Страница 5 из 24
Южно-провинциальный Симферополь мы почти не разглядели: так, промелькнула что-то за окном вагона. Потом я бегал узнавать насчет автобуса на Евпаторию - железнодорожная ветка Сарабуз-Евпатория, спешно построенная в 1915 году по временной схеме, за годы гражданской войны пришлась в негодность, и движение по ней до сих пор не было восстановлено. Пока ждали автобуса, прикупили у торговцев на привокзальной площади немного винограда, большую белую лепешку, и не спеша все это уговорили. Наесться чем-нибудь поплотнее по местной жаре не возникало никакого желания.
Поездку на автобусе по местной дороге приятной никак назвать было нельзя. Жара, пылища, ухабы... Как-то вытерпев почти два часа, затраченных на дорогу, мы, наконец, прибыли в Саки. В этом году восстановление крымских курортов практически завершилось. Открылся санаторий для крестьян в принадлежавшем царю Ливадийском дворце, принял первых ребятишек пионерский лагерь "Артек"... В Саках тоже был наведен относительный порядок - все довоенные грязелечебницы и гостиницы для санаторных больных были восстановлены. Тем не менее, как и до революции, курортные учреждения не могли предоставить ни лечение, ни проживание для всех желающих, и поэтому многие устраивались здесь жить и пользоваться лечебными грязями "диким" способом.
Жена, имея на руках путевку, получила место в лечебнице, а мне пришлось искать пристанища в частном секторе. Через некоторое время удалось снять комнатку в довольно чистой хате у рыбацкой семьи, переселившейся сюда с низовьев Дона еще в прошлом веке. Вообще Саки производили впечатление большой деревни, и лишь здания лечебниц, диагностического института, поликлиники, несколько особняков - все дореволюционной постройки, да еще красивый парк, посаженный более тридцати лет назад, придавали этому местечку курортный облик.
Татарского населения, вопреки моим представлениям, в Саках оказалось очень мало. На весь поселок, насчитывающий примерно две с половиной тысячи жителей, татар набиралось, пожалуй, вряд ли многим больше двух десятков семей. Явно преобладали русские уроженцы, хотя и малороссийский говор можно было услышать нередко.
На следующий день решался вопрос с назначением лечения. Лида не стала слишком распространяться о том, что сказал ей врач, а поведала довольно скупо:
- Назначили грязевые аппликации гальваническим методом. Десять раз через день. Записали меня на сеанс в одиннадцать тридцать. Так, дай прикину, - и она забормотала под нос, - полчаса отдыха до начала процедуры, еще полчаса сама процедура, полчаса отдыха в грязелечебнице и еще полчаса полежать у себя... Так все время до обеда и пройдет.
- Нормально, - отозвался я, - после обеда сделаем перерыв, а потом - на пляж.
- Не выйдет, - охладила мой пыл жена. - В день процедур на солнце вылезать не рекомендуют, и даже от длительных прогулок советуют воздержаться.
Ладно, - отвечаю со всей покладистостью, - значит, в день процедур погуляем немножко в парке, да посидим в теньке.
Так мы, собственно, и поступали. А в свободный от процедур день мы выбирались на пляж даже дважды - пораньше с утра, пока было еще не слишком жарко, и ближе к вечеру, когда солнце повисало низко над горизонтом, и его лучи уже не были столь безжалостно палящими, как среди дня. Добираться туда было не слишком удобно - пешком, по дамбе через рукав Сакского озера и затем по открытой местности, где негде укрыться от солнца, до села Федоровка на берегу. И эта не слишком приятная прогулка занимала не меньше часа в один конец. Вечером мы засиживались на пляже до сумерек, потихоньку уходя от прочих отдыхающих далеко влево, к пустынной песчаной косе, отделявшей от моря озеро Кизил-Яр. Когда на небе высыпали первые звезды, на Сакском пляже уже не оставалось почти никого, а на песчаной косе, где уединялись мы с Лидой, не видно было ни души на добрых две версты в обе стороны. Можно было преспокойно купаться без этих дурацких костюмов, к виду которых я так и не мог притерпеться, да и неудобства раздельного проживания вполне можно было компенсировать под звездным небом...
А в разгар дня единственным местом в Саках, где можно было приятно провести время, был курортный парк, располагавшийся у самой грязелечебницы, рядом с берегом озера. Парк поражал разнообразием высаженных там пород деревьев. Положим, вяз, ясень, березу, сосну, дуб, клен, акацию, можжевельник и кедр я еще мог распознать. Но вот с уверенностью отличить, скажем, кипарис от туи, мне было уже не под силу. А перед многими растениями, происходившими явно не из средней полосы, и, пожалуй, даже не из Европы, я и вовсе вставал в тупик. Лида потешалась над моими попытками сообразить, что это такое и откуда попала в парк очередная диковина:
- Неужели ты глицинию от тамариска отличить не можешь?
- Так это глициния или тамариск? - допытываюсь у нее.
- А я и сама не знаю! - со смехом признается она.
- Где же ты тогда слов таких нахваталась?
- Это мой врач рассказывал, - продолжая улыбаться, объясняет она. - Старожил он тут, еще до революции у Налбандова в институте работал. Большинство деревьев тогда было не выше, чем в два человеческих роста. Садовник, что за ними ходил, все ему и поведал - что за деревья, да откуда привезены.
Какая она у меня красивая, когда улыбается... Когда грустит, впрочем, тоже - но мне больше нравится, когда на лице у нее играет улыбка. Поэтому я стараюсь сделать все, чтобы у нее стало больше поводов улыбаться. Строго слежу за санаторным режимом, стараюсь регулярно подкармливать ее фруктами, местным виноградом, свежей рыбой - благо, мои хозяева предоставляют такую возможность. Денег не жалко, лишь бы на пользу пошло. Да и семейке, меня приютившей, лишний приработок совсем не помешает.
Бедно здесь живут. Есть места и победнее, но и здешних зажиточными не назовешь. Вообще на всем курорте лежит печать скудости, которую не могут преодолеть пока еще поневоле скромные усилия Советской республики по налаживанию санаторно-курортного дела для трудящихся. Лечебницы с закрытыми процедурными отделениями, которые позволяли бы использовать грязелечение независимо от погоды и в любой сезон - нет. Мест для размещения прибывающих лечиться всего пять сотен и еще около трехсот человек могут получать процедуры амбулаторно. Комфорт... Тут, пожалуй, вообще забудешь, что есть такое слово. Поселок не электрифицирован - одно это создает уже массу проблем. Водопровод и канализация есть только в грязелечебницах. Вот так живешь в Москве и начинаешь потихоньку забывать, в каких условиях существует большинство твоих сограждан. А ведь Саки не просто деревня, а все-таки курортное место.
2.2.
В те часы, когда Лида на процедурах, гуляю по поселку, стараюсь приглядеться к тому, как живет глубинка. Первое впечатление о скудости здешней жизни не меняется, но к нему прибавляется новое ощущение - жизнь потихоньку налаживается. Не такими темпами, и не в таких масштабах, как это кажется из Москвы по статистическим сводкам, и не так, как это можно увидеть в крупнейших промышленных центрах, но все-таки глубинка оживает.
Признаки оживления можно увидеть, даже не отходя от грязелечебницы: прокладывается новый рельсовый путь для вагонеток, которыми доставляют целебный ил со дна Сакского озера, несколько новых вагонеток уже дожидаются открытия этого рельсового пути, заканчивается бетонирование бассейна-накопителя для лечебной грязи. На окраине поселка у берега видна суета на территории небольшого предприятия. Заканчивается строительством... склад? Или новый цех? Нет, несмотря на сходство этого строения с кирпичным сараем, это все-таки не склад - вон, тянут какие-то трубопроводы и затаскивают в большой проем ворот нечто, очень похожее на химическое оборудование. Подхожу поближе и вижу свежую вывеску "Сакский химический завод". Большинство строений, впрочем, совсем не новое.