Третьи лица

На третий день я открыл для себя, что начинаю забывать собственную жизнь. Медленно, но воспоминания из прошлого стали просто исчезать, словно их стирали невидимым ластиком. Тут настал мой черед бояться за свою жизнь.

Признаться, я думал, что умираю, и даже прикинул, что с такими темпами мне еще остался месяц-другой, а потом – конец. Я честно пытался понять, почему так случилось, но так и не разобрался. Видимо, пробуждение ведьминской крови в моих жилах как-то повлияло на тело, причем только отрицательно. И лекарства, похоже, не ожидалось.

Но раз так, то надо разобраться еще кое с чем…

Я взглянул на пергамент. Хоть и заголовок гласил «Эйнариколь», но пергамент представлял собой не цельный текст, а несколько скопированных писем, часть из которых бесследно исчезла, стертая временем и дешевыми чернилами – проклятые жлобы!

Я прищурился и стал читать.

«Доклад. Маэгрис-Вестелиону. От 16 Йуля 322 гг.

Начало доклада.

3 день Долгой зимы. Группа исследует обломки Исильмаиля 19 дней и 18 ночей. Второго дня был найден склеп известной нам обоим личности. Для остальных по вашей просьбе находка остается секретом, но долго скрывать ее у меня не получится. Сегодня на рассвете была вскрыта могила, тело отсутствует. Вместо него в склепе покоится потерянный меч, однако заклинание мешает подойти к нему на расстояние вытянутой руки. Уверенности в подлинности находки нет, но сомневаться не имеет смысла.

Клинок полностью подходит под описание. Рукоять видоизменена и подписана, цитата: «Эйнариколь всегда найдет наследника. Кровь от крови, плоть от плоти». Конец цитаты. Считаю, цитата не имеет смысла: у известной нам обоим личности прямые наследники отсутствуют. Однако наши познания в его личной жизни ничтожно малы.

В ближайшие дни планирую извлечь находку и передать ее лично вам в руки.

Конец доклада».

Я протер пальцами глаза.

Кровь от крови, плоть от плоти…

Черт, эти строки действительно начинают меня нервировать. Видимо, речь в письме идет о каких-то раскопках, но причем здесь я и эта железяка?

Я сконцентрировался, пропустил выцветшие строки и стал читать дальше.

«Доклад. Маэгрис-Вестелиону. От 45 Йуля 322 гг.

Начало доклада.

Заклинание не подлежит нейтрализации! Повторяю: заклинание не подлежит нейтрализации! Весь месяц наша команда пыталась пробиться сквозь барьер, но у нас не вышло! Вся группа заразилась неизвестной болезнью. Число жертв растет с каждым часом, у меня проявляются первые симптомы, если не найду лекарства, то погибну минимум через два дня.

От клинка осталась лишь рукоять, остальная часть бесследно пропала. Надпись изменилась. Цитата: «Проклятый клинок карает всякого, кто нарушит границу. Великим станет лишь наследник. Эйнариколь вновь станет един». Конец цитаты.

Считаю своим долгом заявить, что все наследники Д. подлежат обнаружению и ликвидации. Нельзя допустить исполнения пророчества! Прощайте, господин Вестелион. Надеюсь, мы еще встретимся в Высшем Мире, так как мое присутствие в этом, похоже, подошло к концу.

Конец доклада».

Я покачал головой. Бред сивой кобылы.

Нет, Белфер прав, надо жить собственной жизнью. Плевал я и на Альму, и на эти долбаные пророчества, которых знать не знаю!

Я задумчиво посмотрел на меч. Ну, в конце концов, у него ведь должно быть имя! Вот пусть и будет, хоть я и не очень уверен, что в письмах упоминался именно он. В конце концов, Белфер мог просто ошибиться.

Я поднялся с койки, сразу же забывая про содержания пергамента, покрепче схватил ящеричные ножны, в которых покоился мой новый клинок, и уверенно двинулся к королевскому шатру, зная, что Джерард мне не откажет. Не после того, что я сделал.

Мне предстоит долгий путь, и кто знает, где я найду свою смерть.

Часть 2

Альма проснулась, раскрыв рот в беззвучном крике. Снова.

Ее руки дрожали, пот покрывал щеки и лоб, а мокрые светлые волосы разметались по подушке, издалека походя на ужасных ядовитых змей, какие были у Медузы Горгоны – чудовища, которое она убила и чье сердце съела еще давным-давно.

- Он знает! – это было первое, что она сказала, пытаясь говорить как можно тише.

Он знает. Нет, почему так рано? Неужели она ошиблась?

Она вскочила с кровати, схватила со стула халат и со всех ног побежала к двери. Кровь в висках глухо пульсировала, выдавая всем притаившимся хищникам ее ужас, а по щекам струились прозрачные солоноватые слезы. Альма чувствовала себя плохо, очень плохо, ее пугало растущее в душе беспокойство, но больший страх ей причиняло собственное сердце – сердце матери, сердце ведьмы.

Рано, слишком рано! Он не успеет научиться, не сможет контролировать себя. Черт возьми, он и скрыться не успеет! Они заберут его у нее, теперь их ничего не сковывает. Нет, нельзя им позволить, надо выиграть ему время. Еще хотя бы чуть-чуть!

Хлопнула дверь, растрепанная Альма вырвалась на улицу и стала озираться, а потом вдруг застыла на месте. Ее лицо ожесточилось, стало бледным, как гранит, и в глазах засверкали молнии.

- Выйди, Штригга! – громко воскликнула она, наблюдая за небольшой березовой рощей в десятке метров от ее дома. – Я ведь не такая дура, как ты, я тебя вижу.

- Я вовсе не пыталась от тебя спрятаться, Альма, - тут же последовал ответ. – Лишь хотела проверить, не потеряла ли ты нюх, в твои-то годы!

Голос молодой ведьмы, которую в народе кликали Штриггой, казался Альме чересчур задиристым и наглым, в нем звучала издевка. Надо бы ее проучить пару раз, а еще лучше – закопать заживо на пару сотен лет! Пусть потом только попробует ей хамить, мелкая засранка.

От тени деревьев отделился высокий стройный силуэт, а через несколько секунд, когда юная ведьма вышла на свет, стали ясно видны все ее прелести.

Кожа Штригги была цвета парного молока, такая же бледная и чистая, без единого недостатка, а фигуре смело могла завидовать даже самая прекрасная девушка во всем мире. Одевалась ведьма весьма однообразно, делая ставку на тело и милое личико: серая блуза без рукавов и с огромным треугольным вырезом в зоне декольте; короткая юбка-карандаш того же цвета, плотно облегавшая бедра и доходившая до колен, и низкие зеленые сапожки на высоких каблуках, покрытые треугольными чешуйками. На шее ведьма носила пурпурный шелковый платочек, обвивавший ее лебединую шейку, и короткую серебряную цепочку с круглым медальоном с инкрустированным шестиугольным алмазом. Подкрепляла все это Штригга мощным чарующим заклятьем, которое порой давало сбой и действовало не только на мужчин, но и на особ более слабого пола, однако знающие личности предполагали, что это были вовсе не сбои, а даже наоборот.

- Выглядишь не очень, - с ходу напала на Альму Штригга, строго оглядывая опытную ведьму с ног до головы. – Совсем о себе не заботишься, стала походить на какую-то крестьянку.

- А вот ты смотришься лучше всех, - едко ухмыльнулась Альма. – Наверное, плохо приходится нынче ведьмам, раз добывать все приходится не головой, а тем, что между ног, а?

Штригга ощерилась, показывая ряд ровных белых зубов. Она цокнула языком и оказалась в паре шагов от Альмы, так что та могла разглядеть на идеальном лице каждую открытую пору.

Альма гордо выпрямилась и смело взглянула прямо в глаза своей собеседнице. Она могла поспорить, что далеко не один мужчина пал жертвой этих чарующих глаз цвета морской волны.

- Говори, чего тебе надо, или катись отсюда, - прошипела светловолосая ведьма, пытаясь сдержать гнев.

- Ты знаешь, чего мы хотим, Альма, - спокойно и шепотом ответила ей вторая. – Ты поступила опрометчиво, самовольно покинув наш шабаш. Ты предала нас ради каких-то заумных лживых строчек, выбитых известным обманщиком на своих могильных плитах, и мы желаем, чтобы ты добровольно отдала нам результат всех твоих трудов.

- Ага. И тогда вы великодушно предоставите мне амнистию? Дадите умереть в одиночестве с осознанием того, что где-то там, за морем, вы в своих целях используете моего сына? Могу поспорить, теперь, когда в нем закипела моя кровь, вы его чуете и знаете, на что он будет способен. Требуете от меня пожертвовать своим будущим?