Подарок из Преисподней

— Кто его знает? Может, взгляд мой на него так подействовал, а, может, вывихнутое запястье. Теперь уж и не вспомню, — он провел пальцем по все еще кровоточащему порезу, после чего отпустил мою ладонь, и принялся активно смешивать палочкой пахучую жидкость с новым ингредиентом. — Ополосни руку, Арэ.

— Клеймо рисовать будешь? — окунув ладонь в холодную воду, уточнила я.

— Предпочитаю называть его символом Карнаэла, — встряхнув содержимое склянки, порозовевшее от моей крови, ответил "жених".

— Как скажешь, — отозвалась я, не желая спорить.

Спокойствие мужчины действовало на меня расслабляюще. Как будто и не было никакой нервозности и взаимных нападок. Атмосфера, установившаяся вокруг, не искрила от напряжения, а, напротив, была приятной и умиротворенной. Самое то для хорошей дружеской беседы. Или нет? Смыв кровяные следы с руки я с некоторым удивлением отметила, что вместо ранки на пальце остался едва заметный шрам. Хм… получается, Хранители еще и с целительством знакомы. Какие разносторонние личности, аж завидно!

— Давно хотела спросить, — продолжая изучать затянувшийся порез, снова заговорила я. — А как вы Одинокое Сердце вычисляете? Не сканированием же грудной клетки, правда? Но даже если так, вряд ли внешний вид этого жизненно важного органа способен дать информацию о любовных переживаниях своего владельца.

— Любовных? — Арацельс приподнял бровь. — Это Кама тебе сказал? Неисправимый романтик. На самом деле все гораздо прозаичнее. На некоторых людях лежит отпечаток одиночества. Хранители способны его видеть, благодаря определенным особенностям зрения. Одинокое Сердце — человек (или представитель другой расы), который осознанно, а, может, и подсознательно ощущает свою неприкаянность в родном мире. Таким существам проще адаптироваться в стенах Карнаэла. И, по законам, установленным Эрой, только из таких женщин можно выбирать Арэ.

— То есть, будь я замужем и с тремя детьми, меня бы все равно забрали?

Гм… что-то вариант Камы мне больше нравился. Действительно, его версия звучала романтичней.

— Будь у тебя дети, ты вряд ли ощущала бы себя одинокой.

— Ну, не знаю. Приступы одиночества у всех бывают.

— Приступы и его отпечаток — очень разные вещи. Положи сюда руку. Так… хорошо, — кивнул собеседник, когда я перебралась на пол с каменного бортика, на котором удобно устроила свое предплечье. — Не шевели ею. Нечеткий символ с ошибками в построении вряд ли сможет тебя защитить. Понятно?

— Угу.

Помешав еще пару раз смесь, он без каких-либо эмоций понюхал содержимое склянки, после чего поставил ее рядом со мной и аккуратно закатал мне рукав. Я не возражала. Ему видней, как поступать и что где рисовать. Вот только пахла б эта свежеприготовленная "краска" поприличней… а то мое обоняние в глубоком шоке. Еще чуть-чуть — и совсем концы откинет.

— А запах потом сам должен выветриться или его источник можно будет чем-то смыть? — покосившись на склянку, спросила я.

— Тебе не нравится? — его искреннее удивление меня поразило.

— А тебе?

— Нормально, вроде, — пожал плечами он и, откинув назад длинные пряди волос, приступил к процессу рисования. Круглый наконечник палочки мягко, но уверено скользил по моей коже. — Если успею, согрею для тебя воду. Искупаешься.

Черт, щекотно! И дергаться нельзя… Вот незадача. Стиснув пальцы другой руки, я продолжила задавать вопросы, отвлекая себя тем самым от беспокоящих ощущений. С детства боюсь щекотки. Ну, ничего, потерплю. Мелочи какие… От одной мысли о том, чтобы раствориться в Карнаэле, можно и не такое выдержать. Хотя любопытно все-таки узнать, как это? Развеяться, подобно призрачной Эре, или превратиться в белую пену, как русалочка из одноименной сказки? Ну, или как я уже предполагала ранее, стать землей в храмовом саду. Н-да… фантазия моя — большаааая оптимистка.

— Хорошо бы, — отворачиваясь от источника неприятного запаха, пробормотала я. — А можно узнать, как ты собираешься с этими связями-знаками меня домой отправлять? И вообще, каким образом я смогу отсюда уйти, если ваша богиня категорически против?

— Богиня? — Арацельс отвлекся от своего занятия и взглянул мне в лицо.

— Ну да, Эра.

— Хм, она, конечно сильное существо, но к богам я бы причислять ее не спешил, — криво улыбнулся он и снова продолжил выводить бело-розовой жидкостью кривые линии на моем запястье. Бррр, поскорей бы закончил. Мало того, что щекотно, так еще и дышать нечем. А он про эту вонь сказал "нормально". Нюх ему в детстве отшибло, что ли? — Эра Хозяйка Карнаэла, его Дух. Они неделимы. Как тело и душа, понимаешь? Карнаэл без Эры погрузится в мертвый сон.

— А с нею, значит, он бодрствует?

— Типа того, — уклончиво ответил блондин и сосредоточил свое внимание на работе.

— Так как ты намерен меня домой отправлять?

— Завтра объясню.

— А знак не помешает?

— Я его сведу.

— Будет больно?

— Терпимо.

Обнадеживает, угу. Если для него запах смеси нормален, то что же в его понимании означает "терпимо"? Раздумывая над этим, я рассеянно скользила взглядом по интерьеру, пока не натолкнулась на силуэт лениво бредущего сюда Ринго. Наелся, видать, до отвала малыш и решил составить нам компанию. На фоне открытого дверного проема, его большеухая фигурка казалась совсем крошечной.

— А почему вы так боитесь ночи? — после недолгого молчания, проговорила я.

— Мы, — собеседник намеренно сделал паузу, бросив на меня выразительный взгляд, — не боимся ночи. А вот тебе следует быть предельно осторожной. В это время условных суток Карнаэл сильно меняется и становится опасен для таких, как ты. Поэтому не вздумай выходить из каэры. Ешь, купайся, спи, но не суй свой нос за входную дверь. Уяснила?

— Да, — легко согласилась я, следя за Ринго.

Дойдя до порога, он стукнулся лбом о невидимую преграду (не зря, видать, мне паутина в проходе мерещилась) и теперь с обиженным видом потирал шишку. Затем скользнул вбок и скрылся за каменной стеной. Так быстро сдался? Не верю!

— Точно, уяснила? — переспросил блондин, отвлекая меня от наблюдений.

— Слушай, — я ответила ему долгим взглядом. — У меня хватит мозгов, чтобы в незнакомом месте вести себя не как на прогулке в любимом парке. Буду сидеть тут, пить вино и читать твои стихи. Можешь остаться и лично проследить за моим примерным поведением, — моя невинная улыбка его не впечатлила. Эх… А я так старалась, аж мышцы лица свело от усердия.

— Какое соблазнительное предложение, Арэ, — его усмешка была и злой и грустной одновременно. Интересно, почему? — А пьяные танцы на столе будут? С песнями и стриптизом.

— Обойдешься, — фыркнула я. — Стриптиз под понятие примерного поведения не подходит. Как, впрочем, и танцы… пьяные.

— Жаль, — он сильнее надавил на мое запястье, будто ставил финальную точку. — Тогда вынужден отказаться. У меня на эту ночь свои планы.

— А можно тогда мне оставить Ринго? С ним веселее будет… примерно себя вести.

Арацельс явно колебался с ответом.

— Ну, пожааалуйста, — протянула я жалобно. — Мне одной страшно.

— Ладно, — наконец, сдался он. — Только следи за ним… чтоб не проказничал. Хотя он после такого сытного ужина обычно спит без, как убитый.

Я посмотрела на дверной проем и прыснула от смеха, когда заметила в его верхней части качающийся, словно маятник, хвост. Вот и "спящий" пожаловал. Полосатый объект замер, потом странно дернулся и в следующий миг его владелец с истошным визгом полетел вниз. Острые коготки животного выбивали искры на невидимой стене, загородившей проход. Арацельс резко повернул голову на звук и, увидев эффектное падение своего питомца с трехметровой высоты (зачем ушастик вообще туда забрался, неужели лазейку искал?) рыкнул что-то нечленораздельное себе под нос.

— Что это его так упорно сюда не пускает? — спросила я, когда удостоверилась в том, что горе-скалолаз жив и здоров.

Распластавшаяся у входа "мохнатая кучка", обиженно покрякивая, тряхнула ушами и принялась подниматься. Оранжевые глаза выражали высшую степень страдания, направленную на хозяина, однако тот, не проявив должного сочувствия, отвернулся.