Страница 90 из 92
– Абсолютно верно, старина. О матери святого Константина Великого и строительнице Иерусалима.
– Прошу прощения, сэр, – дворецкий был взволнован, однако дорыться до истины ему хотелось, – но ведь Иерусалим был построен царем Давидом. Об этом даже в самой этой книжке написано.
Эли незаметно дернула Артура за рукав. Он едва заметно кивнул.
– В книжке этой написана правда. Но всей правды столь тонкая книжица и не могла бы вместить. Ты согласен?
– Конечно, сэр. Да и кто я такой, чтобы не верить вам? Но Боже мой, ведь я всюду таскался с этой книгой, читал ее и за едой, и… А ведь к этому листку прикасались руки великой христианской святой!
– Всё это так, Джеймс, но не вздумай покаяться в этом грехе на исповеди. И я говорю это вполне серьезно.
– Я уже и забыл, сэр, о том, что было вставлено в переплет. Да и было ли вообще?
– Вот так держать, старина, – Артур показал Джеймсу большой палец. – И будь добр, принеси нам всем – всем троим – по паре глотков бренди. У меня, честно говоря, руки дрожат.
Через пару минут дворецкий появился с бутылкой и тремя бокалами. Поставив их на стол на приличном расстоянии от книги и листов пергамента, он налил в каждый бокал пальца на два янтарного напитка и вручил бокалы Эли и Артуру. Свой Робертсон опрокинул залпом. МакГрегор тем временем ткнул пальцем в карту, сказав:
– Смотри, Эли. Здесь начинались муки Господни…
Палец его указывал в квадрат на карте, разделенный крестом на четыре части. В центре находился прямоугольник с надписью «praetorium». Прикрыв глаза, Артур медленно проговорил:
– «Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздев Его, надели на Него багряницу…»
Артур, сделав небольшой глоток бренди, положил карту Августа на полку и взял в руки два небольших свитка пергамента, вынутых из-за обложки детской Библии. Бросив взгляд на текст, он покачал головой:
– Это мне не по зубам. Похоже на древнегреческий.
– Койне[95], – уточнила Эли.
– Прошу вас, мадемуазель, – и Артур подвинул листки поближе к Эли. Откашлявшись, она начала:
– «Старец – возлюбленным Гаию, Кратиллу и Гиппарху, которых я люблю в духе и истине…»
– Погоди, – прервал ее МакГрегор, – но ведь почти так же начинается Третье Послание Апостола Иоанна.
– Значит, апостол адресует свое послание тем же лицам, – ответила Эли.
– Конечно, конечно. Прошу тебя, продолжай.
– «… сие пишу вам, чтобы радость и знание ваши были совершенны. После разрушения гневом Божиим гордого града Иерусалима возникли среди верных прения о том, что сталось с Гробом Господним, в который был положен Иисус Христос по распятии своем, и где произошло Великое Воскресение Богочеловека во плоти. Некие говорили о Гробе, что был он сметен вместе с градом, иные же утверждали, что ушел Гроб Господень глубоко под землю, за пределы досягаемости грешных и алчных рук.
Дозвольте же мне, видевшему всё от распятия до положения Господа нашего во Гроб, излить свет на события тех страшных и вместе с тем светлейших дней. Я был вместе с достойным Иосифом из Аримафеи, просившим у Пилата тела Иисусова. Ибо Иосиф хотел погрести Иисуса в своем новом семейном гробе, высеченном в скале близ Вифлеема.
Пилат не воспротивился сему, ибо и для него удобнее было бы, дабы не стало место погребения Иисуса источником раздоров меж верными и иудеями у самых стен Иерусалима. Посему правитель и тело отдал Иосифу и пришедшим с ним, и отправил с ними два десятка солдат и центуриона для охраны.
Повозки же для тела Христова и женщин, тело сопровождавших, и волов, и мулов привели слуги Иосифовы. И я, Иоанн, был в походе сем, до последней минуты, до того, как завален был камнем вход во Гроб. Что и свидетельствую пред вами, возлюбленные мои».
Артур сидел, боясь вздохнуть. Джеймс тоже застыл с бокалом в руке. Эли снова откашлялась и продолжала:
«Но должно мне добавить и еще нечто к вашему разумению, однако основанием сему будет не свидетельство мое, но откровение, мне данное. Предстоит у Вифлеема восстать граду великому, с капищами языческими. Однако ж волею и трудами благочестивой и Христолюбивой монархини капища низринуты будут, и Гроб Господень предстанет пред человеками – до Второго Пришествия Господа нашего. И град новый Иерусалимом наречется».
«Случится сие уже не при жизни моей или вашей, но в течение жизней пяти поколений будет по сему. Я же призываю вас, познавши истину о Гробе Господнем и о грядущем земном Иерусалиме, хранить истину сию в тайне. Да ляжет печать молчания на уста ваши».
Артур с шумом выдохнул и ошарашенно мотнул головой.
– Вот и ответ, Эли, – сдавленным голосом проговорил он. – Гроб Господень там же, где он и был некогда, и где находится сейчас. Голгофа, однако, по-прежнему стоит там, где и стояла она два тысячелетия назад, вблизи от исчезнувших стен града Иерусалима. Среди окружающих ее холмов на плато у Галилейского моря.
Глава 41
– Подбрось-ка еще пару поленьев в камин, Джеймс, будь любезен, – погасив сигарету о донышко хрустальной пепельницы, произнес сэр Артур. – Вечер сегодня донельзя промозглый. Календарь гласит, что за окном октябрь, но мои сорокалетние кости хором клянутся, что на дворе февраль.
– Лондон, сэр, – заметил на это дворецкий, шевеля поленья в камине.
– Да уж безусловно не Париж, – откликнулась Эли, вытянувшаяся вдоль дивана и положившая голову на бедра МакГрегора. Он провел растопыренными пальцами по ее волосам и заметил:
– Бывали мы в ваших Парижах. Тоже климат не подарок. Завидовать особо нечему.
– Конечно, – оживилась Эли, поднимаясь с дивана. – То ли дело солнечный Эдинбург!
– Или солнечный Глазго, – хохотнул Артур.
– А что, есть и такой? – поинтересовался дворецкий.
– Может и есть, – со вздохом ответил МакГрегор, – но не на этой планете.
За окном не в первый уже раз за вечер раздался рокот вертолета.
– Что с ними сегодня? – раздраженно вопросил Артур. – Разлетались, как на воздушном параде.
– Беда в том, сэр, – откликнулся дворецкий, – что копперам выделяют слишком много денег. Вот в чем беда. Отсюда и все эти игрушки: вертолеты, броневики, автоматы. Я уж не говорю об электрошокерах.
– Джеймс, тебе просто необходимо баллотироваться в Палату Общин, – заявил Артур. – Ты бы нашел способ выправить бюджет.
– Да уж поверьте, сэр, – начал было Робертсон, но в этот момент раздался звук колокольчика в прихожей. – Прошу прощения, сэр. Пойду взгляну. Вы дома?
– Я дома? – переспросил Артур у Эли.
– Как для кого, – улыбаясь, ответила она.
– Вот тебе и ответ, старина, – подвел черту МакГрегор.
– Да уж, конкретнее не бывает, – ответствовал Джеймс, спускаясь по лестнице. Колокольчик снова дернулся. – Бегу, бегу. Терпение, господа.
Робертсон открыл входную дверь. На пороге стоял невысокий – пяти с половиной футов ростом – монах, в коричневом монашеском одеянии и с капюшоном, в тени которого лицо было невозможно рассмотреть.
– Кого и чего ты ищешь в этот час, достойный брат? – поинтересовался Джеймс, не без удивления заметив, что на улице нет ни одного автомобиля. Впрочем, тише от этого не стало: полицейский вертолет, весь вечер гонявший туда и сюда, сейчас завис почти над самым особняком МакГрегора.
– Я хотел бы говорить, если это возможно, с баронетом МакГрегором, – сказал монах с ощутимым акцентом.
– Кто его спрашивает?
– Смиренный монах Хорхе, – прозвучало в ответ.
Голос выдавал в монахе не только иностранца, но и человека весьма преклонных лет. Втянув ноздрями висевшую в холодном воздухе морось, Робертсон открыл дверь шире и сделал приглашающий жест:
– Пройдите в прихожую, достойный брат, – после чего двинулся вверх по лестнице, чтобы доложить хозяину о не совсем обычном госте. И едва не остолбенел, услышав за спиной:
– Благодарю вас, брат мой Джеймс.
95
Общий для Восточного Средиземноморья диалект греческого языка. (Прим. переводчика)