Страница 36 из 103
Нередко, именно в эту минуту, дверь в пекарню приотворялась, и на пороге появлялся г-н Вокорбей, окончивший свой утренний обход.
- Ну, как подвигаются дела с анатомией, дорогие собратья?
- Превосходно, - отвечали они.
Тогда врач задавал друзьям вопросы просто так, ради удовольствия смутить их.
Когда Бувару и Пекюше надоедал какой-нибудь орган, они переходили к другому; так они рассмотрели и отбросили сердце, желудок, ухо, кишечник, ибо картонный человек им опротивел, несмотря на все старания им заинтересоваться. Наконец доктор застал друзей, когда они заколачивали ящик с манекеном.
- Браво, я давно этого ожидал!
Ей-богу, в их возрасте поздно браться за ученье! Усмешка, сопровождавшая эти слова, глубоко оскорбила Бувара и Пекюше.
По какому праву этот господин считает их неспособными к наукам? Разве анатомия - его личное достояние, разве он какое-то особое существо, на голову выше остальных?
Итак, они приняли вызов и даже не поленились съездить за книгами в Байе.
Для пополнения знаний друзьям недоставало физиологии, и букинист достал им трактаты Ришерана и Аделона, широко известные в ту пору.
Все общие места о возрасте, поле, темпераменте показались им глубоко поучительными; они очень обрадовались, узнав, что в зубном камне живут три вида микробов, что вкус зависит от языка, а чувство голода - от желудка.
В своём стремлении усвоить пищеварительный процесс они сокрушались, что не умеют жевать жвачку - оказывается, этим свойством обладали Монтегр, г-н Госс и брат Берара; они стали жевать медленно, размельчая и увлажняя пищу слюною, мысленно сопровождали её на всём протяжении пути вплоть до конечного результата, и всё это с редкой добросовестностью и чуть ли не с благоговением.
Им захотелось, кроме того, вызвать искусственное пищеварение; они положили кусочки мяса в склянку с желудочным соком утки, две недели таскали эту склянку под мышкой и достигли только того, что насквозь провоняли тухлым мясом.
Соседи не могли понять, зачем они бегают по дороге в мокрой одежде под палящими лучами солнца. Таким способом они хотели проверить, уменьшается ли жажда при увлажнении кожи. Друзья возвращались домой, тяжело дыша, и оба - с отчаянным насморком.
Они быстро покончили со слухом, голосом, зрением, но на детородных органах Бувар задержался.
Сдержанность Пекюше в этом вопросе всегда его удивляла. Невежество друга оказалось столь поразительным, что Бувар забросал его вопросами, и Пекюше, краснея, признался ему во всём.
Шутки ради приятели затащили его некогда в публичный дом, но он сбежал оттуда, так как хотел сохранить себя для женщины, которую полюбит впоследствии. Счастье так и не улыбнулось ему, и, несмотря на жизнь в столице, он в пятьдесят два года оставался девственником то ли из ложного стыда и недостатка в деньгах, то ли из боязни заразиться, из упрямства или по привычке.
Бувар никак не мог этому поверить, затем громко расхохотался, но тут же пересилил себя, заметив слёзы на глазах Пекюше; в самом деле, любовь не миновала старого холостяка, и он не раз увлекался то канатной плясуньей, то свояченицей знакомого архитектора, то конторщицей и, наконец, молоденькой прачкой и уже собирался на ней жениться, когда узнал, что она ждёт ребёнка от другого.
- Никогда не поздно наверстать упущенное. Полно, не горюй! Я всё беру на себя... если хочешь, - сказал ему Бувар.
Пекюше возразил со вздохом, что теперь об этом нечего и думать, и они снова занялись физиологией.
Правда ли, что с нашего кожного покрова непрестанно испаряется влага? Доказательством служит тот факт, что с каждой минутой вес человека уменьшается. Если сумма ежедневных выделений организма равняется по весу тому, что он поглощает, здоровье будет находиться в состоянии полного равновесия. Санкториус, открывший этот закон, посвятил пятьдесят лет жизни тому, что каждый день взвешивал принимаемую им пищу, все свои выделения и себя самого и отдыхал лишь тогда, когда записывал полученные цифры.
Друзья попробовали подражать Санкториусу. Но так как весы не могли выдержать сразу двоих, к опыту приступил Пекюше.
Он разделся, дабы одежда не препятствовала процессу испарения, и встал на весы, обнажив, несмотря на свою стыдливость, длинное смуглое туловище, похожее на цилиндр, короткие ноги и плоские ступни. Сидя на стуле рядом с ним, Бувар читал вслух.
Учёные утверждают, что животная теплота увеличивается в результате сокращения мускулов и что можно повысить температуру воды в ванне, если двигать грудной клеткой и тазом.
Бувар притащил оцинкованную ванну и, когда всё было готово, погрузился в неё, вооружившись градусником.
Обломки перегонного куба, сложенные в углу, неясно вырисовывались в полумраке. Скреблись мыши; чувствовался застоявшийся запах ароматических трав; друзьям было хорошо, и они мирно беседовали.
Однако Бувар продрог.
- Подвигай руками и ногами! - сказал Пекюше.
Бувар послушался, но показания градусника не изменились.
- Мне холодно.
- Да и мне не жарко, - отозвался Пекюше, тоже ощущая озноб. - Пошевелись, поверти тазом, да как следует!
Бувар сдвигал и раздвигал ноги, ворочал торсом, надувал живот, пыхтел, как тюлень, потом смотрел на градусник: ртутный столбик всё понижался.
- Ничего не понимаю! Ведь я же двигаюсь!
- Значит, недостаточно!
Бувар принимался за прежнюю гимнастику.
Она продолжалась уже три часа, когда он снова взглянул на градусник.
- Что это? Двенадцать градусов. Слуга покорный! Я вылезаю!
В эту минуту вбежала, высунув язык, рыжая шелудивая собака, помесь ищейки и дога.
Что делать? Звонка не было, да и служанка была туговата на ухо. От холода друзья стучали зубами, но не смели шевельнуться, боясь, что собака их укусит.
Пекюше попробовал было кричать и грозно таращить глаза.
Собака залаяла и стала прыгать вокруг весов, а Пекюше уцепился за верёвки и, согнув колени, попытался подняться как можно выше.
- Ты не умеешь с ней обращаться, - заметил Бувар.
Он начал умильно улыбаться, называя собаку ласкательными именами.
Очевидно, собака поняла их. Она завиляла хвостом, положила лапы на плечи Бувара, царапая его когтями.
- Вот те на! Собака унесла мои штаны!
Собака легла на них и успокоилась.
Наконец, с величайшими предосторожностями один из друзей решился слезть с весов, другой - выйти из ванны; когда Пекюше оделся, ему пришла в голову новая мысль:
- А ты, пёсик, послужишь нам для опытов.
Каких опытов?
Можно, например, впрыснуть собаке фосфор и, заперев в погреб, посмотреть, не пойдёт ли у неё огонь из ноздрей. Но как сделать впрыскивание? К тому же им никто не продаст фосфора.
Они хотели было поместить собаку под воздушный колокол, дать ей надышаться газом или напоить ядом. Но в этом вряд ли будет что-нибудь забавное! Наконец они выбрали опыт намагничивания стали путём контакта со спинным мозгом животного.
Бувар, сдерживая волнение, подносил тарелку с иголками Пекюше, а тот втыкал их в позвонки собаки. Иголки скользили, ломались, падали. Он брал другие, вонзал их быстро, наугад. Несчастная собака разорвала верёвки, вылетела, как бомба, в окно, промчалась по двору и ворвалась в кухню через прихожую.
Увидев собаку в крови, с обрывками верёвок на лапах, Жермена раскричалась.
Следом вбежали хозяева. При виде их собака удрала.
Старая служанка накинулась на господ:
- Опять ваши глупости, опять чего-то выдумали! Да и в кухню грязищи натащили! Собака ещё, не дай бог, взбесится! Давно пора вас посадить за решётку.
Бувар и Пекюше вернулись в лабораторию, чтобы испытать иголки.
Ни одна из них не притягивала даже мельчайших металлических опилок.
Предположение Жермены испугало друзей. А вдруг собака взбесится, вернётся и искусает их!
На следующий день они пошли наводить справки и долгое время спустя, завидя собаку, похожую на эту, сворачивали с дороги.
Ни один из последующих опытов не удался. Вопреки заверениям учёных, голуби, которым друзья пускали кровь на сытый и на голодный желудок, погибали одинаково быстро. Котята, погруженные в воду, подохли через пять минут, а у гуся, которого напичкали мареною, надкостные плевы нисколько не потемнели.