Княгиня Екатерина Дашкова

— Умерла при непонятных обстоятельствах в крепости. Но довольно об этом. Мы должны заняться твоим туалетом перед предстоящим праздником. Моя гостья не имеет права ударить в грязь лицом перед графом и его гостями.

— О, мисс Бетс, если бы вы знали, какое это было сказочное зрелище, этот Нескучный сад!

— Дорогая мисс Мэри, я много слышала рассказов об орловских праздниках и убедилась, что ни один не похож на другой.

— Начать с того, что граф Орлов встретил нашу карету у ворот, великолепных ворот с колоннами и скульптурой, и пошел рядом с каретой, говоря всяческие любезности княгине. Он был так взволнован, что я не верила своим глазам.

— Посещение княгини — великая честь для каждого, а для него особенно. Это род примирения с москвичами, на которое граф, возможно, и не рассчитывал.

— Нет, нет, вы только послушайте, мисс Бетс! От входных дверей до самых ступенек нашей кареты был разостлан великолепный ковер, на который и ступила княгиня — граф прямо на руках вынес мою русскую маму из кареты. Вдоль входа стояла целая гвардия разодетых в шитые золотом ливреи лакеев. Дом сверкал тысячами огней. Отовсюду раздавалась музыка. Кругом стояли цветы, и прислуга весь вечер разносила на подносах такие великолепные напитки и сладости.

— Так принято встречать в Москве гостей, мисс Мэри. Разве не видели вы таких же праздников и в нашем доме?

— Да, конечно, но там было всего так много! К тому же эти толпы гостей в маскарадных костюмах. О чем-то подобном я только читала в исторических романах.

— Ее сиятельство любит говорить, что история не торопится в России, но всегда замедляет свой шаг. Европа всегда может увидеть в ней свое прошлое.

— О, княгиня, несомненно, права, права во всем. Вы знаете, мисс Бетс, на столах было такое множество угощений, столько серебряной посуды, что совсем не хотелось есть, но только любоваться этим великолепием. Между тем лакеи все время приносили все новые и новые перемены и не переставали усиленно потчевать гостей. А музыка — музыка гремела так, что не было вовсе слышно даже ближайшего соседа!

— И граф, конечно, сидел возле княгини?

— Он не отходил от русской мамы весь вечер ни на шаг. Но это было что-то особенное, когда по его знаку в зале образовали круг, куда вышла танцевать его дочь. Молодая графиня так хороша собой, так грациозна и скромна, что от нее просто нельзя было оторвать глаз.

— А как отнеслась к ней ее сиятельство?

— О, княгиня не говорила ни слова, но лицо ее светилось такой добротой, что граф несколько раз бросался целовать ее руки, благодаря за снисходительность к его любимице. Русская мама прижала девушку к груди и наговорила ей множество, по всей вероятности, приятных слов, потому что молодая графиня вся зарделась, а граф начал утирать слезы.

— Я так рада за ее сиятельство! Ей так редко удается испытывать подобные переживания, а она так нуждается в сердечности и теплоте, которые вы принесли в наш дом.

— Но мою русскую маму нельзя не полюбить с первого взгляда. Со мной так и случилось, когда я увидела ее на крыльце дома в свой приезд. Перед этим я начала горько сожалеть, что согласилась на уговоры родных и поехала в Россию. Они хотели, чтобы развеялась моя скорбь по брату, а я в последнюю минуту испугалась незнакомой женщины, с которой предстояло провести достаточное количество времени.

— Я так жду окончания вашего рассказа, мисс Мэри!

— О да, простите! Молодая графиня после каждого танца подбегала к отцу, целовала руку у него и у русской мамы. А за ужином граф стоя выпил здоровье княгини Дашковой и опустился перед ней на колено. Это было очень торжественно и красиво. Моя русская мама, мне кажется, едва справлялась со слезами. А в конце граф снова проводил нас до кареты и долго благодарил княгиню за то, что согласилась приехать в его владения, которые он назвал своим домишкой. Моя русская мама всю обратную дорогу молчала и сразу по приезде ушла к себе. И еще горничная мне сказала, что у нее всю ночь горел в покоях свет.

— Я не верю своему счастью, моя русская мама! Сегодня приезжает Кэтрин. Вы решили выписать в Москву мою сестру из Парижа. Это невероятно!

— Счастье заключается только в том, мое дитя, что мисс Кэтрин согласилась оставить Париж и присоединиться к тебе. Что до меня, я не могла допустить мысли, чтобы твое желание осталось неисполненным. К тому же мне самой любопытно познакомиться с твоей сестрой. Она похожа на тебя?

— Нисколько! Кэтрин, в отличие от меня, много жила в городах. Она привыкла к обществу. Все говорят, она очень наблюдательна, остроумна и остра на язык. Иногда я теряюсь перед ней, но если бы вы знали, как мы привязаны друг к другу!

— Тем лучше, мое дитя, тем лучше. Теперь вы вместе будете знакомиться с Россией, и у нас образуется целая веселая шумная семья, которой мне так не хватало всю жизнь.

— Простите меня за нескромность, моя русская мама, но почему вы не вышли второй раз замуж? Разве в России это не принято?

— Почему же. Множество женщин даже по нескольку раз заново устраивают свою жизнь. Для меня это лишь доказательство, что они не любили ни разу.

— Не любили, хотя выходили по своей воле замуж?

— Замужество и любовь, мое дитя, далеко не одно и то же. Мой брак был одним из немногих счастливых исключений, и память о нем я не хотела осквернять. Если судьбой мне было предназначено всего пять лет полного счастья, я готова довольствоваться только ими, не разливая благородное вино пусть даже прозрачной родниковой водою. Князь Михаил всегда остается со мною, хотя наши дети и могут приносить мне немалые огорчения. Но пойдем посмотрим, как убраны комнаты мисс Кэтрин, и ты должна мне подсказать, какие цветы предпочитает твоя сестра. Думаю, в наших оранжереях они найдутся на любой вкус.

— Вы столько времени уделяете письмам, милая Кэтрин, что я готова вас заподозрить в писательских амбициях.

— О нет, ваше сиятельство, так далеко мое честолюбие не простирается. Я трезво оцениваю свои возможности и хочу просто помочь своим друзьям составить полное представление о России.

— Это любопытно — свежий взгляд на нашу страну и людей.

— Не может быть, чтобы мои замечания вас могли заинтересовать, ваше сиятельство, но если это так, я готова показать вам свои наброски. Мне будет только приятно ваше внимание.

— В самом деле?

— Тут нечего обсуждать. Вот последнее мое письмо, на котором еще не просохли чернила. Вы мне очень польстите, если его прочтете, княгиня.

— Но я сделаю это с большим удовольствием, милая Кэтрин.

«Мне кажется, что я все это время носилась между тенями и духами екатерининского дворца. Москва — императорский политический элизиум России. Все особы, бывшие в силе и власти при Екатерине и Павле и давно замещенные другими, удаляются в роскошную праздность ленивого города, сохраняя мнимую значительность, которую им уступают из учтивости. Влияние, сила давно перешли к другому поколению, тем не менее обер-камергер императрицы князь Голицын все так же обвешан регалиями и орденами, под бременем которых склоняются еще больше к земле его девяносто лет от роду; все так же, как во дворце Екатерины, привязан бриллиантовый ключ к его скелету, одетому в шитый кафтан, и все так же важно принимает он знаки уважения своих товарищей-теней, разделявших с ним во время оно власть и почести. Рядом с ним другой пестрый оборотень — граф Остерман, некогда великий канцлер; на нем висят ленты всевозможных цветов — красные, голубые, полосатые; восемьдесят три года скопились на его голове, а он все еще возит цугом свой стучащий кость об кость остов, обедает с гайдуками за своим столом, и наблюдает торжественный этикет, которым был окружен, занимая свое место».

— Да, вы беспощадны, Кэтрин, вы очень беспощадны. Впрочем, это не мешает вам говорить правду — тени екатерининского века, нас всех трудно иначе назвать.

— Ради Бога, простите, княгиня, если мои слова вас чем-нибудь задели. Они никак не относятся к вам.