Страница 94 из 114
— Грех невелик.
— Известно, не грех. А дочке бы помочь при его-то доходах мог, да не стал. Катя все сама сделала. Дом московский как славно достроила. Пригородное поместьице свое под Петербургом обставила — что дом каменный, что сад регулярный. Вот до Троицкого ее мы с тобой не добрались, а сказывал мне племянник твой Александр Романович, диво дивное какой порядок в хозяйстве да красота в усадьбе.
— Вон как теперь Академией занимается. Лектриса-то ее, фамилии не упомню, сказывала, дни напролёт за бумагами сидит. Одному Богу известно, откуда хватка взялась. Что ни день императрице о делах докладывает.
— Ох, недолгая это песня.
— Почему же, Иван Ларионыч?
— А потому, для императрицы забавы одни нужны. Поиграет в Академию, да и бросит, а княгинюшку нашу, как муху осеннюю, прогонит. Сама увидишь.
— Да ведь врага-то ее главного, вишь, не стало. Днями и граф Григорий Григорьевич Орлов прибрался.
— Да что ей в нем! Бывший фаворит — невелика опасность. На мой разум, граф в последние годы дружиться с Катенькой хотел — Артемий, как вместе с ней по Европе ездили, сказывал. Да Катенька предел тому сразу положила.
— Вот и умница!
— По совести-то умница, а по делам придворным — как знать. Хоть и нет Орловых более при дворе, а ниточки от них все равно далеко тянутся. Коли служить княгинюшка наша собралась, то и отмахиваться от них не приходится. Зря она думает, будто Потемкин Григорий Александрович поддержкой ей будет, ой зря. Этот свою выгоду всегда соблюдет.
— Никак, службой племянника нашего внучатого занимается? С собой в компанию взял?
— Взять-то взял, да с чего это ему князь Павел Дашков запонадобился, о том не подумала, друг мой?
— Кому ж образованный да ловкий адъютант помешает.
— А к чему князю Потемкину образование-то Павлушино? Ловкость везде хороша, да я в нее не больно верю. Строго его Катенька воспитала, не для двора. В первом же капкане, помяни мое слово, окажется.
— Не говори такого, Иван Ларионыч, не говори и думать не моги. Не дай Господь, в недобрый час скажется, да и исполнится! Сам знаешь, как оно бывает.
— Знаю, знаю, друг мой. А только у Потемкина свои планы. Думаешь, случайно разговоры ходят, будто быть Павлуше в случае.
— О Господи, грех какой!
— Грех не грех, а все императрицына служба. Забыла разве, что князь Потемкин любимцев ко двору поставляет? Один государыне глаза намозолит, другой уж на пороге стоит. Глаз у князя наметанный, промашки нипочем не даст.
…Академия наук решительно не приучена к тому, чтобы тотчас же откликаться на все ученые открытия и наблюдения. О каждом из них начинается дискуссия, затягивающаяся на месяцы, а то и годы. Причина подобных дискуссий, по моему разумению, кроется не столько в стремлении установить истину, сколько в завистном желании воспрепятствовать чужим успехам. Все пространные объяснения смысла ученых споров не смогли меня убедить в их смысле. Разве немедленная публикация не открывает двери в мир науки, где им могут воспользоваться многие, а не узкий круг наших академиков? Чтобы не показаться голословной, я решилась показать пример на последних явлениях астрономических. 19 февраля 1785 года в Москве в первой половине дня при солнечной погоде и двадцатиградусном морозе в небе появились некие круги и желтоватые шары, остававшиеся до начала сумерек. Главнокомандующий Москвы граф Брюс немедленно прислал государыне сделанные с натуры зарисовки, я же немедля поручила сделать и издать гравюры с изображением помянутых явлений. Тем более что другое странное явление имело место на следующий день в Ярославле, где такие же круги выступили на небе вокруг Луны. Рисунки и описание были переданы мне 10 марта, а спустя неделю Портретная типография академическая отпечатала восемьсот экземпляров, из которых шестьсот шестьдесят три были отданы в Географический департамент для раскрашивания, а остальные поступили в книжную лавку и тут же были раскуплены. Интерес петербургской публики оказался так велик, что пришлось допечатать еще пятьсот штук, что принесло Академии наук заметную прибыль. Но еще большей прибылью стало то, что из других городов стали поступать сообщения о подобных явлениях околосолнечных, давая господам академикам пищу для размышлений и научных выводов. Одно плохо, что добиться необходимой скорости удалось лишь благодаря неусыпному моему наблюдению, зато изданные листы доставили государыне истинное удовольствие.
— Вы поторопились заняться словарем, княгиня?
— Такова была ваша воля, ваше величество.
— Да, но вы не могли не знать, что эту работу я начала сама с помощью профессора Палласа, и я полагаю, наш труд вполне оригинален и заслуживает того, чтобы к нему присоединилась Академия.
— Ваше величество, но господин Паллас — естествоиспытатель.
— Что же из этого? Вы сами с большой похвалой отзывались о его деятельности.
— Но в его области, ваше величество. Мне кажется, уважающий себя ученый не может браться за все существующие виды знаний и добиваться в них успехов.
— Вы забыли о временах Возрождения, княгиня.
— Но эти времена были достаточно давно, и наши на них нисколько не похожи. Тогда наука находилась у своей колыбели, теперь же…
— Одаренные люди встречаются во все времена, и господин Паллас относится к их числу. Вы, по крайней мере, поинтересовались, княгиня, принципами нашей работы?
— Я не могу сказать, чтобы имела о ней достаточно полное представление.
— Вот именно, княгиня, вы сами признаетесь в заведомой легковесности своих суждений. Жаль, очень жаль. Между тем господин Паллас помогает мне в составлении сводного словаря более чем девяноста языков, и среди них тех, которые встречаются только в нашей империи.
— Ваше величество, я не представляю себе объема подобного труда.
— Ничего удивительного, но мы решили ограничиться определенным кругом основных понятий. Их должно быть в общей сложности не более двадцати.
— Каких именно, ваше величество?
— Скажем, небо, солнце, земля, вода, огонь, отец, мать.
— Но двадцати слов недостаточно для того, чтобы люди могли выражать свои мысли, тем более обмениваться ими. Что дадут им эти понятия? Представление о языке?
— О строе их мыслей. Дальше этот круг понятий можно начать расширять, и тогда помощь Российской академии станет полезной и необходимой. Меня удивляет ваш скептицизм, княгиня! Все, кто знакомился с образцами нашего труда, были от него в восторге.
— Ваше величество, эти восторги во многом вызывается глубиной и полнотой ваших научных познаний и интересов, но ведь существует еще и наука.
— Наука, которая претит всем! Не я одна не согласна с принципом вашего издания. Оно будет просто неудобным.
— Ваше величество, это первый и совершенно необходимый шаг. Мы делаем первый словарь, и потому в нем необходимо отыскивать и объяснять корни и происхождение слов. Отсюда и приходится обращаться к этимологическому — словопроизводному принципу.
— Вы занимаетесь сочинением, которое станет интересным для одних академиков, тогда как словарь должен служить просвещению всего общества, а в таком случае он должен следовать алфавитной последовательности.
— Вы совершенно правы, ваше величество. Но такой словарь мы сможем составить и издать через несколько лет.
— Двойные траты и бесконечные ожидания!
— Ваше величество, наука о языке не терпит спешки.
— Вы словно ищете, как занять Академию вперед на много лет, тогда как общество ничего не получит от ее существования.
— Государыня, я интересовалась расходами Палласа. Они превосходят все мыслимые и немыслимые размеры. Я не решаюсь спросить у вас лишней тысячи рублей на содержание штата, тогда как господин Паллас тратит двадцать тысяч рублей на составление своего труда, и это не считая бесконечных курьеров во все медвежьи углы.
— Паллас все лишь исполнял мою волю, которую вы, княгиня, если не ошибаюсь, решаетесь критиковать?