Астраханский вокзал (сборник)

«Вот уж там мне делать совершенно нечего...»

Поблагодарив вахтера, Денисов пошел к домам. Протянувшиеся вдоль фасадов витрины предлагали сразу несколько «горячих точек» - на выбор.

2 января, 15 часов 20 минут

- Товарищ полковник, разрешите обратиться! - Сутуловатый капитан линотделения, прикомандированный к оперативной группе вокзала, четко взял под козырек. - Установлено, что свидетель Вотрин Евгений Иванович тысяча девятьсот двадцать шестого года рождения, проживающий на Дубниковской улице, видел подозрительного мужчину, шедшего со стороны вокзала мимо багажного отделения первого января в пятом часу утра, о чем и докладываю на ваше распоряжение! - Капитан словно сошел со страниц милицейской повести: в своем длинном сообщении не сделал ни одной паузы, не допустил ни одного неуставного оборота и ни разу не перевел дух. Окончив рапорт, капитан лихо рванул руку к бедру и щелкнул сапогами. Холодилин слушал скептически, потом посмотрел на Блохина, пришедшего вместе с капитаном. Блохин напряженно молчал.

- Пригласите сюда.

- Он здесь, за дверью.

Свидетель оказался человеком средних лет, в джинсах, заштопанных на коленях грубыми мужскими стежками, со значком рационализатора на куртке.

- Вот вы, полковник, юрист, - заговорил он, прежде чем Холодилин задал ему вопрос, - можете вы мне сказать, почему разбор моего дела начали раньше, чем указано в повестке? И сколькими репликами в гражданском процессе могут обмениваться прокурор с ответчиком?

Блохин положил ему руку на плечо:

- Два слова о себе, пожалуйста... Почему первого января вы пошли на вокзал?

- Я и тридцать первого декабря ходил... А что делать?

Он жил один, рано вставал, ходил пить кофе на станцию. Работа в котельной посменно нарушила ход его физиологических часов. Вотрин по привычке каждую ночь приходил в вокзальный буфет, хотя еще в сентябре его уволили из котельной и теперь он судился по поводу восстановления на работу.

Холодилин ни разу не прервал сбивчивый рассказ слесаря, мысленно подыскивая объяснение странному костюму Вотрина, латкам на джинсах, значку, личной неустроенности - всем несоответствиям, вытекавшим из его рассказа.

- ...Я не задерживаю?

- Пожалуйста, пожалуйста.

Рассказчиком Вотрин оказался плохим.

- Работал как все. Еще рационализацией занимался, - Вотрин показал на значок, - ни одного дня не болел. А когда завхозу понадобилось своего человека в котельную взять, вспомнили: инвалид, нельзя использовать на работе с механизмами... Да! А тут, значит, так было... Я иду мимо девятиэтажки. Пятый час, никого. Один только человек от вокзала. Знаете, где церковь за багажным двором? Трубы еще выведены из алтаря на крышу?

- Далеко он от вас прошел?

- Вот как вы сейчас сидите.

- Молодой?

- Лет за сорок, высокий. В форме.

- В форме? В какой?

- В какой, не помню. Голова своим забита. - Вотрин помолчал. - Как вы думаете, товарищ полковник, могут отменить решение суда, если нарушен принцип несменяемости судей?

2 января, 16 часов 20 минут

В винном отделе гастронома Денисов ничего не узнал - час неурочный: отсутствовали завсегдатаи. В «Березку» завотделом идти не посоветовала - кафе только открылось, не подобрался постоянный контингент. В кинотеатре шли «Озорные повороты».

По случаю демонстрации популярного фильма контролера в дверях не оказалось.

Темнело.

Все так до удивления не клеилось, что становилось смешно.

У палатки, торговавшей черствыми мучными деликатесами, Денисов увидел пьяненького мужичка - он приставал к прохожим с одним и тем же вопросом:

- Куда мне сейчас, товарищи? К законной или к незаконной?

- Конечно, к законной!

- Да-а, она опять пилить будет!

Инспектора мужичок обошел, обостренной интуицией пьяного почувствовал возможную от этой встречи неприятность.

Денисов просунул голову в окно палатки.

- Моего дружка не видела? Приветик!

Скучающая девица с припухлыми веками взглянула недоверчиво.

- Какого еще дружка?

- Здравствуй! Морячка, младшего лейтенанта! Пиво у тебя пьет. Вспомнила?

- Вспомнила. - Продавщица легла грудью на прилавок. - Боишься, потеряется?

- Приходится за ручку водить, - отшутился Денисов. - Не видела его сегодня?

- Может, видела. Что мне за это будет?

Вид у нее был плутоватый, но Денисов вдруг понял, что в устах этой скучающей девицы правда и должна выглядеть именно так - сильно замаскированной под ложь.

- Да я серьезно говорю.

- И я серьезно.

- Не шучу.

- Какие могут быть шутки!

Видя, что Денисов не собирается просить пива или клянчить взаймы, она успокоилась.

- Я ему электродрель принес, - Денисов назвал первое, что пришло в голову, - полки книжные вешать, а он ушел. И дрель возвращать надо. Давно его видела?

- Утром. Я как раз открывала. Он к парикмахерской шел.

- Туда?

Продавщица внимательно посмотрела на Денисова.

- Ты не угорел, милый? Да вот сзади тебя. За восьмым корпусом.

Как большинство моряков-северян, Денисов плохо плавал. Бегал отлично, через несколько секунд был уже в парикмахерской.

В мужском салоне никого не оказалось. В дамском юная парикмахерша делала начес своей коллеге. Громко играло радио. Иосиф Кобзон исполнял песню из «Семнадцати мгновений весны».

- Девочки, к вам моряк не заходил? Младший лейтенант?

Никто не ответил. Денисов знал песню - Кобзону оставалось еще два длиннющих куплета.

- Большая просьба...

- С утра никого, - шепнула появившаяся сзади пожилая уборщица, - весь день только и щиплют друг дружку.

Денисов бегом вернулся к палатке.

- Когда вы его перед этим видели? Давно?

- Вчера, перед закрытием. Ему, между прочим, еще цыганка гадала - я его поэтому и запомнила. - Волнение Денисова передалось продавщице. - А что он сделал? - Официальное «вы» отвергало мысль о книжных полках и электродрели.

- Это точно, что он заходил в парикмахерскую?

- Не знаю. Шел между корпусами.

- Не помните, что у него было в руках?

- Портфель, что ли...

- Вчера он был здесь один?

- Один. Взял два пива.

- А раньше?

- Раньше я его никогда не видела.

Денисов отошел от окошка. Откуда-то из домов пропищали сигналы точного времени. Семнадцать часов.

Денисов огляделся. Сразу за палаткой простирался пустырь, он заканчивался оврагом. По другую сторону улицы белел новый жилой массив. Свободная застройка чередовалась в нем с нудной, успевшей порядком надоесть рядностью.

2 января, 16 часов 30 минут

Переговоры с хозяином дачи закончились на веранде, за старым столом, испачканным белилами.

- Вначале я перееду как квартирант, потом внесу остальные деньги. Скажем, в трехмесячный срок. Не возражаете? - Илья, собственно, предвидел, каков будет ответ.

- Меня это устраивает. Переезжайте в любое время. Теперь я здесь один, - Илье показалось, что он незаметно смахнул слезу, - круглые сутки.

- Вам не кажется, что цена все-таки немного завышена?

- Продажа дач не мое хобби. Я сказал, что она стоит. Другой на моем месте запросил бы больше. Тем более с вас. Где вы возьмете такие деньги?

- Не волнуйтесь. - Илья не стал торговаться.

О задатке договорились тоже быстро - обоим хотелось поскорее покончить с этим делом. Обмыть сделку Илья отказался.

- Вы на Электричку? - спросил хозяин дачи, прощаясь.

- Нет, автобусом.

- Тогда тропинкой, через пруд. Так короче.

Автобус подошел быстро и сразу же двинулся с места, едва Илья встал на ступеньку. На задней площадке было много людей. Илье удалось протиснуться к кассе. Здесь его прижали к болезненного вида человечку, и с этой минуты Илья уже не мог пошевелиться: с обеих сторон подпирали люди, в том числе женщина в нечищеном пальто с въевшимися в него комочками пыли. Неподвижно согнутая рука пассажира уперлась Илье в грудь.

Дорога шла проселком. Автобус несколько раз тряхнуло, болезненного вида мужчина неожиданно еще сильнее прильнул к Илье. В этот момент женщина стала поворачиваться, готовясь к выходу. Илью совсем сжали, но он был начеку.