Страница 2 из 48
Они жаждут грязи! Они пришли поглазеть на смертника, которого завтра повесят, она сама почти труп, она… сочащаяся гнилью дряхлая развалина, старая климактеричка! Желчь! Плоть женщины оплывает, как воск, прогорклое сало тает, течет, обтекает, сочится под нее! преисполненные яда мерзавки, кровотечения, фибромы, жировые отложения, вздувшаяся печень, мольбы… Конец восковых свечей ужасен, конец дам тоже… Месса окончена…*[9] Выходите! Выходите! Нечего ухмыляться!..
И вот они тут, оба… Ну и?… Ну и?… Они говорят? не говорят? Чего они хотят, в конце-то концов? Прочь! У них не надолго хватило смелости!
– Убирайтесь! Вон!
Я их подталкиваю…
Никакого ответа!
Мы не вчера познакомились, я хочу сказать, Клеманс и я… уже тридцать два года, я считал…*[10] тридцать два года заслуживают уважения… Здание, которому тридцать два года, – впечатляет! Собаки подохли, лифт не работает, консьержка превратилась в старуху… Я ищу для вас сравнение… потрепанность…
День нашей первой встречи так далеко… У меня хорошая память, я выцарапываю события из тьмы времени, я не могу ничего забыть… Это не доказательство ума… И не для того чтобы похвастаться своей памятью… в конечном итоге, это так… Я называю месяц и число, 15 мая, Валь… больница, Валь-де-Грас[11]…*[12] Валь был так давно! Я не хочу потерять вас в своих воспоминаниях… Я поворачиваюсь к молодому человеку, стоящему там, у стены, неблагодарный ублюдок… Не буду описывать его в деталях, он того не стоит… Ом iiw риг по карманам… не страшно… все молодые люди шарж и карманах… револьвер? эрекция? Лучше бы я снова заговорил с ним о его прыщах… Какой-нибудь лосьончик?… Ба! Тем хуже! Они не уйдут… Они голлисты… вся их семья… Конечно, так оно и есть! Это модно… Ненависть в моде!.. Ненависть есть всегда, она никуда не девается, но теперь стала модной!.. Таких в Париже четыре миллиона, кипящих ненавистью, ненависть в моде… четыре миллиона – уже нечто!.. Последний фриц на Вилетт, сабли наголо! Заклятый враг! Удавленники, воры, принципы, Честь, Родина! Я часть великого подъема, мои почки, череп, аорта… кусок сырого MHCii, толщиной в метр, вам обеспечена площадь Конкорд!*[13] Разделка туши предателя! Расписано по минутам, точный удар, не то что прыг-скок на Марне! возня «а ля Верден»! Добыча для одного из тысячи! совершенно откровенно все рискуют! Воплощенные мечты женщин, девушек и кожевенных заводов! Кожа – отрасль государственной промышленности! Игра в охоту! Охота на загнанного, затравленного зверя – что не охота, а добыча, на блюдечке с голубой каемочкой!
У него, наверное, «браунинг», у парня этого, ну что за притворщик? чем он рискует? ничем абсолютно! Слава? Модель! Наставил дуло, пух! Пуля в сердце! Это не бред! Если бы их было шесть или семь! Один – не толпа… А ему бы хотелось… Клеманс – понятное дело, она зарится на мое жилье, вид на весь Париж, лифт, совсем рядом метро… Они же живут в четырех комнатах в Ванве… удобных, конечно, но маленьких! Она мечтает посидеть у моего открытого окна… потом она оглядывает мебель, потолок, цепкий взгляд, как будто она собирается снести перегородку, как будто она уже переезжает…
Все радиостанции со смаком сообщают, что моя квартира сдается, улица Гавено, дом 18, Монмартр, они даже указывают этаж, восьмой!.. даже лестничную площадку…*[14]
Возможно и даже вероятно, что они от меня избавятся, распяв меня… разорвут в клочья на тротуаре…
Всегда приветливая мадам Эсмеральд, из 15-й, меня предупредила об одной даме, имя ее не могу еще назвать… Мадам Эсмеральд – маникюрша, ее клиентки, они знают все… Так же, как и о высадке, они знают час, точное место… Все радиостанции говорят об этом, не оставляют никаких сомнений. Они об этом болтают! кафе, толпы, тротуары! Этот общий гомон… Боши разбиты! Осталось истребить всех остальных! (12) Волны захлебываются собственным хрипом от Томска до австралийского Сиднея, от Абердина до Чада, мол, это будет отбивная, фрикасе из кролика под белым вином, такого не видали уже три века! прольется кровь как из ведра, кишки будут гнить повсюду! липкие трупы, груды трупов нацистов! вся шайка! «Составьте ваши собственные списки!» Союзный десант уже взлетает!
Я тоже создан для полета! Я себя представляю в полете! Я уже лечу! Не только г-жа Эсмеральд! Другие хорошие люди мне тоже намекали… что я рассеянный, невнимательный… к тому же радиостанции! На тридцати двух языках! Сразу же после Débarquement,[15] полное обращение нации к Западу! всех сволочей на крюки в мясной лавке! По крайней мере, пятнадцать трупов в каждом квартале!*[16] Может, и больше! в каждом подъезде! Это приказ! Это наше светлое будущее! Всеобщее ликование! У меня не так много осталось времени! Франция задыхается… уже три или четыре месяца, как за мной следят… Очередь любопытствующих у дверей. Тук! Тук! Тук!
Они стучат.
– Здравствуйте, доктор!
Они смотрят на меня исподлобья… даже самые решительные из них стесняются, здесь, сейчас… у них тоже рыльце в пушку. У них души мясников… Я их гипнотизирую взглядом из-за угла. Мужчины нерешительно блеют, дрожат от страха, движения их беспорядочны, женщины возбуждены! откровенно!.. молодые – совсем явно! Они уже видят меня на крюке, четвертованного, кастрированного. Быстрей! быстрей! говорят они себе! Его язык! Его глаза! Вожделение их переполняет, они садятся мне на колени, они меня нежно целуют!.. на улице меня окликают… о, тоже тайком… знакомые, люди, которые со мной почти никогда не заговаривали… им нужно сказать мне словечко. Я знаю эти взгляды, эти самоуверенные взгляды…
Уже давно боши поддаются, но вот уже точно три-четыре месяца, как можно считать их действительно разгромленными… И все эти три-четыре месяца я пожираю глазами сиськи обезумевших баб…
Так странно, непривычно, они приходят, чтобы на меня поглазеть!.. Эти тук-тук не заканчиваются… Моя дверь! Моя дверь! Я не отличаюсь особой приветливостью, даже вежливостью, я обрываю! я обрываю их речи…
– Главное! быстро! До свидания! Пока!
Тук! Тук! Следующий! Следующая!
– Доктор, пожалуйста!
Это трагедия, скажу я вам, мне бы надо было быть уже далеко… в Лапландии… в Португалии… начиная с первых же визитов-«смотрин»… с первых же косых взглядов… ослепших… Вот главный признак!.. В этом интересе окружающих – жестокость, они приходят посмотреть на ваши трупные пятна… побыть рядом со смертью, которая их не коснется, не причинит вреда их дорогому «эго», пришло время… их время… примириться со смертью!.. Улыбнись же смерти, своей смерти, воспользуйся тем, что она совсем рядом, заведи с ней дружеские отношения… Они бросают ей в пасть вас вместе со всеми потрохами… советуют ей ухватить покрепче и больше не отпускать… чтоб она им показала, этим шакалам… что она, смерть, вас взяла, проглотила! Чтоб это стало для вас настоящей Голгофой! Только для вас! Они ведь пришли поаплодировать смерти, такие воодушевленные… Они же так ратовали за вашу казнь!.. Ах, ну еще часочек жизни! сделайте одолжение!.. Это сговор Инстинктов!
Дурак тот, кому слишком рано становится на все наплевать! Вот и вся мораль!
А в целом, я хорошо себя чувствовал, в полном сознании был, но ужасно измотан… И потом, во мне почему-то жила старомодная учтивость… Все это скопище возле дверей!.. пинком под зад! Это было бы уважением к себе! Господи, мне не в диковинку! Я не должен был никого принимать… я измотан, я измочален еще начиная с 14-го, у меня тысячи причин быть неблагодарным, невыносимым. И все-таки я иду им открывать! Тук! Тук! Бедная моя дверь! Дьявол! Под зад!..
9
Ite missa est (лат.) – фраза, которой заканчивается католическая месса.
10
Селин познакомился с Арлон не в мае 1915 года, как он пишет несколькими строками ниже, а во время своего пребывания в Валь-де-Грас в декабре 1914 г. Именно эту дату, а не первую, отделяют от момента создания романа в 1946 г. тридцать два года.
11
Валь-де-Грас – бывший монастырь, а затем военный госпиталь и военно-фельдшерское училище в Париже.
12
Пребывание в госпитале Валь-де-Грас, о котором в романе не рассказано, послужило темой для большого отрывка воспоминаний.
13
Здесь площадь Конкорд для Селина (как и в «Замогильных записках» Шатобриана, которые Селин незадолго перед тем перечитал) остается местом казни, где гильотинировали во времена Великой Французской революции. Шатобриан даже называет ее «площадью трупов».
14
Квартира, в которой жил Селин с 1940 по 1944 гг., находилась на Монмартре, улица Жирардон, дом № 4, на шестом этаже.
15
Débarquement (франц.) – высадка союзников.
16
Здесь Селин говорит о квартале на полуадминистративном, полуполицейском сленге. «Главный» по кварталу от самообороны обязан был следить за соблюдением мер безопасности.