Глоток огня

Родиону почудилось, что все это с двушки. Но почему здесь и лежат открыто? Что-то не стыковалось. Родион перебежал дорогу, ухитрившись дважды споткнуться на ровном месте, и выскочил к камням. Он испытывал суеверный страх и одновременно радость.

Не помня о берсерках, которые легко могли стеречь такое сокровище, он стал гладить камни и слитки так, как пожилая женщина ласкала бы своего любимого кота. При мигающих равномерных вспышках желтого ночного светофора Родион поочередно ощупывал все камни, проверяя, не полыхнет ли где внутри закладка. Увы, ни камни, ни железные руды закладками не отозвались, однако радостное возбуждение не покидало Родиона.

Его нерпь, казалось, была такого же мнения. Отдельные фигурки на ней тихо и тепло мерцали, точно огоньки новогодней елки, когда глазами ребенка смотришь в темной комнате из-под одеяла. Вот зажегся кентавр, вот вспыхнул и погас сирин. Остаточно, слабо, даже для зарядки не хватит, но все же…

Постепенно перемещаясь от камня к камню, Родион обогнул дом. Тут что-то заставило его задрать голову и прочитать буквы над застекленным крыльцом. Это был геологический музей при горном университете. Так вот откуда здесь все эти образцы!

Радость Родиона начала погасать, но не погасла.

Нерпь! Почему она отозвалась?

Где-то рядом коротко просигналили. Родион повернулся. Метрах в пяти от него, через газон, остановился неприметный синий «Логан». На крыше машины горели шашечки такси. Водитель, приспустив стекло, подзывал его к себе.

Глава шестая

Пнуйцы

Рыбы не подозревают, что на свете существует вода, поскольку не мыслят своей жизни вне воды. Им просто не с чем сравнивать. И лишь пойманные сетью и вытащенные на берег, осознают, что вода все же была. И вот они корчатся, бьют хвостом, пытаясь вернуться в воду.

Человек часто не знает, что есть Бог, потому что всегда существовал в Боге. И лишь теряя Бога, он мучительно ощущает, что что-то не так, и начинает Его искать.

Родион осторожно приблизился. Голова шофера имела форму груши. Интеллектуально скромная в висках, книзу она расширялась и украшалась такими мощными челюстными мышцами, что любой пес, скуля, спрятался бы под диван.

– Ехать будем? – спросил водитель.

Родион быстро прикинул варианты. До рассвета уже недолго. Башню он так и не осмотрел. В городе заблудился. Самое правильное сейчас – вернуться в гостиницу за Улом. Но и гостиницу он один не найдет. Правда, лицо водителя внушало некоторые опасения, но Родион потому и был Родионом, что чаще всего действовал вопреки чувству самосохранения.

– Почему нет? Поехали! – сказал Родион и протиснулся в темный салон машины, на сиденье рядом с водительским. Под ним оказалось что-то холодное.

– Прошу прощения, парень… – прогудел водитель. – Я тут это… деревяшку не убрал. Привстань-ка!

Родион привстал. То холодное, на что он сел, оказалось бейсбольной битой. Аккуратненькой такой, среднего рабочего размера. Родион быстро обернулся, проверяя, нет ли кого на заднем сиденье. Нет, пусто.

– Что-то не так, сынок? – ласково спросил обладатель бульдожьих челюстей.

– Да нет, все так… Вы, случайно, не от Тилля? – ляпнул Родион, незаметно подползая пальцами к карману со шнеппером.

Водитель ответил не сразу. Видимо, пытался понять вопрос.

– Не, я не от фирмы работаю. Улицы темные, на дорогах всякое бывает… – простодушно сказал он, и его тяжелые челюсти приветливо клацнули.

Родион расслабил руку.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Дядя Сережа.

– А я дядя Родион!

– Ну поехали покатаемся, дядя Родион! – просто сказал дядя Сережа.

«Логан» тронулся и начал быстро набирать скорость. Родион внезапно спохватился, что так и не назвал места, куда его везти. И про цену они не договорились. Странновато как-то для таксиста. Его рука еще металась между нерпью и шнеппером, когда дядя Сережа, успевший разогнать машину, без предупреждения ударил по тормозам. «Логан» встал как вкопанный.

Родиона, так и не успевшего пристегнуться, дернуло вперед. Он влетел головой в лобовое стекло и успел еще увидеть на нем круглый, из многих трещин состоящий след от своей макушки. Все же сознание он не потерял. Отброшенный назад, стал приподниматься, но тут дядя Сережа, ласково сказав «Отдохни, сынок!», несильно тюкнул его по затылку средней частью биты.

Наступила ночь. В черепном домике у Родиона погасили свет.

Когда он очнулся, то обнаружил, что сидит на земле, косо прислоненный спиной к дереву, за ствол которого были заведены его руки. Рядом с ним стояли трое мужчин. Один из них был знакомый водитель «Логана» с тяжелыми челюстями. Двое других – спортивные, быстрые в движениях парни лет по двадцать пять. Не пытаясь приподняться, так как голова сильно кружилась, Родион попытался добраться до кармана, но обнаружил, что не может двигать руками. В запястья что-то вгрызалось, сковывая руки за спиной. Родион пошевелил пальцами. Он чувствовал, что нерпь на нем, но дотянуться до ее фигурок не было ни малейшей возможности.

Заметив, что пленник пришел в себя, водитель «Логана» присел с ним рядом на корточки. Его лицо было очень сочувственным:

– Очухался, друг? Узнал меня?

– …дядя Сережа, – сказал Родион.

– Правильно! Дядя Сережа. А это Лешик и Кузя… За наручники не обижайся! С ними как-то понадежнее. Нам от тебя фокусов не надо.

Родион что-то прохрипел, лишая себя радости знакомства с Лешиком и Кузей. Параллельно он попытался определить, не сняли ли с него ботинки, где в правом каблуке был припрятан узкий нож штопорной формы, зажимавшийся в ладони как кастет. Имелось еще и несколько сугубо шныровских штучек, но уже не в каблуке, а за спиной, с обратной стороны ремня. Метательные иглы вещь хорошая, но при скованных руках ими не воспользоваться. Лучше подойдет небольшая герметично закрытая капсула.

Если сдавить ее достаточно сильно, капсула лопнет. Вода из источника, некогда набранная в Межгрядье, попадет на хлопчатую ткань, пропитанную слизью эльбов. Хорошо так полыхнет. Если не на треть города, то уж на весь этот сквер точно. Десятиминутная слепота всякому, кто вовремя не закроет глаза, обеспечена. И не только слепота. Некоторое время Лешик, дядя Сережа и Кузя будут очень не дружить с реальностью. Когда же они обретут способность двигаться, Родиона здесь уже не будет. Если он, конечно, успеет освободиться от наручников.

До каблука незаметно не дотянуться, а вот до ремня пожалуй, но пока эти трое на него смотрят – нереально.

– Откуда ты знаешь про Тилля? Ты ведьмарь? – спросил один из парней.

Родион заторможенно задумался: кто он, этот парень? Лешик или Кузя? Может, Лешик. А может, и не Лешик. Тогда Кузя.

– Так ведьмарь? – терпеливо повторил парень.

Родион прохрипел, что нет. Одновременно он соображал, почему вообще был задан такой вопрос. Сами ведьмари никогда не называют себя ведьмарями. Это все равно что немцы в сорок первом году, ворвавшись в дом, заорали бы: «Фрицы в хате есть?»

– Эх, Кузя-Кузя! Конечно, не ведьмарь он! – сказал дядя Сережа. – Это ж ежу понятно, что шнырь!.. Спасибо, я его из машины заприметил, когда он у камней вертелся. Что, думаю, вертится? Неспроста это. А когда он про Тилля заговорил – тут уж я точно все понял.

Один из парней виновато вытер рукой нос, и Родион, во‑первых, понял, что это Кузя и есть, а во‑вторых, увидел, какие набитые у него костяшки. Сразу понятно, как человек проводит свой день. Утром качалка – вечером груша. Или: утром груша – вечером качалка.

Родион пальцами попытался дотянуться до ремня. Вот он! Прямо под пальцами, очень близко, но мешает куртка. Не дотянуться. Эх, встать бы! Но эти трое сразу что-то заподозрят. Ребята ушлые.

– Не шнырь, – поправил Родион. – Шныр.

– А какая нам разница, а, шнырь? Думаешь, оттого, что ты шнырь, бить тебя будут меньше? – с вызовом спросил дядя Сережа.