Свод

Ёзеф! — крикнул сотник своему помощнику. — Отдай коня панскому слуге. Мы в конюшне себе ещё возьмём!

Простов держался гордо и уверенно, будто царский воевода. В его словах явно сквозило великодержавное высокомерие:

— Ну что, пан Война, бывай, да не забывай моих слов. Слаб ваш король. Наш такого разбоя на своих землях не допустил бы…

Сотня с гиканьем и свистом сорвалась с места. Каждый старался побыстрее добраться до панского добра, а потому даже коня для слуги пана Войны не отдали, а просто бросили. Казик тут же ловко поймал перепуганное животное, а Якуб в один миг очутился возле Сусанны.

Несчастная девушка плакала, растирая слёзы по перепачканному сажей лицу, и клонилась к любимому, чтобы излить ему всё своё горе, но Якуб спешил. Судьба дала им шанс на спасение, и долго испытывать её терпение не стоило, тем более что сотник намекнул на умение и несдержанность своих лучников.

Время вскипело на жарком огне спешки. Шыски быстро сладил с норовом лошади, а Война как мог одной рукой с полуразрезанными путами Сусанны. Не отдавая больше ни мгновения, висящей над ними опасности, он изогнулся, и что было сил, хлопнул по крупу лошадь, что была под девушкой. Несчастное животное рвануло с места прыжками, едва не сбросив на землю своего лёгкого седока: «Казик, вперёд, за панной!» — скомандовал Якуб слуге, и тот, ударив своего коня в бока, ринулся в открытое поле.

Война горько посмотрел в сторону замка и, мысленно попрощавшись с ним, поскакал догонять мчавшихся во весь опор Казика и Сусанну.

Свод притаился на краю парка и сосредоточенно наблюдал за происходящим в панском дворе. Всё пространство перед главным входом было заполнено какими-то суетящимися людьми в красной военной форме. Занятие, которому они самозабвенно и с непозволительной беспечностью предавались в этот час, хорошо было известно бывалому пирату. Он и сам, чего там греха таить, не раз подобным образом улучшал своё личное благосостояние. «Неужели, — мучился недобрыми мыслями Ричи, — в этих местах с таким аппетитом наезжает судья? Лихо! Хотя, нет, — отмахнулся Ласт Пранк от этой глупости, — такого никак не может быть.

Что же тогда здесь происходит, и, главное, куда они подевали Войну? М-да, — с сожалением подумал англичанин, — не хотелось бы потерять его. Как ни крути, а за долгие годы не так уж много нашлось в свете людей, терпимых к моему дурацкому характеру …».

И тут что-то больно кольнуло в его сердце. Свод вспомнил, как, уходя из дома старухи, он со злом отшвырнул в сторону, вцепившуюся в него мёртвой хваткой Михалину. «Всё же нельзя было с ней так поступать, — горько подумал «Ласт Пранк»». Но, с другой-то стороны, не потеряй он столько времени на то, чтобы утихомирить её, а ещё на то, чтобы пройти вокруг села до моста на краю панского парка, глядишь, и успел бы сюда пораньше. Иди теперь разберись, что здесь твориться?

Но! Получается он и сейчас крайне нерасчётливо относился к потере времени. Подобное преступное бездействие просто не могло дальше продолжаться. Свод с досадой охлопал пустые поясные петли. Туговато придётся без оружия. Накануне ночью, перед тем, как отправить Свода с Михалиной в село, Война приказал оставить саблю. Он де, боится, как бы англичанин ещё чего-нибудь не натворил. Ричи с досадой сплюнул себе под ноги, уверенно выпрямился во весь рост и отчаянно смело зашагал к панскому замку.

Возившиеся во дворе люди были настолько заняты собой, что даже не заметили появления чужака. Кто знает, сколько бы это продолжалось, если бы на него не натолкнулся какой-то маленький, рыжебородый мужичишка в несоразмерно большой одежде.

— Тебе чего, паря? — Тупо уставившись на невесть откуда взявшегося на его пути расфуфыренного франта, спросил он.

Чужак, окинув его отстранённым и надменным взглядом, ответил:

— Нюжна пан Война.

— Хэ-ге! — Скалясь гнилозубым ртом, хохотнул мужик. — Эй, Ёзеф! Тут из-под земли выполз какой-то разодетый немец[193]. Желает видеть Войну.

К Своду направился хорошо вооружённый человек, одетый как и большинство окружающих в красный форменный кафтан какого-то неведомого войска. Он не без удивления осмотрел пришлого и тут же стал оглядываться с таким видом, будто хотел ещё кому-то сообщить о чудесном появлении незнакомца. Так и не отыскав никого нужного среди снующих по двору людей, военный со смехом спросил:

— Тебе чего, …красавец?

Присутствующие рядом вояки, задержавшись напротив разговаривающих, разом загоготали, чувствуя по игривому тону Ёзефа, что тот сейчас что-то потешное отчебучит. Подобное всегда преподносилось весело и с издёвкой, а потому ценилось в сотне, как особенно изысканное развлечение.

— Тшего? — загадочно улыбаясь реакции окружающих, переспросил чужак.

— Чего, …тшего? — с вызовом хохотнув прямо в лицо Своду, стал кривляться на манер иностранца военный.

— Мни ешё нушьна? — вначале, словно поддерживая этот шутливый тон, а потом вдруг зло оскалившись выкрикнул пришлый, — …мни нушна тфой …Sword[194] …!

С этими словами он так ловко и быстро подсёк ногу под помощником сотника, что падая на спину, тот уже не имел желания смеяться. К слову сказать, через миг Ёзеф Кравец уже вообще не имел ни каких желаний. Это оказавшаяся в быстрых руках чужака его собственная сабля, в награду за смелость и проворность новому хозяину, дважды предательски проткнула грудь своего старого владельца.

Синие глаза Ёзефа с немым укором уставились в хмурое, непогожее небо, а на его лице медленно таяла былая маска снисходительной улыбки превосходства.

Стоявшие вокруг люди замерли в оцепенении. До того момента, пока кто-либо из них додумался схватиться за оружие, на земле бездыханно лежали уже четверо, …шестеро.

Чужак словно обезумел. Он решительно пошёл к дому, с лёгкостью, словно капустные кочаны, срубая на ходу налево и направо людские головы.

Знай русский сотник, находившийся в это время в здании о том, что его сотня не досчитывается уже целой дюжины бойцов, думается, он отнёсся бы с должным вниманием к сообщению о том, что во дворе появился какой-то умалишённый с саблей. А так, не придав этому никакого значения, он только усмехнулся, да отправил запыхавшегося посыльного обратно с приказом: «приколоть дурака да повесить у ворот».

На ступеньках у входа в замок Свода задержали двое. Эти, в отличие от встречавшихся ему ранее, очень неплохо умели обращаться со своим оружием, да и с тактикой боя были знакомы не понаслышке. Ричи стал отходить. Его целенаправленно вгоняли в угол.

Спасение пришло справа. Оттуда, пытаясь непременно тыкнуть в грудь своего противника отточенными сулицами[195], навалились какие-то неучи. Свод просто поднырнул к ним под копья и тут же замертво положил на землю сразу троих. Путь к отступлению был открыт, но вот беда, у Ричи не было задачи отступать.

Теперь он ясно понимал, что ничего общего с карой правосудия этот разношёрстный сброд, грабящий панский замок не имеет, и входящему в боевой ритм пирату теперь оставалась только главное — найти Войну, живого или мёртвого.

На порог замка выбежал какой-то крепкий телом вояка в красном кафтане с обшитым галуном лацканом. Он что-то отчаянно крикнул толпящимся вокруг Свода людям, показывая жестами, как следует обойти его и прикончить. Что тут поделаешь, к жарким словам военного они были глухи и жесты опытного мастера читали с трудом. В отличие от них, Ричи имел опыт в части чтения подобных жестов, а потому пока противники перегруппировывались, он исхитрился убить ещё двоих.

Вот зазевался ещё один, ещё, ещё, а вот стразу двое не разобрались кому нападать первым. …Все они бездыханно легли на землю под тяжестью смертельных ран.

«Удар! — ликовал про себя Ричи. — Другой! И вот так! Хо-го, парни, отнимайте ещё…! Ну, — судорожно рассуждал он, ловко вывёртываясь и из повторного кольца окружения, — это ненадолго. Скоро они сообразят, что перед ними не столичный сибарит[196] и тогда меня окружат те, кто хорошо умеет обращаться с оружием. Наверняка, есть тут и такие, и тогда, …тогда мне придётся плохо».