Страница 84 из 92
– Со мной не делали ничего плохого. Обращались вполне хорошо, даже предупредительно. И сам Мастер…
– Эли, что ты говоришь? – воскликнул Артур. – Какой он для тебя Мастер?!
– Арти, дорогой мой, ты еще очень многого не знаешь. И, пожалуйста, постарайся держать себя в руках. Что бы ты ни увидел, сдерживай себя. Не говори лишнего. Будь бесстрастным зрителем. Тогда у нас будет шанс.
– А иначе? – нахмурившись, поинтересовался МакГрегор.
– А иначе, – вмешался стоявший неподалеку Нико, – замолчать вас заставит вот этот мистер Боуи. – И он повертел в руке широкий сверкающий нож.
– И как же это сочетается с «не убий»? – не унимался Артур.
– Я вам сказал еще на теплоходе: когда-то я нарушил эту заповедь. С тех пор для меня нет разницы: убить еще один раз, или десять. Прощения мне ждать не приходится.
В глубине подземного зала возник темнокожий юноша, одетый в лохмотья. Под мышкой он нес тамбурин. Подойдя к рядам кресел, он устроился на одном из них, поставив барабан между ног.
– Эй, Тони, – поприветствовал вновь прибывшего Нико.
– Кстати, господин не-бандит, – обратился к нему Артур, – что за странная у вас манера одеваться: или веками не стиранные комбинезоны, или лохмотья…
– Обет бедности, баронет. И презрения к благам земным. Вам, думаю, не понять.
Огни факелов внезапно задрожали, причем одновременно. Тони трижды ударил ладонью по коже барабана.
Эли поднялась с кресла, Нико застыл, глядя на дорожку и вход в подземелье. На краю дорожки показались две фигуры: одна огромная, другая тоненькая и крошечная, доходившая великану едва ли до груди. Обе фигуры шагнули внутрь, в круг света – и Артур едва слышно скрипнул зубами. Высокой фигурой оказался – МакГрегор, впрочем, так и предполагал – Мастер, он же Марк Айнштайн, он же Отто Рашер. Девушка рядом с Рашером была Артуру незнакома. На вид лет двадцати с небольшим, она поражала какой-то неземной, эльфийской хрупкостью и красотой. Марк-Отто вел ее, положив свою тяжеленную лапу ей на плечо.
Он подошел к Эли и, церемонно поцеловав ей ручку, поинтересовался:
– Вы готовы, прелесть моя?
– Я да, – ответила Эли, – но не уверена, что все готово для ритуала.
Марк коротко кивнул Артуру и снова обратился к Эли:
– В чем проблема?
– Мастер, у нас не достает одного ключа.
– Опять? Которого же на этот раз? – Он осмотрелся по сторонам и гневно рыкнул: – Кто-нибудь, подайте же мне стул!
Нико бросился к стене, выхватил из ряда одно кресло и поставил его между помостом и «зрителями» – лицом к Эли и к Артуру. Айнштайн тяжело опустился на бархатное сиденье. Девушка-эльф встала рядом с ним и положила ему руку на плечо.
– Икону! – коротко приказал Марк.
Двое невесть откуда возникших оборванцев, явно членов «Братства», принесли икону и поставили ее на стул рядом с «троном» Мастера, оперев доску иконы о спинку. Артур вздрогнул. Это была та самая икона, которую они с Эли разыскали по наводке Лонгдейла – и которая стоила жизни его другу, Джорджу Митчеллу. Сейчас на иконе были вычищены все двенадцать клейм. Прости, Джордж. Артур склонил голову. Если б я только знал…
– Дорогой сэр Артур, – внезапно обратился Айнштайн к МакГрегору. Тот встрепенулся и посмотрел на старика ненавидящим взглядом. – Право, ну что же вы так? Лично вам я еще не успел сделать ничего плохого.
МакГрегор краем глаза уловил умоляющий взгляд Эли и усилием воли взял себя в руки.
– «Сэр Артур», – повторил он слова Айнштайна. – Мне кажется, мы были на «ты», и звали друг друга просто по именам.
– Не сегодня, дражайший баронет. Сегодня титулы – обязательны. Ритуал требует того.
– И каков же ваш титул, позвольте узнать?
– Мастер. Предтеча. Зачинатель. Любой – по вашему выбору.
– А как насчет «Отто Рашер»? – сквозь зубы процедил Артур. – Для вас это имя или титул?
Айнштайн-Рашер некоторое время сидел молча, барабаня пальцами по колену. Потом улыбнулся натянутой улыбкой.
– Н-да, сэр Артур, вы, оказывается, знаете больше, чем я думал. – Он снова умолк и потом добавил: – И кому еще это известно? Кроме, конечно, патмосского святоши, который вам и открыл мое прежнее имя?
Маринатос, спрыгнув на землю и не дожидаясь, пока лопасти вертолета остановятся, вжав голову в плечи и согнув ноги в коленях, почти бегом направился к столу, за которым, опустив седую голову на руки, сидел старик-настоятель. Подойдя к священнику вплотную, Маринатос положил руку ему на плечо. Старик вздрогнул и поднял голову.
– Подполковник?
– Полковник, геронда. Уже с пол-месяца как полковник.
– Что ж, поздравляю, сын мой. А ведь я тебя ждал.
– С чем же, отче?
– С исповедью.
Маринатос помотал головой.
– Я не понимаю, геронда. Вы хотели бы исповедовать меня?
– Нет. Я должен исповедоваться тебе. В страшном грехе укрывательства Зверя.
– Значит, мы не ошиблись, – негромко произнес полковник. – Вы знали Айнштайна.
– Знал ли я Айнштайна? – воскликнул старик, воздев руки. – Да я вижу его каждый день в маленьком зеркальце над умывальником! Я вижу его во время утренней и вечерней молитвы! И каждую ночь я вижу его во сне, каждую, каждую!
– Кто же он? И где он, геронда?
– Кто он? Он перед вами, полковник. – Старик развел руками. – Вот он я. Айнштайн. Марк Айнштайн. Брат невинно убиенного Соломона Айнштайна.
Полковник Маринатос вытер лоб. Он летел на Патмос почти вслепую, наудачу – проверить информацию, поступившую из Интерпола: вдруг старик-священник знал своего израильского гостя? А тут выясняется, что Айнштайн – это сам отец настоятель.
– Погодите, геронда. Так вы утверждаете, что Марк Айнштайн – это вы? – спросил полковник.
– Да, – коротко ответил старик.
– Значит, ваше имя не Иоанн? Для чего вы прикрылись этим именем?
– Мое имя Иоанн. Меня назвали Марком при рождении. Моего брата-близнеца назвали Соломоном. Но брат мой жил и умер с этим именем. Я же получил имя Иоанн во время второго своего рождения, крестившись в Православную веру.
– Сложно, но в целом понятно, – кивнул полковник. – А теперь главное: кем был человек, приезжавший сюда с баронетом МакГрегором? Высокий старик, называвший себя Марком Айнтштайном?
– Кем он был? Всю свою жизнь он был исчадием Ада. Не думаю, что он хоть на йоту изменился.
– «Исчадие Ада» – звучит пугающе, геронда, но мне нужны его имя и фамилия. Настоящие.
– Отто Рашер, – едва слышно произнес священник. – Палач и сын палача.
– И как давно вы это знали, отец Иоанн? – сухо произнес Маринатос.
– Я знал его как Отто Рашера с первого своего дня в Дахау.
Полковник нахмурился.
– Почему же вы уступили ему свое имя? Почему не выдали Рашера оккупационным властям?
– Он сначала хотел взять имя моего брата, Шломо. Убитого им Шломо. Но потом решил, что это было бы опасно: можно было нарваться на кого-то, кто знал, что Шломо мертв. И тогда он сказал: «Я беру твое имя». Он знал, что я тайно крестился в лагере – и получил новое имя. Иоанн. Тогда же он заставил меня поклясться Именем Божьим и бессмертием души моей, что я никогда, никогда не выдам его тайны.
– Но почему он смог вас заставить молчать?
Старый священник поднялся со скамьи, и сейчас стоял, опустив руки вдоль тела. Лицо его было смертельно бледным.
– Потому что я был его помощником в сатанинских его экспериментах. В одном из которых погиб и мой брат.
– Вы помогали ему по доброй воле? – изумленно спросил полковник.
– Конечно, нет. Но что это меняет? Разве трусость перестала быть грехом? Да и потом молчал я все из того же страха за собственную шкуру.
– Что же изменилось с тех пор… отец Иоанн? – Чувстовалось, что последние два слова дались полковнику с трудом.
– Череда смертей, в которых он был повинен, не прервалась с его бегством из Дахау. Смерти множатся и ныне. Страшнейшим грехом было бы покрывать его и далее. – Он помолчал. – Полковник…