Страница 9 из 38
Сейчас эти «суслики» взрослые тетки. И следа не осталось от их былого. Обе завели детей и мужей.
Зато когда я уединялся, то представлял одну из них. Ну, вы поняли, о чем я.
В журнале было сказано, что наши в городе… Да, так и написано в рубрике: «Наши в городе».
Хорошо, блядь, сказано. Оптимистично. Я поверил. Тоже давно это было. В прошлой жизни.
А в спортивном фото-журнале за 1989-й год было сказано: «Но нет нам финиша, есть новый старт». Советский журнал. Мне его тетя подарила, когда умер дядя. Журнал так и пахнет до сих пор его крепкими сигаретами.
А еще был когда-то колхоз «Красный Партизан»… Это я читал.
И был такой случай… Рассказывать не буду.
Святая душа на костылях.
Бледная немощь.
И всё, - сказал Генка, - тут нам и шабаш – поймают! Я улыбнулся.
Такое время было: время тушить свет и сливать воду, как говорится. И это самое «как говорится» - самое глупое выражение, какое есть.
Андрей выразился: «Юбилей смерти». Мы сидели у меня дома. И метили в музыканты.
Вовчик высказался: «Ханыга».
И вот, мы всего лишь запутавшиеся мальчишки.
Кто-то вспомнил мотоциклистов из мультфильма.
А кто-то закричал: «Остановитесь, христиане!»
- Ха, действительно, ему сам черт не брат!
- Бабка старая с мешком похуярила пешком, - сказал злой Лёшка.
- Ты, Петёк, на баяне херачишь? – спросил Кирилл.
- Херачу! – Петёк повеселел. Раздобрел.
- А гантели тягаешь?
- Тягаю! – Петёк расплылся совсем. Но нужно было готовиться к экзамену.
Влад сказал: «Да я все положил в талмуды и забыл».
Он ходил в синей теплой куртке. И любил спать на уроке. А когда учительница его будила - он хамил.
Мы сидели с ним рядом в те серые зимне-весенние дни, и я почему-то об этом приятно так вспоминаю. С теплотой.
А один говорил так: «Слово за словом, хуем по столу!»
Мы смеялись. Он был старше, и мудрее.
Вообще, живи так, как будто бы сегодняшний день последний…
Сережа тупо шутил. Да и Андрей шутит не лучше. У нас полстраны шутит однообразно. Шутят так, как шутят в юмористических передачах.
Влад просыпался, шарил рукой в темноте будто:
- О, сигареты! О, спички! – Живем!
За окнами был нескончаемый февраль. Время – около двенадцати ноль-ноль.
Все собирают деньги, и ты сам говоришь – и два рубля сверху.
- Ни хера, - сказал Херасов.
Саша придумал персонажей: Шнапс-Капитана и Хер-Майора.
Андрей снова придумал названье: «Мертвый марш».
Влад пошел бы в библиотеку воровать книги. А Андрей - технику.
Так, первый у нас приходит Лесбиянов, - шептались девочки.
- А затем Роллингстоунсов, - это я добавил, но уже позже. Я рядом стоял и все слышал. Одной из девочек я очень нравился.
На 8-ом этаже, где жил Костик, была надпись: «Костик – Лапусик».
Тайные вредители мы с Андреем.
Он гадкий подельник. Был им.
Что, опять подлоктями загорал, - спросил все тот же Андрей.
Займись же делом, наконец: хуй, гвозди - у кассы.
- Мы были начальниками задних парт. – Чего-чего? – Ничего…
- Мне не до девчонок, мне учиться надо, - говорил Кирилл, - я же гимназист.
Еще мы были шахматистами-затейниками с Андреем. Наш послужной список игры составляли: спектакль в школе, плотина ГЭС (на запретной зоне), ТЮЗ.
Максим не знал, желал ли он вечером легкого досуга, или нет.
Вот ты каналья, вот ты гангрена! - ругался Владислав известно на кого…
И все возрадовались, играя в карты.
- Молится, или больной, - подумал Иван. Он известный революционер.
- Дамы с вещами, на выход, - распорядился Андрей в троллейбусе.
Иринка собирает свои хулиганские цитаты.
- А что, мне с вами нельзя? - спросила девочка.
- Нет, конечно! – ответил пьяный вдребезги Лебедев.
- Так, Костик, бери себе! Сабе. Бери, – сказал дядя Сережа, его отец. Мы играли в карты на пляже. Сергея мы звали Сорогой.
Дядя Сережа до сих пор ходит в куртке, в той, что носил еще и в 1996-ом году.
Одного мужика мы обычно обзывали бородатым ослом, равно как и лысым чертом.
Психически нездоровый Саша кричал:
- А ничего не было! Не считается! Ца! А никто ничего не видел! А кто докажет!? А так немцы делали!
Тетя Таня искала первого августа две тысячи второго года сына:
- А где Костик?
- А вон, «четверка» белая стоит.
- А что он там делает?
Мы засмеялись.
Саша носил кличку «Би-Би». Его все знали. Абсолютно все. Его отец умер от водки. Саша и без того был неполноценным, а потом вообще обострилось.
- Милый мальчик мой! – называл он Димку, когда играли в футбол за церковью.
Баба Маша сказала:
- Книга интересная. А я красивая.
- О, какой голосок, слыхал?! А! Слыхал, как он крикнул-то? – торжествовала женщина в маршрутке.
- А у меня сумку спиздили недавно, - сказала бабка на весь салон авто.
- Как же вы живете? – спросил пассажир.
- Водку пью, анашу курю, с проститутками развлекаюсь! – приколол водитель незадачливого пассажира.
- Вы бы хоть до шести считать бы научились!
- Да мы и больше научились, да считать нечего, - сказал дед.
Сидим, сидим. Саша сказал: «Эх, ма!»
И опять сидим, сидим…
Два урока подряд мы с Владом убивали время. И не раз. Часто так бывало.
А потом весна началась. А еще зимой в меня влюбилась Анжела. Я ее поцеловал при всех на столе, уложив ее на стол. А она поцарапала мне шею когтями.
Андрей хотел написать некролог. Ему вернее даже только слово одно понравилось само: «некролог». Ничего писать он не собирался.
Слава Г. часто возражал:
- Я не пойму, когда кончится вся эта пидерсия!?
Мы играли в «менеджер». Саше не понравилось, что кто-то ворует.
Артем обратил на себя внимание воплем:
- Что на меня смотрим?! Танцевать буду!
Аня осторожно предположила: «Ну что, всё? Сейчас трахаться будем?»
Дело повисло в воздухе.
А я подумал, что каждый из присутствующих хотел бы.
Но я не помню уже: какая Аня именно это сказала. Я и саму Аню не помню.
Карточный зачинщик я в новогодней сказке. Как давно это было… Картежная банда. Ну, просто шайка заядлых картежников.