Страница 2 из 22
Нож в руке успокаивающе подействовал на Ника. Дыхание его до сих пор оставалось прерывистым, словно он пробежал несколько кругов на спортивной площадке. А там, где билось сердце, было холодно и вязко, словно его, сердце, только что макнули во что-то мокрое, терпкое и ледяное.
Парень и сам не понял, отчего так резко подорвался и почему так жутко себя чувствует. Никогда раньше он не просыпался непонятно от чего, без видимой или слышимой причины. Осторожного и внимательного Никиту мог разбудить любой, даже самый незначительный шум, но сейчас было абсолютно тихо. Даже на улице не слышно было ни шороха. И никаких кошмаров ему вроде бы и не снилось. Ему вообще в последние месяцы почти ничего не являлось во сне: ни хорошее, ни плохое.
Да, Ник Кларский справедливо полагал, что раз наутро он ничего не помнит, то ночью ему ничего и не снится. Усмехаясь сам над собой, считал, что, наверное, нож в кровати все же помогает ему избавиться от снов. Но сейчас, как и всегда, он просто забыл свои черно-белые газетные сновидения.
Парень, приказав сердцу войти в свой обычный ритм, несколько раз глубоко вдохнул, встал с кровати, неспешно подошел к окну и распахнул его, впустив в комнату поток свежего ночного воздуха, который тут же окутал его обнаженный крепкий торс. Сон свой он, естественно, так и не вспомнил, вот только отчего-то перед его внутренним взором стоял образ старшего брата. Ник попытался выкинуть его из головы, но не смог: против Андрея он всегда был бессильным. Ухмыляющийся довольный Март постоянно смотрел на Никиту из подсознания. Сейчас, например, память подкинула его в образе почти шестилетней давности, когда Андрей узнал, что его братишка сам поступил в государственный университет на престижную специальность экономического факультета. Следом за ним в светловолосой коротко стриженной голове появились и другие лица из прошлого, которое никак не хотелось забываться.
До самого рассвета – сегодня яркого, игривого, темно-оранжевой бархатной каймой застывшего на краях быстрых рваных облаков – Никита просидел на подоконнике у открытого окна, отгоняя и отгоняя непрошеные воспоминания и полузабытые лица. Знакомые, подельники, враги. Умершие родственники, старший брат, единственный друг, первая любовь. Все они теребили память как заведенные, не желая успокоиться, и каждый из них шептал что-то свое.
Чем больше лиц мелькало в воображении, тем сильнее становился издевательский ветер на улице. Ник находился на восьмом этаже и мог сполна почувствовать всю силу быстрого и порывистого дыхания июньского утреннего воздуха.
– Иди против ветра, – задумчиво сам себе сказал Кларский и сам же себя обозвал клиническим психом. Молодой человек нервно постучал пальцами по подоконнику, куда случайно попали первые томные солнечные лучи. Что-то продолжало его беспокоить – то, что казалось очень важным, но никак не желало выплывать из потайных глубин памяти.
А последнее лицо, что он вспомнил, было симпатично-задорным, голубоглазым и окаймленным светлыми, едва достигающими плеч волосами, на одной из развевающихся прядей которых сидела золотая бабочка. Она вдруг сделалась изумрудной, а потом стала переливаться сверкающим серебром.
Девушка, на волосах которой сидела эта невероятная бабочка, мило улыбнулась Никите, и он не смог отвести взгляда от ее губ – малиновых, приоткрытых, очень и очень привлекательных. Молодой человек протянул вперед руку и коснулся этих губ кончиками пальцев, заставив их обладательницу засмеяться.
«Помнишь, что я тебе сказал? – спросил мысленно Ник, глядя на девушку, не мигая и зная, что она понимает его без слов. – Я сказал тебе, что я вернусь. Помнишь?»
Она молчала, осторожно гладя его по вытянутой напряженной руке.
«Так ты помнишь или нет?» – начал сердиться парень.
Ответа все не было – девушка с бабочкой на волосах продолжала гладить его руку: нежно, но не настойчиво, а осторожно, рассматривая его лицо как картину.
«Смотреть будешь или отвечать?» – сощурился Кларский и резко, неожиданно и даже немного грубовато прижал девушку к себе, одной рукой обняв за талию, а другой приподняв ее заостренный гордый подбородок и проведя по ее вишневым, мигом плотно сомкнувшимся губам своими, в предвкушении чего-то большего.
«Ответишь ты мне или нет? Пожалеешь ведь, если будешь играть в молчанку», – со злым удовольствием целуя напряженную, испуганную светловолосую девушку в щеку и в уголок губ, вновь мысленно сказал Никита. Она продолжала упрямо молчать, и это раззадорило его. Ник еще крепче, почти до боли прижал непослушную девчонку к себе, и, властно заглянув ей в голубые глаза, надавил большим и указательным пальцами на ее бледные щеки, заставив малиновый, как у куколки, ротик раскрыться.
«Я же сказал», – с удовольствием опустил он ладонь чуть ниже и принялся целовать непослушную нахалку, наслаждаясь ее страхом и своей силой.
Поначалу девушка сопротивлялась, но затем сделалась покорной – не только позволяла целовать себя, но и отвечала сама, обняв Никиту за плечи.
«Дурак», – вдруг мысленно сказала ему девушка и, чуть отстраняясь, укусила Кларского за мочку уха. Глаза ее смеялись. Ей не было страшно – она лишь прикидывалась.
Прежде чем прийти в ярость от такого неповиновения, Ник открыл глаза. Он со злостью понял, что опять умудрился заснуть, уже сидя на подоконнике. К тому же он запомнил сон – парню до сих пор казалось, что он целует ту непослушную девчонку, которая посмела его обозвать. Пульс его участился – тело сон тоже отлично помнило и требовало продолжение банкета, только уже наяву. Девушек у Ника не было уже остаточно долго, чтобы это самое тело начало бунтовать.
– Приснилась же, – чертыхнулся негромко Кларский, выравнивая дыхание.
Ника даже во сне умудрялась вывести Никиту из равновесия.
Парень потянулся и, не закрывая окна, из которого теперь дул ставший еще более прохладным ветер, опустился на пол, так и не подумав надеть футболку. Отжимания всегда помогали ему сосредоточиться.
Этим утром Никита Кларский принял очень важное для себя решение. Для начала он сделал несколько телефонных звонков – в том числе тем, с кем давно, очень давно не связывался, а спустя пару недель, довольный результатами, заказал через Интернет билеты в город, в котором не был почти ровно три года. План, вынашиваемый им уже долгое время, грозился быть осуществленным.
Ведь он все-таки обещал вернуться.
Может быть, мстить, а может быть…
Солнце на востоке начало светить чересчур ярко.
Часть первая
Adagio con dolcezza
Смелым помогает Судьба.
Год назад, сентябрь – декабрь
Ника сидела в темном кинотеатре и, украдкой зевая, глядела вперед, на огромный экран, на котором бегали взад-вперед и что-то при этом задорно пели мультяшные герои, изображенные лучшими художниками-мультипликаторами мира. Известная анимационная студия выпустила новый мультфильм, посвященный приключениям древнегреческого героя Тесея под незамысловатым названием «Тесей и Минотавр». Естественно, события в нем были перевратыми и приукрашенными, а сам Тесей выглядел полнейшим болваном, обладающим огромной силой – невнятной и не поддающейся объяснению, смелостью, мрачностью, безразличием ко всему на свете и лишь зачатками мозга, и то, кажется, спинного, однако популярность мультфильма была очень высока.
Ника устало сняла 3D-очки – они все же слегка раздражали ее, да и чувствительные глаза быстро уставали. К тому же герои, плывущие на Крит, чтобы расправиться с Минотавром, не совершали ничего важного, а весело и дружно пели очередную песенку, танцуя на палубе судна что-то среднее между румбой и гопаком, заставляя морскую живность удивленно таращиться на дурачков, а саму девушку зевать.
– Эй, тебе не нравится, что ли? – толкнула Нику в бок рядом сидящая с ней девушка с очень длинными и слегка волнистыми светло-русыми волосами. Именно она и затащила Нику в кинотеатр, хотя та с бо́льшим удовольствием сходила бы на отвязную комедию. Ну или хотя бы на психологический триллер.