Страница 19 из 93
— Язык?
— Да. Это самая жуткая часть. Он был очень длинный, пурпурный, окровавленный, словно ты откусила от него кусок или два. Когда ты высунула его, все демоны застыли в испуге. Затем ты издала этот звук из глубины гортани. Его трудно описать. Он был громким, гнусавым. Он эхом прокатился через все поле битвы, и, когда достиг ушей каждого демона, они упали замертво.
— Ого, — говорю я.
Упоминание о языке, естественно, напоминает мне о якшини. Теперь мне все ясно. Сеймур сверхъестественно восприимчив к эмоциональным состояниям. Более того, он как–то связан со мной, он установил со мной интуитивную связь. А я определенно установила такую же связь с ним. Я сбита с толку. Я не могу логически объяснить свою огромную привязанность к нему. Это не похоже на мою любовь к Рею, мою страсть к сыну Райли. Для меня Сеймур как младший брат, даже сын. За пять тысяч лет у меня не было никаких детей, кроме Лалиты.
— Что–то еще? — спрашиваю я.
— Да. Но тебе может не понравиться продолжение, оно довольно неприятное.
— Меня не так легко смутить.
— После того какой я тебя сегодня видел, думаю, да. Когда все демоны были мертвы, ты пошла по полю битвы. Иногда ты наступала на головы демонов, они ломались, и у них вытекали мозги. Иногда ты останавливалась и отрезала демону голову. Ты собрала много голов. Ты делала из них ожерелье. Время от времени ты находила демона, который был еще не совсем мертв. Таких ты хватала за горло и подносила ко рту. — Он делает паузу для пущего эффекта. — Ты ногтями вскрывала им шеи и пила их кровь.
— Звучит не так уж плохо. — Он продолжает изумлять меня. Его сон — метафора всей этой ночи. — Что–то еще?
— Последнее. Когда ты закончила ходить по полю и встала на месте, плоть демонов начала разлагаться. За какие–то секунды они превратились в пыль и рассыпающиеся кости. Небо потемнело еще больше. Что–то было там, в небе, какая–то огромная птица, она кружила над тобой. Это обеспокоило тебя. Ты подняла к ней меч и опять издала этот странный крик, но птица продолжала кружить, опускаясь все ниже и ниже. Ты боялась ее. Казалось, что ты не в силах остановить ее.
— Этого еще не произошло, — шепчу я.
— Извини?
— Ничего. Что это была за птица?
— Не знаю.
— Это был гриф?
— Может быть. — Он хмурится. — Да, думаю, это был он. — Он обеспокоенно смотрит на меня. — Ты не любишь грифов?
— Это символ забвения.
— Я этого не знал. Кто тебе сказал?
— По опыту знаю.
Я несколько минут сижу тихо, закрыв глаза. Сеймур понимает, что лучше меня не беспокоить. Мальчик видел настоящее, думаю я, почему же ему не увидеть и будущего? Якша кружит надо мной, подбираясь все ближе и ближе. Мои старые хитрости его не останавливают. Я никогда не могла сравниться с ним ни в силе, ни в скорости. Ночь подходит к концу. Скоро наступит день. Но для нас день — это ночь, время отдыхать, прятаться, отчаиваться. Я сердцем чувствую, что Якша недалеко.
Но Кришна сказал, что если я послушаюсь его, у меня будет его милость.
Я так и сделала. А что он пообещал Якше? То же самое?
Я не верю в это.
В священных книгах говорится, что Бог — большой шутник.
Думаю, Кришна сказал ему что–то совсем другое.
Я открываю глаза и пристально смотрю на дорогу впереди.
— Ты боишься умереть, Сеймур?
Он говорит осторожно.
— Почему ты спрашиваешь?
— У тебя СПИД. И ты знаешь об этом.
Он сильно втягивает воздух:
— Откуда ты знаешь?
Я пожимаю плечами:
— Я много чего знаю. Так же, как и ты. Как ты его подхватил?
Он кивает:
— Я ВИЧ–положителен. Думаю, у меня выраженный СПИД. Все симптомы налицо: слабость, рак кожи, воспаления легких. Но в последние несколько недель я чувствую себя хорошо. Неужели я так плохо выгляжу?
— Ты выглядишь потрясающе. Но болезненно.
Он качает головой:
— Пять лет назад я попал в аварию, и у меня разорвалась селезенка. Я был с дядей. Он умер, но я вовремя попал в больницу. Мне сделали операцию и перелили литр крови. Это произошло уже после того, как тесты донорской крови на ВИЧ стали обычным делом, но, наверное, эта партия как–то проскочила без проверки. — Он пожимает плечами: — Так что я — очередной случай статистики. Ты поэтому спросила, боюсь ли я смерти?
— Одна из причин.
— Да, боюсь. Думаю, любой, кто говорит, что не боится смерти, лжет. Но я стараюсь не думать об этом. Сейчас я жив и хочу еще успеть что–то сделать…
— Написать рассказы, — прерываю я.
— Да.
Я дотрагиваюсь до его руки:
— Напишешь когда–нибудь обо мне?
— Что мне про Тебя написать?
— Все, что придет в голову. Не задумывайся над этим сильно. Просто напиши.
Он улыбается:
— Если я напишу, ты прочтешь?
Я убираю руку и расслабляюсь на сиденье. Мои глаза снова закрываются; неожиданно я чувствую усталость. Я не смертна, по крайней мере, так я думала, до сегодняшнего вечера. Но сейчас я чувствую себя очень уязвимой. Я так же боюсь смерти, как и все другие.
— Если у меня будет такая возможность, — говорю я.
Глава восьмая
Сеймур подвозит меня к машине и едет за мной в Мейфэр. Я разгоняюсь до ста шестидесяти километров в час, и он отстает. Уверена, он не обижается. Я предупредила его, что спешу.
Я еду в свой особняк на побережье. Я не рассказывала о нем раньше, потому что дом для меня — это просто дом, и я не влюбляюсь в него, как некоторые смертные. При доме восемь гектаров земли, он стоит на лесистом участке, который тянется от передней веранды вниз до каменистого берега. Подъездная дорожка узкая и извилистая, ее почти не видно. Дом почти весь кирпичный, построен в тюдорском стиле, очень необычном для этой части страны. В нем три этажа, с верхнего открывается шикарный вид на океан и побережье. В доме много комнат, каминов и прочего, но большую часть времени я провожу в гостиной; хотя там широкая застекленная крыша, я забила ее досками. Чтобы чувствовать себя комфортно, мне не надо много места, хотя начиная со Средневековья я всегда жила в особняках или замках. Я могла бы счастливо жить даже в коробке. Шутка.
В том, что касается мебели, мои вкуси менялись. Сейчас я окружаю себя обилием дерева — стулья, столы, шкафы. Я сплю не в гробу, а в огромной кровати красного дерева с балдахином из черного кружева. На протяжении веков я собирала произведения искусства, в Европе у меня большая и ценная коллекция картин и скульптур, но в Америку я ничего не привезла. Бывают периоды, когда искусство очень важно для меня, но не сейчас. Однако где бы я ни жила, у меня всегда есть пианино. Я играю почти каждый день, и с моей скоростью и проворностью я самый виртуозный исполнитель в мире. Однако музыку я пишу редко, не потому что не могу, а потому, что все мои мелодии и песни неизменно печальны. Не знаю почему — я не считаю себя печальным вампиром.
А сегодня ночью я встревоженный вампир, прошли века с тех пор, когда я последний раз испытывала что–то подобное. Это мне не нравится. Я быстро захожу в дом, переодеваюсь и спешу обратно к машине. Я беспокоюсь о Рее. Если Якша преследует меня, а я в этом почти не сомневаюсь, то он может попытаться добраться до меня через Рея. Это кажется мне логичным, поскольку Якша, наверное, впервые узнал обо мне через отца Рея. Я подозреваю, что Якша следит за мной с момента моего первого визита в офис Райли. Но почему он не напал сразу, я не знаю. Возможно, он хотел изучить врага, которого не видел так давно, чтобы побольше узнать о его слабостях. Хотя Якша лучше, чем любое живое или неживое существо, знает о моих уязвимых местах.
Я до сих пор в шоке, что он жив.
Я подъезжаю к дому Рея и оказываюсь у входной двери. Я наполовину готова к тому, что его нет, что он похищен. Мгновение я раздумываю, позвонить в дверь или сразу вломиться. Мне приходится напомнить себе, что Рей — это не Сеймур, способный принять все, что происходит. Я стучу в дверь.
Меня удивляет, что дверь открывает Пэт.