Страница 6 из 10
– Успокойтесь, Антон Иванович, – сказал Сталин, подходя ко мне, и примирительно взяв меня за рукав кителя. – Я хорошо знаю вашу биографию, и уверен, что даже при нелюбви к нашей власти, вы не измените данному вами слову, и не пойдете в услужение к тем, кто заливает кровью русских людей нашу землю.
Что же касается вашего использования в качестве рядового, то это, конечно, несерьезно. Мы не разбрасываемся генерал-лейтенантами направо и налево. А если и разбрасываемся, то сие означает, что это не генерал, а лишь поручик, случайно оказавшийся в генеральском мундире. Вы меня поняли?
– Мне понятна ваша мысль, – ответил я, – такие престарелые поручики в генеральских мундирах – неотъемлемая часть любой армии мирного времени во всех странах и во все времена.
– Даже так?! – усмехнулся Сталин, – я запомню ваши слова. Но ведь вы сами были, как говорят историки, одним из самых успешных русских генералов прошлой войны. И не ваша в том вина, что все ваши победы не привели к победе всей русской армии.
Я отметил про себя, что советский вождь употребил выражение «русских генералов», вместо привычного для себя местоимения «царских» или «белых» и счел это хорошим знаком. Кроме того, приятно же, черт возьми, когда твой бывший противник отмечает твои достоинства.
– Благодарю за комплимент, – ответил я Сталину, – но должен заметить, что сейчас подробности Перемышльской операции, Брусиловского прорыва или взятия Луцка не вызывают практического интереса, ибо наступили другие времена, в ход идет другое вооружение, используется другая тактика. Тот, кто вздумает сейчас воевать, как в ту войну, будет разбит противником. Примером тому может быть поражение Франции в сороковом году, когда ее не спасла тактика времен маршала Фоша.
– И это тоже верно, – ответил мне советский вождь, прохаживаясь по кабинету, – Скажите, Антон Иванович, в ту прошлую войну вы начинали свою службу на фронте командиром стрелковой бригады?
– Так точно, господин Верховный Главнокомандующий, – ответил я, – вступил в командование 4-й стрелковой бригадой 3 сентября четырнадцатого года и командовал ею же, позже развернутой в дивизию в течении двух лет, вплоть до момента назначения на должность командующего 8-м армейским корпусом.
– Отлично, – кивнул Сталин, – есть у нас в Севастополе тяжелая штурмовая бригада, составленная, кстати, из ваших коллег-эмигрантов, применение которой в боях на территории СССР было признанно нецелесообразным по политическим соображениям. Бригада обучена, оснащена и экипирована по нашим самым высоким стандартам. Сейчас, в связи с задержкой в ее боевом применении, и появлением у нас новых образцов техники, происходит ее ускоренная механизация. Есть мнение назначить вас командиром этой бригады. Возьметесь?
– Так точно, господин Верховный Главнокомандующий, – ответил я, и тут же поинтересовался, – А как же быть с обязательными в вашей армии комиссарами? Боюсь, что я не уживусь с этими людьми.
– За это не беспокойтесь, – кивнул мне Сталин, – комиссаром, или, как у нас сейчас говорят, замполитом бригады будет назначен Александр Васильевич Тамбовцев, который до сего момента отвечал за ее комплектование и обучение. Если ваше согласие окончательно и бесповоротно, то я сейчас же распоряжусь, чтобы вам немедленно оформили все документы, и как можно скорее, вместе с семьей, доставили в Крым. Все прочее вам разъяснят на месте.
По этим словам я понял, что аудиенция закончена, козырнул, и сказал – Разрешите идти?
После утвердительного кивка я вышел из кабинета советского вождя. Впереди меня ждала еще одна, уже четвертая по счету, новая война.
22 апреля 1942 года. Утро. Восточная Пруссия. Объект «Вольфшанце», Ставка фюрера на Восточном фронте.
Присутствуют:
Рейхсканцлер Адольф Гитлер.
Рейхсмаршал Герман Геринг.
Главнокомандующий кригсмарине гросс адмирал Эрих Редер.
Командующий подводным флотом контр-адмирал Карл Дениц
Гауптштурмфюрер Отто Скорцени
– Мой фюрер, – торжественно, словно метрдотель, объявляющий о подаче фирменного блюда, возвестил Геринг, чья необъятная туша была увешана орденами как рождественская ёлка игрушками, – люфтваффе готово к операции «Morgendämmerung» – «Утренняя заря», по высадке десанта на Фарерские острова. На аэродромах в районе Бергена сосредоточены полностью укомплектованные две бомбардировочных эскадры дальних бомбардировщиков Hе-111H5, одна эскадра пикирующих бомбардировщиков Ju-87D и одна истребительная эскадра, укомплектованная самыми новыми самолетами Fw-190А3. Так как незаконченный аэродром, который англичане строят на острове Воар, имеет еще недостаточную длину взлетно-посадочной полосы – чуть больше полукилометра – прямо на Фарерских островах пока смогут базироваться только пикирующие бомбардировщики и истребители. Но мы там быстро приведем все в порядок. Для высадки воздушного десанта посадочным способом нами уже приготовлены тридцать шесть самых больших в мире планеров Ме-321 и двенадцать самолетов-буксировщиков Не-111Z1 «Zwilling»…
– Постойте, постойте, Геринг, – оживился Гитлер, которого просто обуревала страсть ко всему гигантскому, – Не-111Z1, это, кажется, большой такой буксировщик для планеров, изготовленный из двух бомбардировщиков Не-111, соединенных общим крылом?
– Да, мой фюрер! – ответил Геринг, – к сожалению, таких самолетов у нас всего дюжина, и нам придется использовать их в три приема. В первой волне они перебросят к цели на дюжине планеров тысячу триста десантников и два танка Т-II, во второй и третьей волнах, с интервалом в шесть часов, на острова будет доставлено все необходимое для организации обороны островов в течении первых двух суток, пока к нам на выручку не подойдет флот.
Рейхсмаршал немного соврал – дело в том, что максимальная взлетная масса американского четырехмоторного бомбардировщика Б-17 была на тонну больше чем у сдвоенного Хейнкеля, а заканчивающий испытания Б-29 и вовсе был вдвое тяжелее немецкого летающего уродца. И эта, можно сказать, деталь делает понятной взаимоотношения внутри верхушки рейха. Вот и сейчас, Геринг выставил на передний план люфтваффе, и, походя, швырнул горсть дерьма в адмирала Редера. Причем сделал он это чисто рефлекторно, ибо в их среде так было принято. Интриговали нацистские бонзы много, со вкусом и большим мастерством.
Гитлер проглотил наживку вместе с крючком, и бросил косой взгляд на командующего немецким надводным флотом, – Скажите, Эрих, почему бы вам не провести свою операцию одновременно с высадкой десанта с воздуха?
– Мой фюрер, – был вынужден объяснять Редер, – германский флот в последнее время понес очень большие потери. Но в отличие от люфтваффе его невозможно пополнить за месяц или за два. Кроме того, выход больших кораблей со своих баз немедленно будет обнаружено английской разведкой. Не забывайте, что самолет летит к цели два часа, а кораблю, даже самому быстроходному, для того чтобы из Бергена дойти до Торсхавна нужны почти сутки.
– Не оправдывайтесь, Эрих, – махнул рукой Гитлер, – Германия построила вам мощный флот, снабдила его умелыми и храбрыми моряками, а вы растратили его по пустякам. Где наши линкоры, где «Бисмарк» и «Тирпиц», где «Шарнгорст» и «Гнейзенау»? Похоже, что отдых в «отеле Моабит» не пошел вам на пользу. Да, и скажите спасибо следственной комиссии, которая не нашла вашей вины в гибели «Тирпица». Но, если эта череда неудач продолжится, то мы снова можем вернуть вас в ваш «номер», который пока пустует. Только, теперь уже навечно. Рейху не нужны неудачники. Вы меня поняли, Эрих?
– Да, мой фюрер, – ответил побледневший Редер, – я вас понял.
– Вот и замечательно, – кивнул Гитлер, – что там у вас сейчас в Бергене, «Хиппер», «Лютцов» и «Адмирал Шеер»?
– Да, мой фюрер, – кивнул Редер.
Гитлер погрозил Редеру пальцем, – Смотрите, Эрих, это все, что у вас осталось, кроме несчастного «Принца Ойгена», запертого в Бресте. Сразу же – вы слышите! – сразу же, как только рейхсмаршал Геринг захватит для вас Фареры, направляйте все три этих крейсера в Атлантику, чтобы они вдоволь побили горшки на англосаксонской кухне. Как только поднимется шум, пусть «Принц Ойген» тоже вылезает из своей Брестской берлоги. Он там явно засиделся. К тому же лимонникам будет не до него. Надо поднять как можно больше шума. Англия должна быть поставлена перед фактом, что мы ее переиграли, и пора, если не капитулировать, то заключить с Германией сепаратный мир.