Страница 24 из 124
— У нее их не будет, — пообещал Саймон. — Они будут обвинять в хранении тебя. Но не беспокойся, никто не попадает в тюрьму или колонию несовершеннолетних за хранение шоколада. Что-то во всем этом деле плохо пахнет. И несмотря на мое неудачное выступление в суде в четверг, я доберусь до сути, — уверил меня Саймон. — Тебя оправдают, и ты отправишься домой, к Галине, Нетти и Лео.
— Как получилось, что ты работаешь на мистера Киплинга?
— Я обязан ему жизнью, Аня. Я бы рассказал тебе все, но не хочу предавать его доверие.
Подобную причину я могла уважать. Я внимательно осмотрела Саймона Грина. У него были очень длинные ноги и руки, в костюме он выглядел как паук-долгоножка. Кожа его была очень бледной, словно он проводил свою жизнь не то что в помещении, а под землей. Его глаза были скорее зелеными, чем голубыми, и они казались задумчивыми, нет, даже умными. Я позволила себе немного порадоваться, что такой человек на моей стороне.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать семь, — сказал он. — Но я закончил юридический колледж с отличием, и я быстро учусь. Однако дела мистера Киплинга сложны, если не сказать более, и я прошу прощения, что знал так мало о твоей ситуации. Я стал его партнером только прошлой весной.
— Да, кажется, он упоминал, что кого-то нанимает, — сказала я.
— Мистер Киплинг полон желания защитить тебя, и он планировал представить нас друг другу после того, как я проработаю на него год. Мы оба надеялись, что когда-нибудь я стану его преемником, но никто из нас не думал, что это случится так скоро.
— Бедный мистер Киплинг.
Грин посмотрел вниз, на свои руки.
— Хоть я и не желаю оправдывать себя, я думаю, что частично моя некомпетентность в суде может быть приписана шоку в связи с неожиданным поворотом в здоровье мистера Киплинга. Я снова приношу извинения. Как тут с тобой обращаются?
Я сказала, что не хотела бы это обсуждать.
— Я хочу, чтобы ты знала, что моя главная цель — вытащить тебя отсюда. — Он покачал головой. — Если бы я лучше работал, они бы никогда не послали тебя сюда.
— Спасибо, мистер Грин.
— Пожалуйста, зови меня Саймоном.
(Все же мне больше нравилось «мистер Грин».)
Мы пожали друг другу руки. Его пожатие не было ни слишком сильным, ни слишком слабым, а ладонь была суха. Не могу не отметить, что этот человек знал, как надо приносить извинения.
— У тебя есть еще посетители, не буду отбирать у них время, — сказал Саймон.
Другими посетителями в этот день были Скарлет и Лео, но я уже почти хотела, чтобы ни один из них не пришел. Посетители утомляли. Они оба хотели уверений, что со мной все в порядке, а это было не в моих силах. Скарлет сказала, что Нетти тоже хотела прийти, но она ей отказала. «И Вин тоже», — добавила она. В обоих случаях она интуитивно сделала верный выбор.
— Твои фотографии во всех выпусках новостей, — проинформировала она меня.
— Я слышала.
— Ты стала знаменитостью.
— Печально известной знаменитостью, похоже.
— Бедняжка. — Скарлет потянулась поцеловать меня в щеку, и надсмотрщик закричал: — Никаких поцелуев!
Скарлет захихикала.
— Должно быть, он подумал, что я твоя девушка. Кстати, твой адвокат довольно симпатичный.
Похоже, она встретила его в зале ожидания.
— Ты всех считаешь симпатичными.
Меня не беспокоило, был ли мой адвокат симпатичным; меня заботила только эффективность его работы.
После того как ушли посетители, ко мне приблизилась миссис Кобравик. Одета она была гораздо более нарядно, чем вчера, — на ней было приталенное бежевое платье, жемчуга, она накрасилась, а волосы были уложены в стиле, который вроде бы называется «французский узел».
— Правило гласит, что девушке дозволяется принимать только двоих посетителей, но я сделала для тебя исключение, — сказала она.
Я уверила ее, что я не знала об этом, и пообещала, что такого больше не повторится.
— Не стоит, Аня. Простой благодарности вполне достаточно.
— Благодарю вас, — сказала я. Однако было неприятно, что я оказалась обязанной этой женщине.
— Я видела твоего брата чуть раньше. Я слышала, что он отстает в развитии, но он показался мне совершенно нормальным.
Я не желала обсуждать Лео с этой женщиной.
— Он чувствует себя лучше, — сказала я.
— Я вижу, что предмет нашего обсуждения неудобен для тебя, но я твой друг, и ты должна чувствовать себя свободно в обсуждении этого или любого другого дела со мной. Как прошла процедура принятия?
Похоже, «принятием» она называла то, что случилось со мной в четверг.
— Словно окунулась в Средневековье, — сказала я.
— Средневековье? — Она засмеялась. — Ты странная девушка.
Я промолчала.
Тут подошла женщина с камерой и спросила:
— Могу ли я сделать фотографию для нашего информационного бюллетеня, миссис Кобравик?
— Ох, да! Ну, полагаю, никто не может избежать требований общественности.
Миссис Кобравик приобняла меня за плечи. Сверкнула вспышка. Я надеялась, что я выгляжу достойно, хотя и сомневалась в этом. Я знала, как делаются такие вещи. Фотографию продадут, и я подозревала, что через пару дней, если не часов, эта фотография очутится рядом с моей школьной фотографией в выпуске новостей.
— Как вы думаете, сколько вы за нее получите? — спросила я.
Кобравик поиграла ниткой жемчуга.
— Получу за что?
Я знала, что мне стоит остановиться, но продолжала:
— За фотографию. Мою фотографию.
Она прищурила глаза:
— Ты очень циничная юная леди, не так ли?
— Да, возможно, это так.
— Циничная и неуважительная. Возможно, пока ты тут, с этим стоит поработать. Надзиратель!
Появился мужчина-надзиратель.
— Да, мадам?
— Вот мисс Баланчина. Она вела очень привилегированный образ жизни, и, полагаю, получит некоторую пользу от пребывания в подвале.
Она ушла, оставив надзирателя со мной.
— Похоже, ты здорово вывела ее из себя, — сказал он, когда она вышла из зоны слышимости.
Меня провели на несколько лестничных пролетов вниз, в подвал здания. Тут пахло гнилью, а также прекрасным сочетанием экскрементов с плесенью. Хотя я никого не видела, слышались стоны и царапанье, перемежаемые внезапными криками. Надзиратель оставил меня в крошечной, очень грязной комнате без света, куда почти не поступало воздуха. Тут даже было негде стоять, можно было только сидеть или лежать, словно в собачьей конуре.
Я спросила:
— Как долго я тут пробуду?
— Зависит от ее расположения, — ответил он, закрывая дверь и запирая меня внутри. — Скорее всего, пока миссис Кобравик не решит, что ты усвоила урок. Ненавижу эту поганую работу. Постарайся не сойти с ума, девочка.
Это были последние слова, что я слышала за очень долгое время.
Охранник дал мне хороший совет, которому, впрочем, почти невозможно было следовать.
В отсутствие визуальной информации ум начинает изобретать все, что могло бы его стимулировать. Я чувствовала, как крысы бегают по ногам, как тараканы ползают по предплечьям, мне казалось, что я чувствую запах крови, что у меня онемели ноги, у меня болела спина, и я была испугана до полусмерти.
Как я дошла до такого?
Мне снились кошмары, слишком страшные, чтобы их описывать — Нетти стреляют в голову в центральном парке, Лео снова и снова разбивает голову в кровь на ступеньках «Маленького Египта». И я, всегда за решеткой, не могу ничего сделать.
Однажды я проснулась от чьего-то крика. Только через некоторое время я поняла, что это кричу я сама.
За время, проведенное в подвале, я поняла кое-что о безумии (хотя не думаю, что такова была цель миссис Кобравик). Люди сходят с ума не потому, что они сами по себе сумасшедшие, а потому, что в какой-то момент безумие — лучший выбор. В некотором смысле сойти с ума было бы легче, потому что тогда мне не пришлось бы здесь находиться.
Я потеряла счет времени.
Я молилась.
Я потеряла счет времени.
Везде воняло мочой.