Заговор носферату

Если бы вампиры могли бледнеть, то Эдвард фон Кольтберг, носферату, Констебль Второго Департамента Ура, Блистательного и Проклятого, пожалуй, сделался бы белее мела. Беда в том, что крови в его жилах и слишком мало. Отливать от лица нечему. Тем не менее, я уловил выражение страха на породистом неживом лице нежитя. Оно разом заострилось, точно клинок, по которому провели оселком, а в темных глазах заплясали алые огоньки: страх высвобождает агрессию.

— Не стоит напрягаться, Констебль, — скривился я. — Мне достаточно садануть ногой в дверцу вашего экипажа, и вы испытаете массу неприятных минут. Эй, возничий! Останови!

Раздалось громкое «тпррууу!», и экипаж встал.

Вампир фон Кольтберг машинально отодвинулся в дальний угол своего передвижного гроба, торопливо подтягивая к себе плотную ткань, которой закутывал голову, выходя из Реанимационного Амбара.

— Не попадайся мне больше на глаза, нежить, — на прощание посоветовал я ему. — Ты сделал большую глупость: начал давать советы Древней Крови. Мы этого не любим!

Дверца открылась, тусклый дневной свет проник внутрь экипажа, выхватив из темноты угол сиденья, и заставив вампира съежиться. Смерив его презрительным взглядом, я шагнул наружу, на улицы Ура, бурлящие жизнью и ее подобием.

Выбравшись из передвижного гроба Констебля, я неторопливо зашагал по мостовой, кутаясь в теплый плащ и не обращая внимания на почтительно расступающихся в стороны горожан. Погода еще не успела испортиться: солнце по-прежнему почти не грело, но светило все так же ярко, а мороз не столько кусал, сколько бодрил. Для Ура, обычно всю зиму проводящего под плотным одеялом, сотканным из серых облаков, приходящих с моря, такие дни редкость.

Снега в этом году еще почти не было, а тот, что все-таки выпал, успел растаять и снова замерзнуть, но уже в виде тонких ледяных пленок. Они едва слышно похрустывали под ногами.

Люблю пешие прогулки. На ходу мне хорошо думается. Течение мыслей выравнивается, приноравливается к ритму шагов, и в какой-то момент возникает иллюзия, будто с каждым шагом, сделанным по улице, ты приближаешься к разгадке очередной истории, на которые так богат Ур, Блистательный и Проклятый.

Сказать по чести, особых причин для того, чтобы так уж вызвериться на несчастного Констебля у меня не было. Я нарочно позволил себе подергать его за усы и проявить себя чуть хуже, чем есть на самом деле. Пусть Эдвард фон Кольтберг понервничает. А еще лучше — передаст эту нервозность тем, кто стоит за его спиной. А что таковые есть, я не сомневался.

Судя по всему, вампиры Квартала Склепов намерены вести свое параллельное расследование — разумеется, неофициальное, чтобы не привлекать внимание властей Ура. Не хотелось бы, чтобы кто-то из них путался у меня под ногами и обрывал те ниточки, за которые я намерен потянуть. А главное — чтобы не пытался сплести из этих ниточек свой узор. В Блистательном и Проклятом каждый старается извлечь свою выгоду из чужого несчастья, а вампиры в последнее время слишком уж часто давят на городские власти, стеная про то, как их притесняют живые. Для созданий, на протяжении веков рассматривавших человечество исключительно, как стадо годных в пищу животных, удивительная чувствительность к бытовым неприятностям!

Не понравилась мне также и попытка фон Кольтберга бросить тень на своего непосредственного начальника — вице-канцлера Витара Доркмунда, бессменно возглавляющего Второй Департамент Ура уже который десяток лет. Если уж герцог Доркмунд начнет плести интриги и устраивать заговоры, намереваясь раскачать большую лодку под названием Блистательный и Проклятый, то я даже не знаю, как охарактеризовать ситуацию. В мире существует некоторое количество вещей незыблемых и простых, не требующих подтверждений и проверок. Одна из таких вещей — честность и порядочность вице-канцлера.

В ней привыкли не сомневаться даже те, кому была известна страшная тайна вице-канцлера. Его истинное родовое имя. Должен сказать, на месте высокопоставленного служащего Ура я бы тоже его старательно прятал! Ибо Слотер, стоящий на страже интересов смертных, это немного… того. Перебор!

У многих из нас есть свои причуды и навязчивые идеи, но мой дядюшка Витар Слотер перещеголял всех. Его завиральная идея заключалась в том, чтобы искупить грехи и порочное происхождение Древней Крови, служа человечеству. Мы не знаем, кто именно втемяшил ее в голову дядюшки (Клан сильно грешил на миссионеров Строгой церкви), но постарался этот кто-то на совесть: вот уже второй век Слотер служит Уру верой и правдой под именем Витара Доркмунда, вице-канцлера и главы Второго Департамента.

А все, кто хоть немного посвящен в его тайну — не важно, от Евы рождены они или от Лилит — старательно делают вид, что им ничего не известно. И это правильно.

Большинство смертных просто двинулось бы рассудком, узнай, что покой и порядок на улицах Блистательного и Проклятого хранит и оберегает самый настоящий Выродок. Представьте волка, пасущего отару овец!

А для Клана слышать напоминания о том, как низко пал один из старейших и сильнейших его членов — позорно и унизительно. Родичи даже дали дядюшке обидное донельзя прозвище — Человеколюб.

Я не питаю особой любви к дядюшке (по правде сказать, питать родственные чувства к Слотерам вообще затруднительно), но меньше всего склонен подозревать его в грязных играх. Все что идет во вред Уру вызывает у Витара-Человеколюба массу неприятных эмоций. И, зная его, я бы не хотел оказаться на месте того несчастного, кого дядя посчитает их источником.

Если уж Витар отстранил от расследования всех Констеблей, у него был на это резон. Не доверять вампирам — вообще разумно, пусть даже кандидаты в Констебли проходят самый тщательный отбор…

Вампиры в массе своей связаны узами крови. Их существование основано почти на семейных принципах. Всегда есть старший — создатель, творец, а под ним — те, кому он дает жизнь в смерти, его киндреды. Между ними всегда имеется глубочайшая мистическая связь. Носферату сотворивший себеподобного, обладает над ним огромной властью. Иногда эта власть настолько сильна, что смерть главы вампирского рода может привести к единовременной гибели всех порожденных им киндредов.

Большинство нынешних обитателей Квартала Склепа — киндреды четырех вампирских баронов, двое из которых в свою очередь были сотворены Некромейстером Аланом, древнейшим вампиром из всех ныне существующих.

Может ли долг тягаться с голосом крови? Дядюшка не хотел рисковать и выяснять это на собственном опыте. Поэтому Констеблей и отстранили от следствия. На всякий случай.

Даже если Квартал Склепов не связан с тройным убийством магов, вдруг он задумает вести свою игру, чтобы выжать из сложившейся ситуации максимум пользы?

На ходу я задумчиво забарабанил пальцами по эфесу шпаги.

Интересно, чьим киндредом является беспокойный служака фон Кольтберг?

Пожалуй, стоит поискать ответ на этот вопрос. И я даже знал где.

Остановив жестом трусивший мимо экипаж с бронзовой бляхой Гильдии Перевозчиков на дверце, я забрался внутрь и скомандовал разом погрустневшему при виде такого пассажира извозчику:

— Давай в «Шелковую девочку», борода!

«Шелковая девочка» это не только название заведения Ли-Ши.

Шелковая девочка — это в первую очередь сама его хозяйка.

Ли-Ши, пять футов чистейшего шелка: шелковые волосы, шелковая кожа, шелковый голос, шелковый блеск темных раскосых глаз. Миниатюрная красотка с кожей цвета начищенной бронзы из далекой и загадочной Анчинской империи, где мужчины носят платья, точно женщины, и посвящают жизнь искусству выписывать иероглифы и слагать стихи.

Высокие скулы и миндалевидный разрез глаз придают ей сходство с мистическим сфинксом. Ее шаги невесомы, а гибкая талия настолько тонка, что каждый раз я начинал нервничать от мысли, что могу нечаянно сломать ее своими грубыми ручищами. При этом сама Ли-Ши в любви безжалостна и беспощадна. Казалось, что она полностью теряет над собой всякий контроль, в момент страсти, выпуская из глубины души некую темную женскую сущность, обычно подавленную знаменитой на весь мир анчинской беспристрастностью.