Страница 12 из 135
- Это ведь не затрагивает чести, понимаете?
И молодой человек не решился отказать ему в услуге.
На другой день после этого, зайдя вместе с Юссонэ в контору Арну, Фредерик увидел, как в двери (той, что выходила на лестницу) мелькнул подол женского платья.
- Тысячу извинений! - сказал Юссонэ. - Если бы я знал, что здесь женщины...
- О, да это моя жена, - ответил Арну. - Она проходила мимо и решила меня навестить.
- Как так? - спросил Фредерик.
- Ну да. И пойдет сейчас домой!
Прелесть окружающего исчезла тотчас же. То, что было разлито здесь, как ему чудилось, теперь исчезло, или, пожалуй, всего этого никогда и не было. Он испытал бесконечное удивление и словно боль измены.
Арну, роясь у себя в ящике, улыбался. Не над ним ли он смеется? Приказчик положил на стол кипу сырых бумаг.
- А! Вот и афиши! - воскликнул торговец. - Мне сегодня не скоро удастся пообедать!
Режембар взялся за шляпу.
- Как, вы покидаете меня?
- Семь часов! - сказал Режембар.
Фредерик последовал за ним.
На углу улицы Монмартр он обернулся: он взглянул на окна второго этажа и мысленно усмехнулся, чувствуя жалость к себе, вспоминая, с какой любовью он столь часто созерцал их! Где же она живет? Как встретиться с ней теперь? Одиночество вновь зияло вокруг него, вокруг его желания - еще необъятнее, чем когда бы то ни было!
- Пойдем отведаем ее? - предложил Режембар.
- Кого это ее?
- Полынной.
И, уступая его настойчивым просьбам, Фредерик позволил затащить себя в Бордоский кабачок. Пока его собутыльник, облокотившись на стол, разглядывал графин, Фредерик смотрел во все стороны. Но вот на тротуаре показалась фигура Пеллерена; Фредерик торопливо застучал в окно, и не успел еще художник усесться, как Режембар спросил, почему его больше не видно в «Художественной промышленности».
- Лопнуть мне, если я туда пойду. Он скотина, мещанин, мерзавец, плут!
Эта брань была приятна раздосадованному Фредерику. Все же он был ею задет, так как ему казалось, что она слегка затрагивает и г-жу Арну.
- Что же он вам такое сделал? - спросил Режембар.
Вместо ответа Пеллерен топнул ногой и громко засопел.
Он втайне занимался кой-какими делами, например, изготовлением портретов цветным карандашом или подделкой произведений великих мастеров в расчете на непросвещенного любителя, а так как эти работы унижали его, то обычно он предпочитал о них молчать. Но «гнусность Арну» слишком обозлила его. Он облегчил душу.
По заказу Арну, сделанному в присутствии Фредерика, он принес ему две картины. И торговец позволил себе критиковать их! Он порицал композицию, колорит и рисунок, главное - рисунок, словом, ни за что не хотел их взять. И Пеллерен, вынужденный к тому же истечением срока векселя, уступил их еврею Исааку, а через две недели тот же Арну продал их за две тысячи франков какому-то испанцу.
- Ни единым су не дешевле. Какая подлость! И ведь это не единственная, ей-богу! Не сегодня-завтра мы еще увидим его на скамье подсудимых!
- Это уж вы преувеличиваете! - робко сказал Фредерик.
- Ну вот еще! Преувеличиваю! - воскликнул художник, ударив кулаком по столу.
Грубая выходка Пеллерена вернула молодому человеку самоуверенность. Конечно, можно было бы вести себя более прилично; однако если, по мнению Арну, эти полотна...
- Плохи? Договаривайте! Да вы их видели? Понимаете вы в этом деле? А ведь я, знаете, мой миленький, дилетантов не признаю!
- Э! Да меня это и не касается! - сказал Фредерик.
- С какой же стати вы защищаете его? - холодно спросил Пеллерен.
Молодой человек пробормотал:
- Да... потому что я ему друг.
- Так поцелуйте его от меня! Добрый вечер!
И художник ушел, совершенно взбешенный, ни словом, разумеется, не обмолвившись о счете.
Фредерик, защищая Арну, сам убедил себя в его правоте. В пылу своего красноречия он ощутил нежность к этому человеку, умному и доброму, на которого его друзья клевещут и который теперь работает один, всеми покинутый. Он не стал противиться странному желанию тотчас же увидеть его. Десять минут спустя он уже отворял дверь в магазин.
Арну с приказчиком составлял невероятных размеров афиши для выставки картин.
- Ба! Какими судьбами вы снова к нам?
Этот простой вопрос привел Фредерика в замешательство, и, не зная, что ответить, он спросил, не нашлась ли случайно его записная книжка, маленькая записная книжка в синем кожаном переплете.
- Та, где вы храните письма женщин? - сказал Арну.
Фредерик покраснел, как девушка, и стал защищаться, опровергая подобное предположение.
- Так, значит, ваши стихи? - не унимался торговец.
Он перебирал образцы, разложенные перед ним, рассуждал о их форме, цвете, о бордюре; а Фредерика все сильнее и сильнее раздражал его озабоченный вид, главное же - его руки, двигавшиеся по афишам, большие руки, немного вялые, с плоскими ногтями. Наконец Арну поднялся, сказал: «Вот и готово!» и фамильярно взял его за подбородок. Эта вольность не понравилась Фредерику, он попятился; потом он переступил порог конторы, последний раз в жизни - так он думал. Даже самое г-жу Арну как будто унижала вульгарность ее мужа.
На той же неделе он получил письмо, которым Делорье сообщал, что прибудет в Париж в следующий четверг. И Фредерик с новой страстью вернулся к этой привязанности, более прочной и более возвышенной. Такой человек стоит всех женщин. Ему больше не нужны будут ни Режембар, ни Пеллерен, ни Юссонэ - никто. Чтобы лучше устроить своего друга, он купил железную кровать, второе кресло, распределил на две части свое постельное белье; в четверг утром он уже одевался, чтобы ехать встречать Делорье, как вдруг у дверей раздался звонок. Вошел Арну.
- Всего два слова. Мне вчера прислали из Женевы чудесную форель; мы рассчитываем на вас, сегодня ровно в семь... Улица Шуазёль, дом двадцать четыре. Не забудьте же!
Фредерик принужден был сесть. Колени у него дрожали. Он повторял: «Наконец! Наконец!» Потом он написал своему портному, шапочнику, башмачнику и отправил эти три записки с тремя рассыльными. В замке повернулся ключ, и появился привратник с сундуком на плечах.
Увидев Делорье, Фредерик задрожал, как застигнутая врасплох изменница жена.
- Какая муха тебя укусила? - спросил Делорье. - Ведь ты, вероятно, получил мое письмо?