Топ-модель

После свадьбы Линдсей так ни разу и не видела свою сестру. Даже на фотографии. Разумеется, они не раз приезжали в Соединенные Штаты за последние полтора года и часто бывали в Сан-Франциско, но она находилась далеко от родного дома, а специально пригласить ее домой по такому случаю никому и в голову не пришло. Да и к ней в школу они не наведывались. Линдсей догадывалась, что главным препятствием была Сидни. Она никогда не испытывала особых симпатий к своей младшей сестре, а после свадьбы стала относиться к ней с нескрываемой неприязнью, отбросив в сторону всякое притворство. Даже сейчас, находясь в этом роскошном белом лимузине, Линдсей отчетливо вспомнила, как ее сестра насмехалась над ней в день свадьбы, говоря о том, что князь удручен ее глупой и совершенно невыносимой подростковой влюбленностью. Эта мысль была настолько неприятной, что Линдсей постаралась тут же выбросить ее из головы.

Почему же сейчас Сидни изменила свое мнение о ней и решила пригласить к себе в гости? Почему она вдруг захотела увидеть ее? Линдсей долго размышляла над этим вопросом, но так ничего путного и не придумала. Скорее всего к этому приложил руку ее муж. Другого объяснения просто быть не может. Только благодаря ему она сейчас находится в Париже и мчится в отель в роскошном лимузине. Видимо, у Сидни не было возможности воспрепятствовать этому и она вынуждена была смириться с неизбежной встречей. Ведь он был хозяином семьи, а жена должна во всем подчиняться ему.

Что касается отца, то Линдсей вела себя так, словно он перестал существовать для нее. Ей было хорошо известно, что он проводит в Италии почти три месяца в году, но подробностей его пребывания у сестры она не знала. При случайных встречах отец ограничивался исключительно хвалебными отзывами о Сидни, неизменно повторяя, что она прекрасна, умна и в высшей степени добропорядочна. При этом подразумевалось, что Линдсей обладает совсем противоположными качествами. Что же до зятя, то Ройс предпочитал вообще не упоминать о нем, а Линдсей очень боялась спросить его об этом. Она как-то набралась смелости и спросила его о матери, но он с такой яростью набросился на нее, что ей больше не хотелось задавать ему никаких вопросов.

Лимузин тем временем приближался к центру Парижа, и Линдсей нажала кнопку на дверце, чтобы опустить стекло. Воздух был прохладным и мягким, а высоко над головой ярко светило весеннее солнце. Апрель в Париже — самое романтическое время в самом романтическом городе мира. Линдсей провела рукой по волосам, как бы желая убедиться в том, что ее непослушные кудри находятся в нормальном состоянии. Мать Гэйл так и не смогла ничего поделать с ее чересчур жесткими кудряшками, но при этом, успокоила, сказав, что к двадцати годам мода во всем мире резко изменится и вот тогда ее кудри будут как раз кстати. Линдсей вынула из сумочки косметичку и пристально посмотрела на себя в зеркальце. Лицо показалось ей слишком бледным, но ничего не поделаешь. Подрумянить его было нечем. В сумке осталась лишь одна губная помада, да и та была практически на исходе.

Волнение усиливалось с каждой минутой. Она так нервничала, что даже тошнота подступила к горлу. Сделав несколько глубоких вдохов, Линдсей попыталась успокоиться и сосредоточиться на предстоящей встрече с Алессандро. Что она ему скажет? В голове образовалась отвратительная пустота, и она почувствовала себя полной дурой. Надо непременно взять себя в руки, иначе она будет выглядеть неисправимой идиоткой в глазах Сидни и ее мужа. А уж та-то не упустит возможности поиздеваться над неуклюжей сестрой. А потом об этом узнает ее отец и тоже будет насмехаться над ней.

Вскоре они подъехали к отелю «Георг V». Линдсей направилась к портье и попросила проводить ее в номер князя Алессандро ди Контини. При этом ее постоянно тревожила мысль о том, кто ее встретит — сам князь или Сидни. В сущности, никакой разницы не было. Ведь даже если его сейчас нет в номере, то он непременно появится там через какое-то время. Как ей хотелось в эту минуту выглядеть умной, симпатичной и сообразительной! Она молила Бога, чтобы ей удалось сказать что-нибудь остроумное, что-нибудь такое, что очаровало бы его и заставило Сидни относиться к ней с большим уважением.

Только сейчас Линдсей обратила внимание на свой багаж и слегка засмущалась. Ее сумки были старые и потрепанные, но швейцара, кажется, это нисколько не интересовало. Носильщики тут же подхватили ее вещи, после неумелых объяснений с портье на ужасном французском языке ее повели через огромных размеров, сверкающий чистотой и светом холл к лифту.

Когда на двенадцатом этаже коридорный повел ее к нужному номеру, Линдсей с ужасом почувствовала, что ее ладони стали потными, а под мышками появилась неприятно липкая влага. Прошлым вечером она решила тщательно побрить волоски на ногах, но при этом порезалась в трех местах. Слава Богу, что ранки уже засохли, а то бы она просто не смогла покрасоваться в своих новых прозрачных колготках.

Коридорный подошел к двери и осторожно постучал. В номере царила полная тишина.

Линдсей съежилась от жуткого волнения и подумала, что может рухнуть как подкошенная, если дверь не откроется через минуту.

Коридорный снова постучал, на этот раз гораздо громче. За дверью послышались приближающиеся шаги, и в следующую секунду она распахнулась. Он стоял на пороге, одетый в темные слаксы, белоснежную накрахмаленную рубашку с открытым воротом, и радостно улыбался ей. Линдсей зачарованно смотрела на его красивое лицо и смуглую шею, на которой висела золотая цепочка с изображением святого Христофора. Он был великолепен и так красив, что у нее дух захватило. Князь показал коридорному жестом, чтобы тот отнес вещи в комнату, дал чаевые и закрыл за ним дверь. А Линдсей в это время безотрывно следила за каждым его шагом, прислушивалась к его беглой французской речи и не переставала восторгаться в душе тем обаянием, которое он излучал. Его природный магнетизм был настолько сильным, что это оказало влияние даже на коридорного.

Как только они остались одни, он повернулся к ней, широко улыбаясь.

— Даже не верится, что ты уже здесь, — сказал он и крепко обнял обеими руками. Именно так, как ей неоднократно мерещилось в снах и мечтах. Она даже поверить не могла, что все это происходит в реальности. Он обнимает ее и действительно рад, что она приехала. Какое счастье! Она ощущала его теплое упругое тело, нежное прикосновение рук к ее волосам, спине, легкое дыхание на своем лице.

Затем он отстранил ее от себя и какое-то время молча разглядывал с головы до ног. Линдсей стояла неподвижно, боясь пошевелиться, — высокая, стройная, с отведенными назад плечами. Еще бабушка сказала ей когда-то, что если она будет опускать плечи, чтобы казаться пониже, то это приведет к сутулости, а это не украшает женщину.

— Боже мой! — восхищенно произнес Алессандро. Линдсей смущенно улыбнулась. — Ты стала еще более привлекательной, чем я мог предположить. Через пару лет ты будешь просто прелестной женщиной.

Она засмеялась и как-то уж слишком по-детски шлепнула его по руке, но тут же выругалась про себя. Надо держать себя в руках, но как это сделать, если его комплименты столь приятны, что забываешь обо всем на свете.

— Два года назад я была похожа на щенка, — выпалила она и тут же подумала, что ее слова прозвучали слишком громко. — Даже сейчас я не чувствую себя вполне взрослой.

— Это недоразумение поправимо, — уверенно сказал он и снова притянул ее к себе, целуя в щеку. — Какая жалость, что ты так сильно подросла! Ты уже почти вровень со мной. Но ничего, все нормально. Главное, что ты уже здесь.

Линдсей приложила немало усилий, чтобы не броситься к нему на шею в эту минуту.

— Нет-нет, не подумай, ради Бога, что ты мне не нравишься дорогая, — быстро утешил ее князь. Слово «дорогая» было произнесено им по-итальянски, что вызвало у Линдсей бурю восторга. — Мне нравятся высокие девушки. Все маленькие девочки подрастают, но далеко не все могут впоследствии похвастаться таким ростом. Мне нравится твой рост. Твоя сестра настолько маленькая, что мне то и дело приходится наклоняться к ней, а от этого, как известно, шея начинает болеть. Да, в высоких девушках есть что-то чарующее.