Спортсмены

- Выборол, с потом выборол, - мог он сказать словами Заикина, который тоже, думая о будущем, приобрел именьице в Симбирской губернии.

Ушел с ковра Иван Поддубный. Затих. Цирковая публика придумывала сказки, будто он ходит биться на кулачки с целой деревней, будто он толкнул плечом хату и повалил... Враки! Степенно жил Иван Максимович, разъезжал в щегольской коляске, хозяйствовал... Недаром он был прижимист, копил деньги. Выписал из Австрии механика и построил вальцовую мельницу в Богодуховке. В Оржице тоже, а управляющим на ней поставил брата Митрофана. Хотел разбогатеть. Изредка вспоминал Европу, шумиху вокруг себя и доставал ящик с золотыми медалями и значками - два пуда золота. Надевал широкую, расшитую золотом ленту «чемпиона чемпионов», полученную за последние победы в Париже, и шумно вздыхал...

Отца с матерью, Митрофана, всех родственников Иван Максимович одарил землей. Правда, отец Максим Иванович вскоре помер от аппендицита, в 1912 году. И опять в городе что придумали? Будто возвращался он с ярмарки выпивши, гикнул на коней, те понесли и выкинули богатыря грудью на корягу. А он еще встал и погнался за лошадьми. Оттого будто бы и скончался. На могиле у церкви сын поставил Максиму Ивановичу мраморный памятник.

После похорон Иван Максимович стал подводить итог своей хозяйственной деятельности. Не сбылись его надежды никак. Митрофан в Оржице запьянствовал. Большое хозяйство съело борцовские накопления. Преувеличил свои способности Иван Максимович, не мог углядеть за всем. Конкуренты Зархи и Рабинович тоже поставили мельницу и обставляли его во всем. Им легко - считай,

4 Спортсмены

каждый второй в округе им задолжал, как на ту мельницу не поедешь? Иван Максимович отправился в Оржи- цу наводить порядок, крепко побил Митрофана за пьянство, а тот со зла мельницу спалил.

Не получился из Поддубного сельский капиталист. Продал он имение тем же Зархи и Рабиновичу, расплатился с долгами и в 1913 году вернулся на ковер.

Публика встретила Поддубного восторженно, и снова началась кочевая жизнь - с чемпионата на чемпионат, с чемпионата на чемпионат...

Время было тревожное, надвигалась война. За границу больше Поддубный не ездил, зато до революции успел снова исколесить всю Россию. Все чаще пятидесятилетний богатырь сводил вничью схватки с более молодыми и набравшимися опыта борцами.

В Краснодаре вспоминают, как у него был взят билет на поезд, а еще предстояла схватка с борцом Стерсоы. Почитатели волновались, что он не успеет.

- Ну, раз Ванечка сказал, значит успеет, - успокаивала их Нина Николаевна, путешествовавшая вместе с Поддубным.

«Ванечка» положил Стерса за шесть минут.

- Бачили, хлопцы? От так я колысь и боролся.

Нелегко давались Ивану Максимовичу даже такие немногословные признания...

Революция, а потом гражданская война были для Поддубного событиями чрезвычайно сложными. Иван Максимович продолжал бороться в цирках различных городов, которые то освобождались красными, то захватывались белыми, то подвергались налету зеленых... Тяга к зрелищам не иссякала и в те беспокойные и голодные времена, доставляя борцам средства на пропитание. И хотя Иван Максимович не пил спиртного и ел мало мяса, предпочитая ему «бурячок та морковку», насытить громадное тело было совсем не просто.

Теперь Поддубный часто выступал и один, показывая красноармейцам и трудовому люду упражнения с гирями, и поднимая на плечах по десятку человек. Местные советские власти выдавали ему усиленные пайки. Поддубному было легче, чем другим. Его имя знал каждый, при его появлении лица русских людей освещались улыбками.

В 1919 году во время гастролей Поддубного в Бердянске на город совершила налет махновская банда. Арестовав местных коммунистов и наложив на город «контрибуцию» в 25 миллионов рублей, Нестор Махно, Левка Задов, председатель Гуляй-Польского «совета» Коган, главный «теоретик» анархистов Эйхенбаум-Волин явились вечером в цирк. Их сопровождала толпа вооруженного до зубов отребья. Махно потребовал, чтобы Поддубный поборолся с толстомордым верзилой Грицко, славившимся у бандитов своей силой. Иван Максимович не изменил своему правилу и тотчас шмякнул Грицко на ковер. У бандитов вытянулись от досады лица, но стреляли они, к счастью, не в Поддубного, в потолок... Ему сошло с рук даже избиение пьяных офицеров, которые пристали к нему и угрожали пистолетами в Керчи в те дни, когда белая армия уже агонизировала и разлагалась...

В 1920 году Иван Максимович не боролся. Настигла его в Одессе злая весть о том, что Нина Николаевна, оставшаяся в Золотоноше, ушла к другому. А уж как он ее любил, как носился с ней - «Нина-красавица, весь свет затмила». Мало ушла - прихватила с собой большую часть золотых медалей, что получил Иван Максимович за свои победы. Судьба обошлась с Ниной Николаевной лихо, ее новые связи не были крепкими, прожилась она вконец, бедствовала... Потом она писала Ивану Максимовичу: «На коленях пройду весь путь к тебе, Ванечка». Он не отвечал ей, а сестре в Золотоношу сообщил: «Я напишу ответ, когда буду сильно злой. А ты знаешь, что я никогда не бываю сильно злой». Тогда же, в Одессе, узнав об измене жены, Иван Максимович заболел и едва не умер - не ел, не пил, не разговаривал, никого не узнавал...

Еще не кончилась гражданская война, а в Москве и Петрограде уже создавался советский цирк, прославленный ныне на всех континентах. Но не все шло гладко после национализации. Дали себя знать левацкие загибы. Некий Дон Форе, связанный с Пролеткультом, писал в статье «Грядущий цирк»: «Революционные эпохи не знают нюансов... наша эпоха бесстрашная из бесстрашных, театр великих страстей и театр беззаботной радости, театр сказочного зрелища. Все, что между ними, должно быть уничтожено». Предполагалось, что «героическими персонажами будут уже не отдельные актеры, но массы».

Постепенно в зданиях цирков митинги уступили место представлениям. Во 2-м Государственном цирке (б. Никитиных) шло представление «Чемпионат всемирной классовой борьбы», текст которого написал В. Маяковский.

Смотрите все, кто падки, -

Лазаренко в роли дяди Вани

любого борца положит на лопатки,

конечно, ежели он на диване.

Клоун Виталий Лазаренко в сапогах и поддевке арбитра дяди Вани Лебедева представлял борцов: чемпиона Антанты Ллойд-Джорджа, чемпиона США Вильсона, чемпиона Крыма Врангеля и т. д. Капиталисты боролись за «прибыли от капиталистической бойни». Но вот арбитр объявил:

Революция -

чемпион мира.

Последний выход.

«Революция» боролась с «Антантой», перебрасывала ее через себя приемом «тур де тет». Но положить «Антанту» на обе лопатки у нее не хватало сил. И тогда арбитр декламировал:

Не может побороть

ни эта сторона, ни та.

Перемирие.

Тьфу!

Перерыв на десять минут.

Все, кто хочет, чтоб

красные победили через десять минут,

пусть идут йо домам.

А завтра на фронт добровольцами -

и Врангелю шею намнут...

Красочная церемония борцовских чемпионатов и стихи Маяковского были поставлены на службу революции. «Управление цирками в свое время, в эпоху военного коммунизма, приложило большие усилия, чтобы сдвинуть цирк и приблизить его к запросам нашей эпохи», - писал А. В. Луначарский.

Но жизнь входила в мирную колею, стали проводиться настоящие борцовские чемпионаты, и в 1922 году Иван Поддубный был приглашен в Московский, а потом в Петроградский госцирки. В угоду «сытому нэповскому зрителю» возродились все прежние трюки на чемпионатах. Появились маски, но теперь-они назывались в духе времени: маска «Металлист», маска «Инженер»... Борец Чу- фистов боролся с быком, дядя Ваня (Лебедев) руками удерживал на месте автомобиль с пассажирами. Газеты писали: «...Дикая, перенесенная в наше время из средневековья борьба, бой гладиаторов и бокс - кому это нужно?»