Страница 37 из 48
– Он мертвого заставит смеяться!
У него под окнами вечно торчат любопытные… бандитские рожи, убийцы, шлюхи, туристы, консьержки, отребье…
Я его видел мрачным только тогда, когда он ковырял гуашь… когда он оставался наедине с вечной загадкой светотени… Он бы вас убил! Особенно в жару… в июле-августе, например, в это ужасное время на Монмартре!.. На тротуаре улицы Гавено можно жарить яичницу!.. тротуары дымились!.. ядовитые испарения!.. «смерть крысам»!.. он и эту гадость пил! нажирался!.. Какая неосторожность!.. Он цеплялся за свою гондолу!.. хватался за нее… вопил!.. ну и зануда!.. боли у него начинались внезапно!.. ему нужно было прополоскать горло… и снова!.. и снова!.. можно было прополоскать шампанским!.. но тогда – SOS!.. и полная гондола говна!..
– Шампанского, а то помру!
Ему нужно, чтобы забегали почитатели, дружки, девушки, торговцы, пусть перевернут Париж! пусть найдут ему «Mum»! и только «брют Mum»!
И они приносили!.. он тиранил их!.. некоторые приносили домашнюю наливку, забирали у своих родителей, у своих матерей!.. заветные бутылочки, что хранились для особого случая… вдруг болезнь… другие прекращали отношения! Все для Жюля!.. и никакой благодарности! ничего!.. он заливался сухим!.. Бульбуль! Смехом! Отрыжка! Вот и все… Любопытствующие в окне тоже подвалили, им тоже хочется пить!.. Они позволили себе сделать замечание… слово, другое… драка!
– Входите, лодыри!
Один, который не знал Жюля… решился… новенький…
Маленькое окошко… один большой шаг… и бумм! бамм! Палки! Костыли! бутылки! в рожу парню!.. ай! ой! ай! ой! Он, конечно, безногий, но не рохля!.. ловкость просто поразительная!.. как у обезьяны!.. ужасно!.. и очень смешно!.. У него были обезьяньи уши, слух, чувства!.. Сила у него тоже была обезьянья!.. и хитрость!.. окровавленный тип дал деру!.. вопя!.. обливаясь кровью!
– Убийца! Держите убийцу!
Так орал Жюль вслед! Пусть поймают его! пусть прикончат!.. вот так, меня тоже понесло туда! наверх! цветок!.. я думаю!.. я несусь с улицы Бюрк! гоню! во весь опор! Вы представляете?… Мой «Неуловимый»?… он разбивает вдребезги моего «Неуловимого», мои два колеса!.. спицы… весь мой велосипед: пять килограмм! хрупкая конструкция, рассыпается на ухабах!.. Он гонит меня! подбрасывает! бьет! хватается за свои палки, оп! Оп! он в состоянии уничтожить автобус, вот какая у него силища! Я не собираюсь бросать ему вызов, правда-правда! Еще чего!
Я буду у Французского! Он это знает!.. Я хочу сказать, на площади Французского Театра… У него чувства макаки!.. Слух!.. ультратонкий!.. Он приготовился!.. Я это заслужил! ладно!.. но он чудовище, несмотря ни на что… достаточно мерзкий, жестокий, довольно хитрый, гнусный притворщик, калека по уши в дерьме… обрубок из 14-го!.. умеющий быстро передвигаться! какой гонщик! его мольберт всегда с ним!.. укрепления Робинсон… Арпажон… Буживаль… береговая линия… Сюрене… да, теперь он превратился в сумасшедшего, в этой своей коробке, слюнявый…
Нужно его деликатно образумить.
– Калека с Марны, опомнись!.. У тебя сто сорок процентов! пенсия!.. Почетный легион!..
– Заткнись!
Я протестую…
– Посмотри, моя голова! моя рука!
Это тоже правда!
– А у тебя семьдесят пять процентов! а то был бы ты, как и я, богатеньким!..
Хватит ругни!.. паяц из «Двора Чудес» не переносит притворства в других… Он бы натравил на меня собачью свору… будь я рядом… «Двор Чудес» существует только для него!.. будь у меня хоть чума, хоть сифилис!.. меня бы сожгли на одном костре с другими!.. да будь у меня хоть тысячу раз чума, хоть тысячу раз сифилис!.. меня бы сожгли вместе с остальными!.. «Двор Чудес» – только для него!.. для него одного!.. все вокруг – насильники, богохульники! продавшие душу дьяволу!.. настоящая банда разлагающихся хулиганов! сборище прожорливых ублюдков! прохвосты! особенно я! его «дорогой друг»! Он бы с удовольствием меня сдал! Папе! Королю! Дьяволу! И если бы меня четвертовали, он бы взвыл от радости!
Но больше всего он раздражал меня, сильнее всего утомлял своим занудством, когда жаловался на красоток, жаловался, что они так жестоки с ним!.. что они его не замечают!.. и тэдэ!.. а они, пардон, расстилались на нем!.. умоляли его разрешить им позировать голышом! а он отказывал!.. они молили его… бесплатно!.. за эти вот щедроты!.. эти вот сигареты! За ваше здоровье! Я объяснял ему, что это особенно дурной вкус, западать на жалких, харкающих кровью, «чахлых»… Ему бы здоровых, великолепных, фигуристых телок… но это его раздражает… чье-то хорошее здоровье!.. Но какое он получал удовольствие! и не от этих потрепанных, истасканных, замученных абортами проституток, а от свежих красоток! и из хороших семей!.. великолепная кожа, румянец… прекрасное питание… это во время войны! я совершенно бесплатно уговариваю их пойти к Жюлю позировать, шутки ради… ню!.. и в пикантных позах! это что-то! и выслушивать сальности! смешно! Но… общение с ним открывает их от дома…
– Ах, мсье Жюль! Ах, мсье Жюль!
Они приводили своих подруг… они приходили позировать вдвоем! втроем!.. Прогуливали школу!.. он их гипнотизировал! положительно!..
– Ты их околдовываешь, чудовище!
Я ему делал замечания.
Чем больше он отпускал сальностей, тем радостней они вертелись и кудахтали! Мне тоже доставалось от него!
– Они больше не придут!
Но они возвращались! довольные!
Он мог тыкать мне в нос мои слезящиеся глаза! мои трясущиеся руки… Ах, негодяй!.. полный диван девственниц, очень любезных и совершенно голых… это вам не какие-нибудь вшивые и сопливые мерзавки!.. совсем нет!.. Образованные девочки! С хорошими манерами! Со служанками, автомобилями, лошадьми!.. И это во время войны-то! Хохочущие над непристойностями Жюля! фигуристые! изнемогающие! высокие, гибкие, нервные!.. расслабленные!.. я как врач оцениваю их достоинства!.. Превосходная кожа! розовая, бархатистая!.. эх, молодость!.. Позировать Жюлю в шестнадцать лет!.. Я думаю, все лицеистки прошли через его мастерскую… привлекательная сила звериного логова… Распутин! Он их даже наказывал! чтобы слушались! Шлепая по попкам!
– В следующий раз мой торт! мой Сент-Онорэ! Нужно научить вас манерам, киски!
В другой раз были ананасы!.. Потом ромовая баба! с настоящим ромом!
– У вас есть это, цыпочки, есть!
– Когда ты говоришь со мной, мое сердце трепещет!
– Они снова придут веселиться! дергаться! дуры!
– Конечно! Конечно! «Все приятели»! Конечно!
И ни сантима благодарности! У него не было ни гроша, одни пошлости, никакой энергии, сплошная слизь… Ну и что?…
Вкус.
– Вот эта должна быть из каолина! В Дрездене, слышишь! Я вылеплю ее, я начну с нее, и все! Я ее обожгу! слышишь! позже! в печи!
– Его печь!
– Ты кашляешь кровью, крошка Сарсель? красный? желтый? серый?… уже скоро?
Вопрос.
Его любимица Сарсель, худосочная, кашляющая, настоящая уродина…
– Скоро?
Она уходила, возвращалась, но ей платили! Клиент Жюля! Клиент! Три луидора за сеанс!.. Так как она жила очень и очень далеко, аж за «Насьон», ей приходилось ездить на метро! часами торчать под землей! тревоги! Минимум раз в день… она приезжала около полуночи…, они спали вместе… Он не был ревнивым!.. Он был избалован!.. Ему нравились туберкулезные, такие, как Сарсель! И эпилептичка к тому же! Я ее лечил… немножко… гарденалом, ретропютюином… терапия того времени… капли… но никто меня за это не благодарил!.. можно даже сказать, что эта сука Сарсель была самой худшей, настоящая гарпия!.. думаю, ее следовало бы обрюхатить!.. Они все об этом жалели! Что он их не трогал! Не брюхатил их! Если бы я поработал у Жюля, ему бы тоже что-нибудь перепало… но так как я вырос в Лондоне, я не имею дела с проститутками, я не их клиент…*[403] но что касается других обольстительниц, то их было навалом, черт возьми, и прехорошеньких! Я уже сказал! И танцовщицы, гибкие, как Арлетт! Это было его страстное увлечение! Он требовал, чтобы они не ходили на занятия… чтобы останавливались у его окна, болтали, бегали «на минутку», позировали… Он ждал их, высматривал… во все глаза… считая минуты…
403
Упоминание лондонских лет ученичества перекликается с повествованием в «Банде гиньолей», здесь есть намек на частое посещение публичных домов, в которых можно получить «опыт» определенного сорта, эта ссылка встречается довольно часто: «<…> Я сохраняю со времен сутенерства эдакое презрение к клиентам <…> я ведь был гордостью дам, грозой для них!..»