Оружейный барон

Оправляли рецкий санитарный поезд 'Красный крест' на фронт также с большим митингом на вокзале. Как трижды раненый имперский рыцарь я толкнул речь в лучших традициях советской военной пропаганды о героическом труде медиков на войне, выдавив из толпы слезы умиления. После меня выступал Вальд — второй рецкий имперский рыцарь на этой войне. Но его слушали уже плохо — не умеет еще, не жил он во времена засилья пиара. Отчет об этом митинге дали не только втуцкие, но и столичные газеты. Даже сподобились разворота в столичном иллюстрированном журнале 'Искры'. Этакий предшественник комиксов в фотографиях.

После того как все мои фирмы были приведены в относительный порядок централизованного управления я понял что мне остро не хватает своего расчетно — кассовый центра. Он же банк. Потому как логистика перемещения наличных денег меня совсем не устраивала. Жди махновцев с налетами на поезда как на Диком западе Америки. Или товарища Камо с 'благородным' эксом на дело мировой революции. Телеграфный перевод куда надежней. Или даже простой бумажный аккредитив.

Напоследок пристал Болинтер с идеей речной верфи, чтобы строить самоходные баржи с его движками. Для торговой навигации от нас до устья Данубия. Пришлось выбивать необходимое финансирование с Ремидия. Хоть это дело и очень нужное для нас, но сам я уже не тянул, чисто финансово. И жена у меня не дочка Рокфеллера.

У меня опять нет свободных денег. Последние ушли на санитарный поезд. Разве что осталось камергерское жалование для поддержки штанов.

Пора опять изобрести что‑нибудь такое, от чего все запищат и вприпрыжку понесут мне свои денежки в клюве. Безопасную бритву 'Жилет' к примеру.

С речной верфью вышел вообще анекдот.

'Связист' от Моласа был грамотный и вычислил‑таки царского шпиона среди беженцев.

Ну, как шпиона… При желании конечно можно пришить шпионаж и дать десять лет без права переписки, но именно пришить… По гамбургскому счету этот куявец в чине поручика по адмиралтейству всего лишь жертва обстоятельств, командированный на Нысю для поднятия со дна реки железнодорожного парома и угодивший в самый разгар нашего наступления.

По собственной дурости и дурацким обещаниям своего начальства приехал он на новое место службы с женой и ребенком. А тут наше генеральное наступление как раз.

Пока мазовские саперы яростно держали прогрызающие их оборону наши войска, рванул поручик в поселок железнодорожников за женой и сыном. Поселок наши не обстреливали, и считалось, что это самое безопасным местом на плацдарме.

И тут все решилось.

Лодки царцев разом все ушли на правый берег. Частью совсем пустыми.

Саперы, видя, что их большие начальники просто бросили 'на мясо', сдались.

Жена поручика быстро его переодела в старую одежду покойного мужа хозяйки дома, где квартировали — тому эти тряпки больше уже никогда не пригодятся, а мундир поручика закопали в подполе.

Так его вместе с остальными путейцами отселили ольмюцкие генералы из фронтовой зоны в Будвиц. Тужурка мастера, руки слесаря, мозги инженера.

Заявил он, что документы сгорели при обстреле.

Поверили.

Подозрений он ни у кого не вызвал. Тем более что не один он, а женой и ребенком пяти лет. Какой шпион будет ребенка в мясорубку тащить? А что это его сын никто не сомневался — портретное сходство было разительным. Крепкие гены у мужика. Доминантные.

Звали его Йозе Корсак. Был он военным специалистом по сухим докам, ремонту и подъему затонувших судов.

'Связист' прокачал его на косвенных… Нашел слабое место — семью, и отобрал подписку о добровольном сотрудничестве с имперской военной разведкой. Теперь у Корсака обратного хода домой в восточное царство не было. В глазах царского командования он теперь дезертир и предатель.

Мне даже жалко стало в чем‑то парня. Попал он как кур в ощип только из‑за любви к присным своим.

Пользуясь тем, что испытываю нехватку специалистов я поручика у 'связиста' нагло отобрал и приставил к верфи. Обломится Молас. Как обломился и его 'связист' получивший от герцога за раскрытие 'шпиона' медаль в утешение. А нечего и мечтать о забивании гвоздей микроскопом.

И то, что в благодарность мне поручик придумал, было гениально. Вместо обычного наклонного слипа строить сразу сухой док в узком затоне, вдававшимся в берег. И строить баржи в нем, а потом просто запускать воду, отворять ворота и выпускать готовое судно на фарватер свои ходом.

Затон отгородили от русла плотиной отсыпанной паровыми бульдозерами. Откачали из него воду с помощью первых двигателей Болинтера собственного производства. Экскаватор оформил котлован, а рутьеры с самосвальными тележками вывезли лишний грунт. Впервые применили в строительстве железобетон, и не только для стенок, но для дна этого дока. Помучались со шлюзовыми воротами. Но в итоге все получилось. В рекордные сроки.

Пленные саперы потом взорвали плотину, и довольно долго потом пришлось проводить дноуглубительные работы арендованным в Винданбоне плавучим земснарядом. Не только около верфи, но и по берегам у планируемых речных пассажирского вокзала и торгового порта.

Первую баржу типа 'корсак' заложили сразу композитной. Деревянная обшивка на стальном каркасе. Двигатель и рубка заднего расположения. Движитель — заднее колесо с плицами. Полезный объем трюма пять — шесть железнодорожных вагонов.

Незамерзающий водный путь сразу расширил географию поставок строительных материалов и позволил не перегружать железную дорогу, которую спешно модернизировали, переводя на два рельсовых пути до самого Втуца. В перспективе имперский минфин выделил достаточные средства, чтобы протянуть второй путь до пересечения с трансконтинентальной магистралью.

Империя это дороги.

Тем более что такого наплыва грубой рабочей силы возможно больше никогда и не представится. Война не вечна и пленных придется отпускать по домам. Так что надо спешить воспользоваться таким ресурсом с максимальной отдачей.

Иванов флигель в дворцовом парке поразил меня скромностью своей обстановки и богатством научного инструментария. С поправкой на полвека. Половину приборов можно было с чистой совестью отправлять в музей техники, которого еще нет. Но, думаю, будет.

Во Втуце уже строится финансируемое по подписке двухэтажное здание Минералогического музея, после того как кандидаты в 'бадонские стипендиаты' привели под руководством моих химиков в порядок все имеющиеся собрания камней, долгие годы пылящиеся в подвалах Политехнического общества, в стройную коллекцию годящуюся для публичного показа.

Построим и еще одно — для таких вот симпатичных лабораторных аппаратов откровенного стимпанковского вида. А то у Ивана даже первые гальванические батареи сохранились, которых больше нигде и не осталось уже.

Записи моего предшественника нашел в шкафу, стопкой амбарных книг. Этакая смесь метеорологических наблюдений, садовых опытов и дневников. Бегло пролистав их, я понял, что Иван — садовник сознательно отказался от прогрессорства в этом мире, уповая на самую передовую теорию о производительных силах и производственных отношениях.

'Смена общественной формации должна вызреть в недрах старой формации, иначе все усилия зря. Еще можно вытащить из феодализма в социализм, минуя формацию капитализма такие отсталые страны, как Монголия или Тува и то при условии, что над ними патронирует Советский Союз как направляющая и идеологическая сила. А местная империя еще в капитализм как следует не перешла. И даже когда перейдет, то родовые пятна юнкерства, как писал Маркс, будут еще долго довлеть над нею. И, безусловно, прав Каутский…', — писал доцент для самого себя на русском языке, которого тут никто кроме него не знал.

Абракадабра — рыба — птица — швабра… Лучше бы он что‑нибудь про местную химию написал полезного. А то практически все записи дневниковые содержали именно такую белиберду.

'На местный горох законы Менделя не действуют'.