Страница 7 из 47
Кир исполнил своё обещание. К концу 539 г., несколько месяцев спустя после его коронования, небольшая группа изгнанников отправилась в Иерусалим. Большинство предпочли остаться в Вавилоне, где они впоследствии внесли важный вклад в еврейское Писание. Возвратившиеся изгнанники привезли с собой девять свитков, в которых прослеживалась история их народа с момента сотворения мира до вавилонского пленения: книги Бытия, Исхода, Левит, Чисел, Второзакония, Иисуса Навина, Судей и Царств; они также принесли собрания предсказаний пророков (невиим) и книгу гимнов, в которую входили новые псалмы, сочинённые в Вавилоне. Это ещё не полный список всех книг еврейской Библии, но у изгнанников уже была её основа.
Гола, община вернувшихся пленников, была убеждена, что их изменённая, переосмысленная религия является единственной правильной версией яхвизма. Но те евреи, которые не были угнаны в плен Вавилоном, большей частью жившие на территориях бывшего северного царства, не могли разделить эту точку зрения и были возмущены этой претензией на исключительность. Новый храм, гораздо более скромное святилище, окончательно завершённое в 520 г. до н. э., снова сделал яхвизм религией храма. Но параллельно ей, очень постепенно, начала развиваться новая духовность. С помощью тех израэлитов, которые остались в Вавилоне, Гола в скором времени должна была превратить это собрание разнородных текстов в Священное Писание.
Глава II
Писание
Завершив постройку Второго храма на горе Сион, иудеи думали, что их жизнь будет идти, как шла ранее. Но они были поражены духовным недугом. Многих разочаровал новый храм, который не мог соперничать с легендарным великолепием храма Соломона. Гола — община вернувшихся из плена — столкнулась с сильным противодействием со стороны чужеземцев, поселившихся в Иудее за время их пребывания в Вавилоне; и они встретили не слишком сердечный приём у тех израильтян, которые не были угнаны вавилонянами. Священники впали в лень и апатию и более не были духовными лидерами народа[74]. Но в начале четвёртого века, около 398 г. до н. э., персидский царь отправил в Иерусалим Ездру, своего советника по отношениям с евреями, с приказом ввести Тору Моисея в качестве закона для всей страны[75]. Ездре предстояло сделать это собрание доселе разнородных учений абсолютной ценностью, той самой Торой.
Персы пересматривали законодательства всех своих подданных, желая убедиться, что они не нарушают безопасность империи. Ездре, который был знатоком Торы, вероятно, удалось выработать удовлетворительное временное соглашение между законом Моисея и персидской юриспруденцией. Когда он прибыл в Иерусалим, Ездра пришёл в ужас от увиденного. Народ не поддерживал священное отчуждение от гоим, которое предписывал автор «жреческого кодекса»: некоторые из них даже брали в жёны иноплемённых женщин. Целый день жители Иерусалима в смятении наблюдали, как посол царя рвал на себе одежды и сидел на улице, всем видом выражая глубокую скорбь. Затем Ездра созвал всю общину Гола на собрание. Все, кто отказался прийти, были исключены из общины, а их имущество — конфисковано.
В день нового года Ездра принёс Тору на площадь перед Водяными воротами. Стоя на высоком деревянном помосте, он прочитал текст вслух «внятно, и присоединял толкование, и народ понимал прочитанное». При этом левиты[76], сведущие в Торе, ходили в толпе и дополняли это наставление[77]. Мы не знаем точно, какие законы были провозглашены в тот раз, но, какими бы они ни были, ясно, что народ никогда не слышал их прежде. Люди плакали, испуганные этими непривычными требованиями. «Не печальтесь!» — твердил Ездра. И тогда они «поняли слова, которые сказали им». Было время праздника Суккот, и Ездра объяснил закон, приказывающий евреям провести этот священный месяц в особых «кущах» (суккот) в память о тех сорока годах, которые их предки провели в скитаниях по пустыне[78]. Люди тотчас побежали на холмы собирать ветви оливы, мирта, сосны и пальмы, и беседки из ветвей появились по всему городу. Всюду царила праздничная атмосфера, и каждый вечер люди собирались слушать, как Ездра толкует закон Моисеев.
Ездра приступил к созданию духовной дисциплины, основанной на священном тексте. Отныне Тора была вознесена над всеми другими писаниями и впервые названа «законом Моисеевым». Но, если бы её просто читали как всякий другой текст, Тора могла бы показаться слишком трудной и сбивающей с толку. Её нужно было слушать в контексте ритуалов, отделяющих от обычной жизни и приводивших слушателей в особое состояние духа. Оттого что люди начали относиться к Торе по-новому, она и стала Священным Писанием.
Быть может, наиболее важной составляющей этой Торы с духовной точки зрения был сам Ездра[79]. Он был священником, «усердным писцом Торы Моисеевой» и хранителем традиции[80]. Но он также представлял новый тип священнослужителя: богослова, который «страстно желал вопрошать (ли-дрош) Тору, данную Яхве, устанавливать законы и уложения и учить им народ Израиля»[81]. Он предлагал нечто отличное от обычного наставления священника в обрядах и ритуалах. Библейский автор подчёркивает, что «была на нём рука Господня» — фраза, традиционно используемая для описания тяжести божественного вдохновения, снизошедшего на пророка[82]. До вавилонского пленения священники имели обыкновение «вопрошать» (ли-дрош) Яхве, бросая жребии, для чего использовались священные предметы, называемые Урим и Туммим[83]. Новый провидец был не гадателем, а богословом, способным истолковать священные писания. Практика мидраша (толкования, экзегезы) навсегда сохранит это чувство вопрошания[84]. Изучение Торы было не научной задачей, а духовным поиском.
И всё же чтению Ездры предшествовала угроза исключения из общины и захвата имущества. За чтением последовало более мрачное собрание на площади перед храмом, во время которого люди стояли, дрожа под зимним дождём, заливавшим город, и слушали, как Ездра приказывал им отпустить своих иноплемённых жён[85]. Отныне сынами Израиля признавались только члены Голы и те, кто соблюдал требования Торы, как официального свода законов Иудеи. Всегда существовала опасность, что увлечение Писанием может перейти в чрезмерную приверженность традициям, могущую вызывать разногласия и жестокость.
Чтение Ездры знаменует начало классического иудаизма, религии, связанной не только с получением и сохранением божественного откровения, но и с его постоянным толкованием[86]. Закон, прочтённый Ездрой, был абсолютно неизвестен людям, которые плакали от страха, слыша его впервые. Излагая текст, толкователь не воспроизводил оригинальную Тору, вручённую Моисею в далёком прошлом, но создавал нечто новое и неожиданное. Библейские писатели работали точно так же, радикальным образом перерабатывая тексты, доставшиеся им в наследство. Богоявление не произошло один раз на все времена; это был постоянно длящийся процесс, который не мог быть завершён: всегда оставались новые, неоткрытые учения.
К тому времени существовали две сложившиеся категории писания: Тора и Пророки (Невиим). Но после вавилонского пленения был создан ещё один свод текстов, который стал известен как Ктувим, «Писания», где порой содержались лишь новые истолкования более древних книг. Так, например, Хроники, историческое повествование, созданное авторами-священниками, по сути, представляло собой комментарий к истории Самуила и Царств, изложенной во Второзаконии. Когда две эти книги были переведены на греческий язык, они получили название Паралипоменон: «пропущенное»[87]. Авторы писали между строк, чтобы восполнить то, что они считали пробелами в более ранних записях. Они разделяли идеалы примирения, исповедуемые автором источника «P», и хотели наладить общение с теми евреями, которые не были угнаны в плен и теперь жили на севере. Поэтому они опустили резкие высказывания, направленные против северного царства.
74
Мал. 1:6-14; 2:8-9.
75
Точно датировать этот период очень сложно. См. Gosta W. Ahlstrom, The History of Ancient Palestine, Mi
76
Изначально колено Левитов выделилось, чтобы служить Яхве в его скинии в пустыне. (Числ. 1:48-53; 3:5-40). Но, возвратившись из плена, они стали священниками второго ранга, подчинёнными тем священникам, которые были прямыми потомками Аарона, брата Моисея.
77
Неем. 8:7-8.
78
Неем. 8:12-16.
79
Michael Fishbane, The Garments of Torah, Essays in Biblical Hermeneutics, Bloomington and Indianapolis, 1989, pp. 64-5; Gerald L. Bruns, «Midrash and Allegory; The Begi
80
Ездр. 1:6. Перевод: Fishbane, Garments of Torah, p. 65.
81
Ездр. 1:10. Перевод: там же, p. 66.
82
Ездр. 1:6, 9; ср. Иез. 1:3.
83
1 Цар. 9:9; 3 Цар. 22:8, 13, 19; ср. Неем. 7:65.
84
Wilfred Cantwell Smith, What Is Scripture? A Comparative Approach, London, 1993, p. 290.
85
Ездр. 10.
86
Fishbane, Garments of Torah, p. 64.
87
Bruns, «Midrash and Allegory», pp. 626-7.