Испытание

- А я та дура чокнутая, которая морального урода больше жизни любит, - она улыбалась сквозь слезы.

***

Вот оно счастье человеческое. Оказывается все просто. Если существуют в мире хромые ноги, то специально для них существуют костыли. И ведь как логично все, что счастливы они могут быть, только если найдут друг друга.

***

Когда на следующий день Саша предъявила Макса (Сеню) тетке Лидии Ивановне, да еще заявила, что они идут подавать заявление в ЗАГС, та так и села с открытым ртом от удивления. Зато дядя Слава среагировал очень адекватно, сказав:

- Будьте счастливы, дети.

- Да погоди ты, Слава, куда будьте счастливы? Мы ж его в первый раз видим! Слава! Он же старый, хромой! В шрамах весь! Слава! А вдруг он зек?

- Простите, Лидия Ивановна, не такой уж я и старый, всего двадцать девять лет, и к суду никогда не привлекался, а шрамы - это из-за аварии.

Саша только успевала взгляд переводить с Макса-Сени на тетку. А вопросы теткины каверзные сыпались как из рога изобилия.

- А живешь на что? И вообще, у тебя есть, где жить-то?

- Есть. У меня двухкомнатная хрущовка в Раменском. А работаю в одной фирме по продаже оргтехники, компьютеры собираю и починяю.

- А на жизнь хватает? Жену чем кормить будешь?

- Ой, молчи женщина! - встрял дядя Слава.

- Что ты меня затыкаешь, спрашивается? - вызверилась тетка.

- Молчи, Лидия! - а сам глазами показывает, мол, давайте, идите уже, сам, мол, справлюсь, - Ты на Сашку посмотри. Давно ее такой счастливой видела? А? Вот и молчи. А вы идите, детки. Счастья вам.

Так они еще препирались и препирались, а счастливая молодежь помчалась подавать заявление. Назначили им через три месяца. Вот когда пожалел Максим-Арсений, что теперь он обычный гражданин, раньше-то все моментально было, по щелчку пальцев. Но за все надо платить свою цену, и уж лучше так, потому что раньше они бы и вовсе не смогли пожениться. К тому же, это не мешает начать жить вместе прямо сегодня!

Саша взяла неделю по личным обстоятельствам. Декан Малявин рычал-рычал, но поглядел на Макса-Сеню, и отпустил. А что ж, стоять на пути у счастья молодых, что ли? Но сказал:

- Смотри, Савенкова, не защитишься в этом году, я не знаю, что с тобой сделаю!

А Сеня-Максим возьми да и скажи:

- Савенкова не защитится, защитится Алексина.

Тут Малявин глянул на странного типа повнимательнее, и счел возможным согласиться. Знал бы он, что именно этот странный тип его сюда и устроил...

Но то было в прошлой жизни, и вовсе не и с ним.

***

Надо было еще показать невесте свое жилье. Чтобы решить-таки, где будут жить. Ну, повез. В подъезд заводил - голову в плечи втягивал, говорил шепотом:

- Ты уж прости, Сашенька, хоромы не те, что прежде. Сама видишь.

А она улыбнулась, видя его тревогу о том, невеста вдруг бедностью погнушается, и самоуничижение, коснулась его ласково и сказала:

- Зато, все мое будет. Ни с кем делить не придется.

Намек он понял, сник на секунду, а потом прижал к себе крепко-крепко и признался:

- Тебе не надо было меня с кем-то делить. Я всегда твой был.

- А что же тогда...

Тут он прижал пальцы к ее губам и отшутился:

- То не я был, то Мошков.

Но прежде чем идти к себе, зашли к соседу, которому он Шнапса оставлял на попечение. О, сколько чего они наслышались... Что пес изверг, каждую ночь балкон минировал так, что не пройти, не проехать, что по ночам гавкал, спать не давал, что норовил перекусать всех и вся... Короче, барбоса забрали, и сочли за благо побыстрее исчезнуть.

К себе ввалились, весело смеясь, а пес все прыгал, стараясь лизнуть лицо хозяину, и Сашку обнюхивал. Вполне дружелюбно, признал хозяйку.

В общем-то, Шнапс все и решил.

Потому что пока хозяева метнулись в спальню, отметить 'новоселье', Шнапс, которого на это короткое время выставили на балкон, не переставая гавкал, как скаженный, и все на балконные двери кидался. Какое тут 'новоселье' в спальне, когда барбос двери выносит? Того и гляди стекла вылетят. Ну, впустили. Так этот изверг от счастья им все ботинки обписал.

Короче, собака должна жить не в квартире, а во дворе. А у тетки Лидии Ивановны квартира на первом этаже, и огородик прихватизированный. Так что, барбоса туда, в огород, пусть там минирует. Здешнюю хату продать, а жить они будут в квартире Сашиных родителей, тем более что это в десяти минутах ходьбы, а Шнапса надо регулярно навещать и выгуливать. Сашкина квартира все-таки трешка, хоть и на четырнадцатом этаже.

Нет, тетя Лида, она, конечно, любит животных...

Но этот изверг...!!!

Каждый раз, как зайдут Саша с Максимом, их встречал в первую очередь длинный список Шнапсовых прегрешений. От возмущения тетка аж светилась. Через неделю не выдержал Максим-Сеня, говорит:

- Лидия Ивановна, давайте мы Шнапса заберем. Поживет с нами, как-нибудь справимся.

- Что?! Мою Собаку?! Шнапсика?! Да как вы...

Вот.

***

Такие простые человеческие хлопоты. Ничего этого раньше не было в его жизни, но ведь и человеческого-то не было. А теперь зато есть.

Конечно, не все легко и просто у них в жизни складывалось. Да и как оно может быть просто с таким-то прошлым?

Он ведь четко осознавал, что болен. Хорошо еще, спасибо Саше, смог разглядеть свою болезнь. Потому что бороться с подобными вещами - все равно, что бороться с наркотической зависимостью. Крайне трудно, практически невозможно. Но, отдельным людям это все же удается. Правда усилий требует нечеловеческих, и понимания со стороны близких.

У Арсения-Максима часто бывали приступы тоски и ненависти к себе. Постоянная война с самим собой за право называться человеком. Он много раз прокручивал в уме свою жизнь, пытаясь найти, и не находя себе хоть какие-то оправдания. О детях своих, которых оставил в той жизни, думал, о том, что отец он никудышный. Еще были тяжелые моменты, когда всплывали воспоминания об отце, о матери, о женщинах. И чувство вины за свое моральное уродство, не отпускавшее его ни на миг. Притупится на время, а потом снова грызет. И от постоянной нехватки денег, да от приниженной самооценки тоже ведь настроение не улучшается, но терпел, сцепив зубы.

Зато жил. Саша в такие моменты, видя его терзания душевные, становилась для него всем, матерью, сестрой, судьей, служанкой, преданной рабыней, готовой на все, лишь бы забрать его боль. А он ради нее готов был терпеть что угодно, он ведь с самого первого дня был ее рабом. Странная, конечно, пара, иначе, как мазохистами их и не назовешь. Но так уж выходит, если люди делают это друг для друга добровольно - это любовь.

Чего ей стоило заставить Сеню принять в себе то, что его таланты к руководству и предпринимательское чутье - это нормально и достойно применения. Потому что в новой жизни он вовсе пытался отказаться от амбиций, считая их частью личности того, которого он хотел уничтожить и забыть. Пока вернула мужику веру в то, что делать карьеру не предательство самого себя, а наоборот шанс для развития, мозоли на языке натерла психологические семейные беседы вести.

Конечно, Александру беспокоило, не всплывут ли у Арсения старые замашки. Не пережила бы она, если вдруг по бабам опять пойдет. Этого точно не пережила бы. Даже как-то сказала ему в шутку:

- Будешь мне изменять, я тебя своими руками убью.

А он глянул на нее и ответил просто:

- Ну, того, кто тебе изменял, я уже сам убил. Так что не о чем и беспокоиться.

И действительно, после пережитого его вообще на баб смотреть не тянуло, не то что налево ходить. Катарсис, знаете ли.

***

Всю скромную церемонию бракосочетания имел место некий разговор двух умных женщин:

- Ну что, мамзель Савенкова, вы как, довольны жизнью?

- И не спрашивайте матушка! Лопаюсь от счастья!