Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 22



Николая Иванович Пугач

Трудный день факира в джинсах

СОН… ФАНТАЗИЯ… ЯВЬ…

На заре воздухоплавания, в далеком 1916 году, русский писатель Иван Сергеевич Соколов-Микитов, впервые поднявшись в небо на самолете «Илья Муромец», почувствовал себя, вернее, ощутил, как бы во сне. «Птичий полет» перенес его в новое, неведомое состояние «птичьего счастья» и настолько поразил его, что ему показалось: в другом он мире, в других, еще доисторических временах, когда люди, быть может, и летали «на собственных крыльях».

А что если сегодня какой-нибудь озорной паренек-фантазер, ваш сверстник, увидит невероятный сон и выдаст вам эту небыль за правду, — поверите?

Фантазиям вообще нечасто верят. Скажем, все ли верили «выдумкам» Жюля Верна или Циолковского? А теперь их фантазии стали реальностью. Попробуй удиви нынешнего школьника подводной лодкой, космическим кораблем или полетом на луну!

Вот ленинградские мальчишки Емелька и Витька и не особенно удивились, когда раскопали в куче песка неподалеку от станции метро «Автово» инопланетянку Марфу. Эта симпатичная Марфа, так похожая на обычную девчонку, прибыла на Землю, чтобы выполнить задание жителей планеты Цория: найти сведения, которые оставила в космосе некогда погибшая цивилизация. Сведения эти помогут сберечь другие цивилизации от гибели. Кто же они, биолики, кто она — Марфа? «Да, мы — роботы! — рассказывает о себе сама пришелица. — Нас, как и ваших роботов, сконструировали. Но нас конструировали на биологическом уровне, как вид, имеющий право на существование наравне с цорянами, нашими создателями. Природа и сама создаст подобный вид, но для этого понадобится очень много времени. Цоряне сумели заглянуть в далекое будущее. Они наделили нас физическими и другими качествами, каких и сами не имеют. Мы легко переносим большой перепад атмосферного давления, гравитации, не привередливы к составу воздуха, хорошо видим днем и ночью, летаем…» Вот такая фантазия.

Но главный герой повести не сконструированная, почти живая Марфа, с которой успевают сдружиться ребята, а Емельян Чалый — мальчик остроумный, безудержный фантазер. Он один из тех любознательных мальчишек, которые задумываются над устройством вселенной и тайнами мироздания, конструируют и моделируют в сознании собственные представления о будущем, мечтают об открытиях.

И все же главное не в этом.

Когда Емелька и его друг Витя оказываются перед мнимой опасностью заражения «космическими» вирусами, они, поверив в это, готовы принести себя в жертву ради спасения всего человечества. И это сознание собственной значимости, личной ответственности за судьбу людей планеты отличает всех советских ребят. Так же, как и доброта, отзывчивость, готовность прийти на помощь, что мы и наблюдаем в отношениях Емельки и Вити к Марфе. Поэтому-то они недоумевают и возмущаются, когда узнают, что Марфе запрещен контакт с землянами и что в целях проверки биолики испытывают ее страхом.

В повести-сне «Трудный день факира в джинсах» обитают не только инопланетяне, но и самые обычные люди, да и действие происходит в Ленинграде, на знакомых, известных улицах, новостройках и намывных пустырях юго-западной части города. Это усиливает атмосферу доверия к происходящему, придает Емелькиным фантазиям некую правдоподобность, а сама повесть этого сложного фантастического жанра обретает реалистические черты.

Написал книжку для вас Николай Иванович Пугач, инженер-строитель. С детства он мечтал возводить дома и даже целые города, в которых будут жить веселые, счастливые люди. «И обязательно фантазеры, — говорит сам Николай Иванович, — потому что без мечты и фантазии будущее не интересно».

В. Смирнов

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Уже восьмой год астроном Гелий Меркурьевич Коркин был на пенсии. Но он по-прежнему ездил в Пулковскую обсерваторию и работал там «не за деньги, а за звезды», как сам шутил. Правда, время от времени он говорил сотрудникам: «Завтра я не приду на работу» и засовывал под язык холодную шашечку валидола, но через неделю, самое большое, через две, с раннего утра отдохнувший и посвежевший энтузиаст шумно распахивал двери своего родного сектора и радостно кричал с порога:

— Помочь нужно? Хорошо! Я уже и сам соскучился по звездам!

Сегодня в обсерваторию Коркин пришел раньше всех.



Часы показывали семь тридцать утра.

Далеко на востоке плавали редкие тучи. Между ними осторожно лавировало сиреневое, холодное солнце.

Коркин растопыренными пальцами расчесал длинную бороду и в радостном волнении приник к окуляру малого телескопа.

Космос цвета разбавленных водой чернил сверкал, словно миллионы детей запускали зеркальных «зайчиков». Зябко трепещущие зайчики, маленькие, средние и большие, медленно двигались влево, и Коркину представилось, что он смотрит в иллюминатор астролета.

«Еще минут пять прогуляюсь по небу, а затем уже приступлю к работе по программе», — подумал он.

Внезапно звезды заслонила огромная тень. Пожалуй, и не тень, — это ему сначала показалось, — а хрустальная люстра с гранеными подвесками. Толстый стержень люстры заканчивался острыми колючками. Длинные концы подвесок светились, периодически выстреливая серебристое вещество, которое мгновенно разрасталось в огромные шары. Астроному на миг почудилось, что люстра высеивает в космическую пустоту шары-семена, из которых затем вырастут планеты и звезды.

И тут старого астронома посетило предчувствие большого открытия. Коркин суеверно сдерживал себя напускным безразличием, равнодушно комментируя: «Астролет. Странная конструкция. Похоже, что двигатели импульсного типа. А может, все сослепу чудится? Или… Гасит скорость. Кажется, намерен приземлиться. Бесспорно, астролет неземной конструкции».

На корпусе люстры вздулся бугор, вытянулся в каплю, оторвался и по наклонной траектории полетел к Земле. А корабль, увеличив скорость, направился в глубины космоса.

Коркин быстро разыскал в небе падающее тело, на котором уже можно было различить голову, туловище, разведенные в стороны руки и ноги, на спине что-то вроде рюкзака. У старого астронома в ушах странно затенькало, будто бы кто-то в такт ударам сердца легонько натягивал и отпускал струну.

«На подобной высоте людям нужен скафандр, а этот без скафандра… Что же он парашют не раскрывает? Пора бы уж!»

Внезапно земленавт стал кувыркаться. Коркин от испуга потерял пришельца, снова увидел его, но уже без багажа за спиной. Вдалеке, над трубами Кировского завода, дрожало световое марево. Примерно в этом районе произошла авария.

«Всё! Он погибнет без парашюта, — с отчаянием подумал Коркин, разгибая затекшую спину. — Отвратительное зрелище! Прилететь из невероятных глубин космоса для того, чтобы так бестолково погибнуть у цели!»

Он стер с лица испарину, рассеянно погладил себя по лбу, который нестерпимо горел и сохранял отпечаток прижатого к нему окуляра.

Неожиданно астроном вспомнил, что мог бы сфотографировать и астролет, и падающего земленавта. Мог бы, но почему-то забыл об этом. «Кто же теперь поверит тому, что я видел? А надо бы, чтоб поверили».

Новая мысль неожиданно приободрила его. Он резво, не по возрасту, побежал к своему «Запорожцу» и уехал в город.

Прищурив один глаз, Чалый, отец Емельки, смотрел в какой-то цилиндр на деревянной треноге. Справа, на затоптанной траве, копошилась согнутая тень Чалого. Когда солнце заслоняли тучи, она таяла, появляясь вновь, едва лучи прожигали в облаках отверстие.