Страница 62 из 64
Меды были горцами столь древнего рода, что ахейцы, дорийцы, македонцы и кельты, продвигаясь на юг, опасливо обходили стороной земли этого свирепого племени. Они выжили в суровых фракийских горах, став крепкими, как дикие козлы; их обычаи остались неизменными со времен, предшествующих веку бронзы, и когда их богов – подателей пищи не смягчали человеческие жертвоприношения, меды совершали набеги на заселенные земли. Филипп давно подчинил их себе, и горцы принесли клятвы верности; но со временем образ грозного царя потускнел, отойдя в область преданий. Племя возросло, мужающие мальчики жаждали омочить в крови свои копья. Меды хлынули на юг, как вышедшая из берегов река. Разграбленные деревни сжигались, македонских переселенцев и мирных фракийцев живыми рубили на куски, их головы становились трофеями; женщин угоняли как скот.
Антипатр, который слушал все это уже во второй раз, спокойно наблюдал за юношей на троне, готовый отечески его ободрить. Александр сидел, нетерпеливо наклонившись вперед, впившись взглядом в гонца.
– Прервись, – сказал он наконец. – Мне нужно кое-что записать.
Когда появился писец, Александр продиктовал ему, сверяясь с нарочным, схему передвижений медов и важнейшие особенности местности, присовокупив к этому набросок карты, который сам начертил на восковой дощечке. Проверив и ее, он велел вымыть, накормить и уложить спать гонца и отослал рабов.
– Я подумал, – сказал Александр Антипатру, изучая таблицы с записями, – что все это нужно было узнать тотчас же. Сон подкрепит его силы, но кто знает, вдруг он умрет. Я хочу, чтобы гонец хорошо отдохнул перед походом, я возьму его с собой проводником.
Рыжие кустистые брови Антипатра сошлись над его внушительным носом. Он чувствовал, к чему шло дело, но не хотел верить.
– Александр, ты знаешь, я счастлив был бы взять тебя. Но ты должен знать и другое: в отсутствие царя немыслимо, чтобы мы оба покинули Македонию.
Александр откинулся на троне. Влажные пряди волос, в которых после купания в фонтане остались комки грязи, прилипли ко лбу, на пальцах и под ногтями чернела земля. В холодном взгляде не было и следа наивности.
– Ну разумеется, Антипатр. Мне бы это и в голову не пришло. Я оставлю тебе печать на время похода.
Антипатр открыл рот, глубоко вздохнул и осекся. Александр нагнулся вперед с подчеркнутой вежливостью:
– Сейчас печати при мне нет, я был на ипподроме. Ты получишь ее, когда я выеду из Пеллы.
– Александр! Только подумай…
Александр, напряженный, как на поединке, сделал легкий жест, давая понять, что он еще не кончил. Поколебавшись, Антипатр смирился и замолчал. Александр церемонно заявил:
– Мой отец и я, оба мы знаем, какая это великая удача – иметь рядом человека, которому можно доверить государство. – Он поднялся, подбоченившись, широко расставив ноги, движением головы откинул назад спутанные волосы. – Пойду я, Антипатр. Смирись с этим, потому что у нас мало времени. Я выступаю завтра на рассвете.
Антипатру тоже пришлось подняться; он попытался использовать преимущество в росте, но потерпел неудачу.
– Будь по-твоему, – сказал Антипатр. – Только подумай сперва. Ты хороший воин, это общеизвестно. Люди тебя любят, согласен. Но ты никогда не возглавлял армию, не думал о ее снабжении, не разрабатывал стратегию. Ты знаешь, где тебе придется воевать?
– К настоящему времени меды должны были спуститься в долину Стримона, это их цель. Снабжение обсудим на военном совете. Я соберу его через час.
– Ты понимаешь, Александр, что в случае твоего поражения половину Фракии пожрет мятеж, как пожар – миртовые заросли? Сообщение с твоим отцом будет перерезано. Как только новость распространится, мне придется защищать северо-запад от иллирийцев.
– Сколько войска тебе для этого понадобится?
– Если ты потерпишь поражение, мне не хватит всей армии, оставшейся в Македонии.
Александр склонил голову к левому плечу, Антипатр не мог поймать его взгляд, блуждающий где-то поверх головы старика.
– Значит, если я проиграю, солдаты перестанут доверять мне и я никогда не стану полководцем. Также мой отец сможет сказать, что я ему больше не сын, и я никогда не стану царем. Что ж, кажется, я вынужден победить.
«Кассандру не следовало становиться Александру поперек дороги, – подумал Антипатр. – Птенец разбивает скорлупу. Нужно быть осторожным».
– А я? Что твой отец скажет мне, отпустившему тебя? – спросил Антипатр.
– Ты хочешь знать, что скажет Филипп, если я проиграю войну? Он скажет, что я должен был последовать твоему совету. Изложи его в письменном виде, а я поставлю подпись; выиграю я или нет, покажешь письмо Филиппу. Может, побьемся об заклад?
Антипатр проницательно взглянул на Александра из-под косматых бровей.
– Ага, – проворчал он. – А потом ты обернешь это против меня.
– Ну да, – кивнул Александр вкрадчиво. – Разумеется, я так и сделаю, как же иначе? Ты заключаешь пари, Антипатр. Ты не можешь ожидать, что выиграешь в любом случае. Как и я.
– Мне кажется, ставки слишком высоки. – Антипатр улыбнулся, памятуя об осторожности. – Если что-то тебе понадобится, дай мне знать. Я ставил и на худших лошадей в свое время.
Александр весь день провел на ногах, за исключением времени совета. Отдавая приказы, он мог бы сесть, но ему лучше думалось, когда он ходил взад-вперед. Возможно, эта привычка осталась от бесед с философом в Миезе. Александр собирался зайти к матери пораньше, но не хватило времени. Он пришел, покончив со всеми делами, и пробыл у Олимпиады недолго. Та хотела было поднять шум, но передумала, она всегда ожидала чего-то подобного. Александр тем временем попрощался с Фениксом и лег спать: сон требовался ему больше всего.
В лагере перед Перинфом наступило утро. Все было спокойно; минувшей ночью Филипп предпринял штурм стен, теперь его солдаты отдыхали. Обычные звуки краткой передышки: мулы ржали, люди, крича и лязгая железом, возились с катапультами, из палатки врача доносились вопли солдата, раненного в голову. Начальник отряда осадных орудий, чьей задачей было не давать отдыха осажденным, отдавал распоряжения своей команде. Осадное орудие подняли на подпорке, затвор смазали, на каждом из массивных снарядов, лежавших грудой подле, было выбито лаконичное послание: «ОТ ФИЛИППА».
Для царя возвели большой деревянный дом: во время долгой осады не было смысла ставить палатку, чтобы потеть под вонючей кожей. Филипп устроился в своем жилище как старый солдат. Пол покрывала солома, с обозом привезли стулья, подставки для ламп, ванну и кровать, достаточно широкую для того, чтобы ее с кем-нибудь разделить. Царь сидел за сосновым столом, сделанным лагерными плотниками, и читал донесение. Здесь же был Парменион.
Собрав также войска в Пидне и Амфиполе, я двинулся на север, к Ферме. Я намеревался идти по Великой Восточной дороге к Амфиполю, чтобы изучить передвижения врага и определить наилучшую диспозицию, прежде чем подниматься вверх по реке. Но в Ферме меня встретил всадник из земли агриан. Он был послан Ламбаром, моим другом и гостем, в исполнение обета.
– Друг и гость! – сказал Филипп. – Что Александр имеет в виду? Мальчишка Ламбар был заложником. Ты помнишь, Парменион? Я поставил талант на то, что агриане присоединятся к медам.
– Помнишь, наследник удрал на несколько дней к этим дикарям, после того как ты отправил его обратно в школу? Ты здорово ругался, услышав об этом.
– Так-так. У меня это совсем выпало из головы. Безумная выходка, Александру повезло, что ему не перерезали горло. Я не беру заложников из племен, которые не представляют опасности. Друг и гость! Что ж, посмотрим.
Зная, что ты на востоке, он послал мне весть о медах, которые разорили равнины в верховьях Стримона. Меды приглашали племя Ламбара присоединиться к ним в войне, но царь Терес чтит клятвы, которыми вы обменялись, когда ты вернул ему сына.
– Я бы за это не поручился. Однако мальчик послал гонца. Сколько Ламбару сейчас? Около семнадцати.