Страница 40 из 64
– Язон занимается выездкой лошадей уже двадцать лет, – сказал Филипп. – А сколько возишься с лошадьми ты, Филоник?
Глаза барышника перебегали с отца на сына; он оказался в щекотливом положении.
– Ах, государь, я вырос при лошадях.
– Ты слышишь, Александр? Ты полагаешь, что справишься лучше этих людей?
Александр смотрел на Филоника. Смущенный этим пристальным холодным взглядом, барышник отвернулся, испытывая беспокойство.
– Да. С этой лошадью – да, – холодно сказал Александр.
– Отлично, – кивнул Филипп. – Если тебе это удастся, она твоя.
Мальчик смотрел на коня влюбленными глазами, чуть приоткрыв рот. Конюх остановился. Конь фыркнул через его плечо.
– А если не получится? – резко бросил царь. – Каков залог?
Александр глубоко вздохнул, не отрывая глаз от лошади:
– Если даже я не смогу на нем ездить, то все равно заплачу за него.
Филипп поднял свои густые темные брови:
– Три таланта?
Александру только что назначили содержание, полагающееся юноше. На покупку коня ушла бы вся сумма, причитающаяся за год, а может, и за два.
– Да, – подтвердил Александр.
– Надеюсь, ты понимаешь, на что идешь. Я не шучу.
– Я тоже.
На секунду оторвав взгляд от коня, Александр наконец понял, что на него все смотрят: солдаты, вожди, конюхи, барышники, Птолемей, Филот, Гарпал, мальчики, с которыми он провел утро. Самый высокий из них, Гефестион, привлекавший внимание изяществом движений, выступил на шаг вперед. Их взгляды встретились.
Александр улыбнулся:
– Тогда по рукам, отец. Он мой! Проигравший платит.
Царская свита с облегчением засмеялась; послышались рукоплескания. Скандал обернулся забавной шуткой. Но Филипп хорошо разглядел лицо сына. Он понимал, что так улыбаются заклятому врагу, когда весь остальной мир уже не имеет значения.
Филоник с трудом верил в столь счастливый поворот судьбы. Он поспешил догнать Александра, направившегося прямо к коню. Выиграть заклад мальчик не мог, оставалось позаботиться, чтобы парень не сломал себе шею. Вряд ли царь расплатится с ним в этом случае.
– Мой господин, ты увидишь, что… – начал барышник.
Александр обернулся:
– Прочь!
– Но, мой господин, когда ты…
– Убирайся. Туда, в подветренную сторону, чтобы он не мог увидеть тебя или почуять. Ты и так уже сделал достаточно.
Филоник глянул в его широко распахнутые, затянутые дымкой глаза и поспешил выполнить приказание.
Александру пришло на ум, что он не узнал настоящее имя лошади. Может, Громом его прозвал сам Филоник. Это имя насилия и страданий. И значит, нужно новое.
Не забывая следить, чтобы его тень не пугала лошадь, Александр подошел совсем близко, глядя на белое рогатое пятно коня под длинной, развевающейся челкой.
– Бычья голова, – сказал он, переходя на македонский, язык правды и любви. – Букефал, Букефал.
Конь насторожил уши. При звуке этого юного голоса ненавистное настоящее поблекло и рассеялось, подобно туману. Но Букефал утратил всякое доверие к людям. Он фыркнул и предостерегающе ударил копытом.
– Царь пожалеет, что вынудил сына пойти на это, – заметил Птолемей.
– Александру всегда везет, – возразил Филот. – Хочешь, побьемся об заклад?
– Я справлюсь сам, – сказал Александр конюху. – Тебе здесь нечего делать.
– О нет, господин! Только когда вы сядете. Господин, я в ответе за…
– Теперь он мой. Просто передай мне поводья. Не дергай за удила. Я сказал, дай мне. Немедленно.
Александр взял поводья, чуть-чуть ослабив их для начала. Конь опять фыркнул, потом повернул голову и шумно принюхался. Переднее копыто нетерпеливо заскребло землю. Держа поводья в одной руке, ладонью другой мальчик провел вверх по влажной шее животного и ловко ослабил зажим удил, так что они вообще перестали давить коню на губы. Букефал только переступил с ноги на ногу.
– Отойди, – сказал Александр конюху. – Не выходи на свет.
Мальчик развернул коня в сторону сияющего весеннего солнца. Их тени упали, невидимые, за спиной. Запах конского пота, шкуры, дыхания накрыл мальчика горячим потоком.
– Букефал, – сказал Александр нежно.
Конь подался вперед, увлекая мальчика за собой. Александр придержал поводья, провел рукой по морде коня, сгоняя присосавшуюся муху. Пальцы мальчика коснулись мягких губ лошади. Теперь конь тянул его почти умоляюще, словно говоря: «Скорее, прочь отсюда».
– Да, да, – сказал Александр, похлопывая его по шее. – Всему свое время. Подожди, пока я скажу. Ты ведь не понесешь?
Александру надо было снять плащ. Вынимая одной рукой булавку, он продолжал говорить, не давая коню отвлечься.
– Запомни, кто мы такие. Александр и Букефал.
Плащ упал на землю, рука Александра скользнула с шеи коня на спину. Букефал был примерно в четырнадцать ладоней ростом: высокий для греческих лошадей. С ним мог сравниться разве что конь Филота, бывший неисчерпаемой темой для разговоров. Рост прежней лошади Александра не достигал и тринадцати ладоней.
Черный глаз коня подозрительно покосился на мальчика.
– Тише, тише. Я скажу когда.
Чувствуя, как лошадь мгновенно подобралась, Александр левой рукой, на которую были намотаны поводья, ухватился за свисающую прядь гривы, правой – за ее основание на холке коня. Пробежав вместе с Букефалом несколько шагов, он прыгнул, перебросил ногу – и вот уже был наверху.
Конь ощутил легкого, уверенного седока на своей спине; мягкие движения невидимых рук, сдержанную, но уверенную силу; нечто равное природе божественного. Он тонко почувствовал это, потому что сам принадлежал к сверхсуществам. Смертные не справились с конем, но он подчинился богу.
Толпа смолкла. Здесь были подлинные знатоки лошадей, люди, которым здравый смысл не позволил бы даже приблизиться к этому бешеному. Затаив дыхание, все ожидали, когда конь покажет свой норов. Если он понесет, останется только молить богов, чтобы мальчик не упал под копыта и сумел продержаться. Тогда рано или поздно зверь выдохнется. Но к всеобщему изумлению, конь повиновался мальчику, он ждал знака. По толпе пронесся гул изумления. Все видели, как мальчик наклонился вперед и с криком ударил пятками в бока лошади, пустив ее рысью к пойменным лугам. Гул перерос в восторженный рев. Вскоре всадник исчез вдали, и только по взмывающим стайкам птиц можно было определить, где он находится.
Наконец Александр вернулся. Солнце теперь светило ему в спину, и копыта Букефала, гулко ударяясь о землю, победно топтали тень, как благородные кони фараонов топтали когда-то поверженных врагов.
На поле Александр придержал Букефала. Конь тяжело дышал и тряс уздечкой. Мальчик сидел свободно, приняв рекомендуемую Ксенофонтом позу: ноги опущены вниз, бедро напряжено, голень расслаблена. Александр направил коня к помосту. Человек, который ждал его там, сошел вниз. Это был его отец.
Александр спешился в армейском стиле: через шею, спиной к лошади – наилучший способ во время боя. Если лошадь обучена. Букефал помнил все уроки, которые он получил до того, как попал к Филонику. Филипп протянул обе руки, и Александр упал в его объятия:
– Будь осторожнее, отец, не трогай его рот. Он ободран.
Филипп похлопал мальчика по спине. Царь плакал. Даже из-под века слепого глаза текли настоящие слезы.
– Сын мой! – выговорил Филипп, задыхаясь. Упавшие в его жесткую бороду слезы влажно блестели. – Хорошая работа, сын мой. Мой сын.
Александр ответил на поцелуй. Он чувствовал, что этой минуты ничто не может омрачить:
– Благодарю, отец. Спасибо за моего коня. Я назову его Букефал.
Лошадь неожиданно дернулась. Сияющий, рассыпающий похвалы, к ним подступал Филоник. Александр обернулся и мотнул головой, приказывая ему удалиться. Барышник мгновенно исчез. Покупатель всегда прав.
Вокруг собиралась возбужденная толпа.
– Отец, ты не прикажешь им отойти? Букефал еще не привык к людям. Я должен отереть его, иначе он простудится.
Во дворе конюшни было тихо и пусто; торги продолжались. Раскрасневшийся от верховой езды и работы со скребком, с всклокоченными волосами, пропахший лошадиным потом, Александр наконец остался один. Только последний докучливый зритель следил за ним сияющим взглядом, в котором читались торжество и смущение, – Гефестион. Александр улыбнулся, давая понять, что узнал его. Мальчик улыбнулся в ответ и, поколебавшись, подошел ближе. Оба молчали.