, откушаем, да поговорим обо всем, ведь нам с тобой многое надо обсудить.
- Согласен, пошли. Еще кого берем.
- Неа, это наши с тобой дела, дружбу и род будем укреплять.
- Род - это хорошо, за это я не против. А чего ты уверен, что я не пил такого вина?
- Уверен, - Василий улыбнулся: - Такого точно не пробовал, их всего пять бутылок было с того босса, и все у меня.
Междуглавие 4.
- И вот наш урок подходит к концу, уверена, что все вам понравились стихи Сергея Есенина. Замечательно, что столько рук, но я хочу вас попросить написать о своей Родине.
- Ольга Петровна, а как написать?
- Как пожелаете. Можно стихи, можно сочинение, в свободной форме.
- А что написать, Ольга Петровна?
- Что пожелаете.
- А о какой родине писать?
- О какой захотите. Дети, пишите все, о чем думаете, когда слышите слово "Родина". Договорились? Вот и замечательно, и на этом всем встать. Урок окончен.
Детвора, схватив школьные сумки, сорвалась с мест, освобождая класс и оставляя учительницу русского языка и литературы наедине с собой. На сегодня уроки в школе закончены. А ей еще нужно было проверить домашнюю работу сорока учеников и подготовиться к завтрашним занятиям.
- А ну не бегать мне тут! - донесся крик деда Матвея: - Ишь чего вздумали! А ну вон все из школы на улицу!!!
Ольга слегка улыбнулась, вновь вернувшись к тетрадям, сделанным из плотной в сравнении с обычной из прошлого мира бумаги. Хоть она и выглядит более грубо, но писать по такой гораздо приятнее, да и запах, исходящий от нее, заставляет каждый раз вдыхать глубже, ведь как будто бы очутился посреди леса. Чернила тоже были похожи лишь внешне, не имея ничего общего. Она не интересовалась, из чего делают те, но, кажется, из какой-то ягоды или фрукта, ведь аромат такой, что хочется взять чернильницу, вылить ее содержимое на хлеб и съесть, запивая горячим чаем.