Страница 18 из 34
В этот вечер к нам перебежали три наших мужичка Пермской губ., бежавшие из плена. Я пишу «мужички», т. к. солдатского вида у них не было вовсе, нельзя было даже подумать, что они когда-нибудь были солдатами.
Я их допрашивал, оказалось, что они работали в 25 верстах от нашей линии на жел. дороге, в числе 600 человек, все наши. Я спросил, почему они бежали? Они ответили, что плохо кормили, давали во ½ ф. хлеба в день, а что палками били, то это еще терпеть можно, также и когда за воровство на час времени подвешивали[145]. Я спросил, бежали ли бы они, если бы кормили хорошо, они ответили: «Зачем же тогда бежать?» Грустно было слышать такие ответы, убеждаться в полном отсутствии сознательности.
6-го декабря в день именин государя один из полков в дивизии, а именно 32-й, праздновал свой полковой праздник и т. к. он стоял в резерве, то можно было устроить настоящее празднество. Накануне в местной церкви дер. Михневичи была отслужена всенощная и панихида по убиенным, а в самый день праздника обедня, после чего состоялся парад в присутствии корпусного командира. Полк был выстроен покоем на огромном поле у опушки леса, в котором полк был расположен в землянках. В строю было 4000 человек.
Сначала приехал я, поздоровался с полком, удивительно приятно бодрящее чувство охватывает, когда в ответ на приветствие раздается бодрое единодушное «здравие желаем» нескольких тысяч человек, сразу по тону ответа чувствуется настроение части. Затем приехал Редько и, наконец, корпусный командир Трофимов. Погода была хмурая, это было очень кстати – тучи помешали вражескому нашествию аэропланов. После молебствия священник связал чудное слово, простое захватывающее, затем полк прошел церемониальным маршем. Проходили блестяще, лучше было трудно, корпусный командир благодарил несколько раз. После его отъезда начались здравицы. Начальник дивизии произнес речь очень дельную и содержательную, но чересчур длинную, это было большим ее недостатком, а тем более что ведь только половина всех людей могли его слышать, а понять его речь могли не более четверти. Командир полка[146][147], провозглашая мое здравие, пожелал мне поскорее получить дивизию, что вышло не особенно удачно.
По окончании парада направились к землянкам, пробовали пищу. Люди получили суп с рисом ¾ фун. мяса, ½ фун. сала, ячневую кашу с изюмом и по белой булке. Надо было удивляться изворотливости полков, чтобы на позиции суметь приготовить все это на такое количество. В бывшей еврейской корчме, отведенной под офицерское собрание, состоялся обед, на который приглашены были и врачи и сестры двух отрядов «гучковского» и Гродненского. Сестер всех посадили за генеральский стол, т. к. незадолго перед тем вышел приказ Эверта по поводу ухаживания за сестрами. Приказом воспрещалось офицерам и классным чинам ухаживать за сестрами «в каком бы виде таковое не выражалось». А т. к. про генералов не было упомянуто, то и посадили сестер среди генералов, тут же сидела и старушка мать одного из офицеров, приехавшая с Кавказа навестить сына.
Обед был обильный, закуски, суп с зеленью и кулебякой, поросенок с кашей, гусь с капустой и вместо пирожного очень вкусный крюшон, белое и красное вино с яблоками. Оригинальный напиток, но вкусный и не крепкий. Вернулись к себе только в 5 часов.
На другой день я, по поручению начальника дивизии, осматривал передовой перевязочный отряд дивизии, пробовал пищу в команде гренадер 30-го полка (так назывались команды, вооруженные ручными гранатами) и присутствовал на обучении рот пополнения рассыпному строю. Ночью же отправился в окопы, мне хотелось ознакомиться с жизнью в окопах в это время, днем ведь служба в них замирала, оставались одни наблюдатели, ночью же шли и работы и занятия, все люди были на ногах. С 9 ½ часов вечера и до 7 утра я успел обойти линию окопов всей дивизии, меня сопровождал начальник штаба. Начали с правого фланга, где производились работы по выносу окопов на ½ версты вперед.
Пройдя вперед за проволочное заграждение, мы осмотрели произведенные работы, а затем направились к району соседних рот, которые не знали о нашем прибытии. Тени наши за проволокой показались наблюдателям подозрительными и со всех сторон были высланы цепи, чтобы нас окружить. Хорошо еще, что не открыли стрельбу. Проверив секреты, находившиеся впереди, мы вернулись в окопы и продолжали обход, успев к утру пройти всю линию в 15 верст. Было очень трудно идти, т. к. перед тем была оттепель и земля замерзла колдобинами. Везде я нашел все в большом порядке. Немцы нас не трогали, несмотря на то что мы довольно близко подходили к их проволочным заграждениям, но когда я приказал одному пулеметчику выпустить пол-ленты по окопам немцев, а проходя мимо пушки Гочкиса[148], пустить в них парочку гранат, то немцы в отместку открыли довольно сильный ружейный огонь, но впустую. Когда мы выходили из окопов, подъехали походные кухни с утренней пищей для стрелков. Я попробовал, пища оказалась прекрасной.
Около 10 декабря зима наконец, по-видимому, установилась, а то все время была распутица, то снег, то дождь, людям в окопах приходилось очень тяжело от таких перемен погоды. 10 декабря был первый сильный мороз, температура опустилась до 17°. В этот день начальник дивизии поехал в дивизионный обоз и взял меня с собой, пришлось проехать на автомобиле 15 верст, благодаря моему чудному полушубку я не ощущал вовсе холода. Дивизионный обоз, о котором я не имел до того никакого понятия, представлял собой огромное учреждение – более 1000 повозок – оно было главной продовольственной базой дивизии.
Начальник дивизии при мне произвел на выдержку проверку разных припасов, все оказалось на месте и все в большом порядке. Оттуда заехали в Пермский лазарет, обошли раненых, напились чаю у сестер и вернулись домой. На обратном пути нас застала сильная метель, которая продолжалась три дня, снегу навалило целые горы, окопы с трудом удавалось расчищать. В самую сильную метель я отправился проверить запасы продовольствия в обозах II-го разряда. Первый раз поехал в санях, которые купил за 25 рублей у одного крестьянина. Меня конечно в такую пургу не ждали, но все оказалось в большом порядке, я осмотрел обозы всех 4-х полков, лошадей, повозки, цейхгаузы, пробовал пищу. В 2-х полках пища была на редкость чудная, кашевары получили от меня по рублю. Не обошлось и без комичности – начал я с 32-го полка, где меня, конечно, не ждали, пища была чудная, но кашевары были в засаленных грязных фартуках, в 31-м полку кашевары уже успели надеть белый чистый передник сверх засаленного, в 30-м – оба кашевара были в белых рубахах и передниках, а в 29-м – кроме снежной белизны фартуков и рубах, кашевары были в чудных с иголочки новых поварских колпаках, как мне показалось, даже накрахмаленных.
Я рассказывал об этом, смеясь, начальнику дивизии и сказал, что очевидно, если бы было еще несколько полков, то, пожалуй, костюмы кашеваров продолжались бы украшаться crescendo[149]. Но пищу подменить не успели, и в 29-м полку она была хуже, за что старательному кашевару от меня влетело.
Приказ по армии
Я уже писал выше о приказе Эверта, воспрещавшем офицерам и классовым чинам ухаживать за сестрами, теперь же последовал дополнительный относительно врачей. Генералов оставили в покое, очевидно, их считали, по возрасту, уже не опасными, а про пословицу «седина в бороду, а бес в ребро» Эверт позабыл. Одновременно получили в штабе и совершенно секретную бумагу, чтобы не принимать и не передавать никаких сведений о Распутине, об его жизни, поступках и вообще говорить о нем. Это было и смешно, и возмутительно, и просто не умно – у нас и так никогда никто не интересовался и не говорил о Распутине, а с получением этой бумаги, которую все же читали писаря, начались всевозможные, закулисные толки и, во всяком случае, не в пользу династии. Меня это распоряжение страшно расстроило и вывело несколько из спокойной колеи, как новое подтверждение, что Россия-матушка катится под гору.
145
…на час времени подвешивали – имеется в виду наказание, практикуемое немецкой лагерной администрацией для военнопленных, подвешивание за связанные руки к столбу.
146
Ф. В. Костяев.
147
…Командир полка… – Костяев Федор Васильевич (1878–1925), генерал-майор (1917), в 1915 – полковник, командир 32-го Сибирского стрелкового полка, с 08.02.1917 – начальник штаба 17-й Сибирской стрелковой дивизии, позднее начальник штаба 1-го Сибирского армейского корпуса. С 1918 – в РККА.
148
…пушка Гочкиса – 47-мм скорострельная пушка Гочкиса – нарезная казнозарядная скорострельная корабельная пушка, разработанная французской фирмой (Hotchkiss et Cie) и принятая на вооружение в Российском флоте в 1888. В 1-й мировой войне, когда война приобрела позиционный характер, армии потребовалась лёгкая и отличающаяся высокой точностью стрельбы траншейная пушка. В гражданских мастерских или силами воинских частей под пушки начали изготавливать деревянные колёсные лафеты. Орудия на таких лафетах считались самым действенным оружием против пулемётов противника, но из-за тяжёлого ствола и сильного отката лафет часто ломался.
149
По нарастающей.