Страница 73 из 116
— Господа военные инженеры. В сентябре должны взорвать стены. Глядите, думайте. Срок вам — месяц.
Дурная погода осложняла и жизнь в полевом лагере, и осадные работы. 18 сентября разразилась настоящая буря — пошёл сильный ливень с градом. Траншеи наполнились холодной водой. Это было предвестником осенней непогоды, а крепость всё ещё не была взята. Вслед за первыми грозами как-то незаметно подкралась осень с холодными и серенькими, без красок, днями.
В тот же день, 18 сентября, из Москвы прибыл в сопровождении сильного конвоя стольник. Он привёз с собой «казну» — около 70 тысяч рублей серебром и медью для выплаты полугодового жалованья офицерам и стрельцам и несколько меньшего — для «прочих воинских чинов, солдат».
После выдачи жалованья настроение людей заметно поднялось. Между падаток, землянок и шалашей засновали маркитанты и маркитанки, торгующие всякой всячиной, и прежде всего вином. Все говорили о предстоящем новом штурме. Понимали это и турки, которые всё меньше и меньше издевались над осаждавшими с высоты крепостных стен.
Азовский штурм. Слава потешных и бутырцев
Пётр Алексеевич удивлял окружающих бодростью духа и оптимизмом молодости. Патрик Гордон оставил в те дни такую дневниковую запись:
«Я поехал к каланчам и обедал там у его величества, которого нашёл более склонным к штурму».
Самодержец не переставал обсуждать с генералами различные варианты штурма крепости. Было решено атаковать Азов, как и при первом приступе, со стороны реки. Пётр привёз своих корпусных начальников в лагерь к князю Долгорукому. Там они наблюдали, как солдаты тренировались с посадкой на речные суда. Однако они имели высокие борта с бойницами, расположенными выше отверстий для весел, и люди с трудом взбирались внутрь таких лодок и с трудом выбирались из них. Патрик Гордон на просьбу царя высказаться ответил ему:
— Ваше величество, если штурм крепости будет яростный и победный, то он не продлится более часа. Полки на лодках могут опоздать.
Своё слово вставил и донской атаман Фрол Минаев:
— Паша, ваше царское величество, совсем забоялся моих казаков. Как только они под крепость подойдут на лодках, так сразу их толпа янычар встречает в сожжённой слободе. Раньше такого не было. Вот и новый палисад у реки поста вили, и пушек там умножили.
Пётр сказал, размышляя:
— По диспозиции нападать на Азов со стороны Дона должны преображенцы и семёновцы с донскими казаками. Донцов паша помнит по первому штурму. Знать, посему число своих войск увеличил у реки.
Когда государь замолчал, генерал Гордон почтительно продолжил его мысль:
— В тот раз казаки высаживались с лодок. В городе готовы к такому ходу вашего величества. А что, если обмануть турок — пусть потешные пройдут по самому берегу и от реки начнут штурм. А господин атаман Минаев высадится с лодок и подсобит солдатам.
Мысль опытного и хитроумного шотландца сразу понравилась Петру Алексеевичу:
— Ваша милость, генерал, пусть будет по-твоему. На войне удивить врага — значит победить его.
Накануне штурма, 24 сентября, генерал Гордон был с царём на центральной батарее. Они слышали подземную работу турок, ведущих минную галерею под русские осадные сооружения. Над подземным ходом, который шёл от Азовской крепости, ночью незаметно был вырыт небольшой окоп. На дно его поставили большую чашу с водой. От того, что глубже окопа на два-три метра работали кирками и заступами, земля незримо для человека содрогалась. Но вода выдавала ход подземных работ — по воде в чаше расходились слегка заметные круги. Пётр I с изумлением наблюдал за ними:
— Известное дело. Ещё воевода и боярин Михаил Шеин таким способом выведывал подкопы поляков короля Сигизмунда, когда Смоленскую крепость защищал во время Смуты...
Гордон, умудрённый опытом обороны Чигиринской крепости, приказал подвести под вражеский подкоп свой, чтобы взрывом порохового заряда разрушить неприятельскую подземную галерею.
Последний военный совет перед вторым штурмом Азовской крепости вновь принял единодушное решение:
— Приступ! Только приступ!..
На той «консилии» осторожный шотландец, имевший опасения в победном исходе предстоящего дела, вновь высказал их. Разговор на военном совете для него, по всей видимости, принял неблагоприятный ход, поэтому Патрик Гордон записал в своём «Дневнике»:
«Несмотря на все мои доводы, в представлении других генералов потребность видеть город завоёванным взяла верх над всеми затруднениями, причём они не приводили достаточных оснований тому, что они говорили, и даже самое сомнение в победе или во взятии города было истолковано как нежелание, чтобы он был взят...»
Пётр своё последнее слово заключил предложением штурмовать Азов не 24 сентября, а на следующий день — 25-го, в среду, в день Святого Сергия. Посему этот святой стал считаться покровителем южного Донского края.
Пришлось на «консилии» сказать последнее слово и генералу Петру Ивановичу Гордону. Ему хотелось сгладить своё предыдущее выступление. Шотландец довольно хорошо познал за долгие годы проживания в Московии особенности русского характера и потому предложил:
— Ваше величество, господа генералы и полковники, надо назначить общий пост перед штурмом. Пусть ваши воины целый день постятся, не утруждая себя обильной пищей и питьём.
Такое предложение было встречено общим одобрением. Пётр Алексеевич расцеловал своего наставника, сказав:
— Ну, ваша милость! Совсем обрусел ты, Пётр Иванович, на царской службе. Пора тебе, как другие кукуйцы, переходить в православие.
На что Гордон с поклоном ответил:
— Спасибо, ваше величество, за ласковое слово. О вере же — в моём роду Гордонов из горной Шотландии все исповедовали веру отцов-католиков...
Утро 25 сентября было занято последними приготовлениями к штурму. Было условлено, что к двум часам после обеда всё будет готово. Генерал Патрик Гордон должен был, получив извещение о том, что другие осадные корпуса готовы, дать три выстрела из пушки, что будет сигналом к взрыву подземных мин, подведённых к крепостным сооружениям.
Перед приступом царь лично осмотрел устройство минных галерей и убедился, что турки ещё не подкопались под них. Заряды мин состояли из 95 пудов пороха и артиллерийских бомб. В один подкоп вложили 16 крупных бомб, в другой — 30, но меньшего калибра.
В полках, назначенных идти на штурм, целые сутки готовились к атаке. Проверялось оружие и амуниция, прошли богослужения, офицеры последний раз инструктировали подчинённых. Говорилось, что взятие Азова будет означать конец не только Азовского похода, но и всей войне с Турцией:
— Султан туркский устрашится Азова падением, а потому поспешит заключить мир с царём-батюшкой. Тогда земли степные будут наши, как и торговые здесь пути...
«С утра ещё, — пишет Пётр Иванович Гордон, — я велел развести огонь перед галереей, или сапой, которая вела к минам, чтобы отвлечь этим внимание неприятелей и не дать им заметить, когда взорвётся мина. Вскоре после обеда я приказал людям, назначенным идти на штурм, двинуться в апроши. Прибыв туда сам, я принял все необходимые меры и обратился к офицерам и солдатам с краткими словами увещания, чтобы они вели себя мужественно».
Около трёх часов генерал Гордон получил последнее сообщение с флангов осадной линии о готовности войск к приступу. После трёх пушечных выстрелов было приказано зажечь фитили к минам. Но сработала только одна из них, проделавшая брешь почти в 20 сажен в валу бастиона, расположенного напротив центра русской позиции. Под остальные мины турки сумели с высоким инженерным искусством подвести свои контрмины. Кроме того, взрывную волну заметно ослабил палисад во рву, сделанный из толстых стволов деревьев.
Взрыв подземных пороховых зарядов и на сей раз причинил немалый ущерб осаждавшим. Часть брёвен взорванного палисада, земля и камни полетели в сторону русских окопов и траншей, обрушившись и на редуты. Отдельные горящие брёвна забрасывало даже на середину русского лагеря. Около 100 солдат и несколько офицеров было ранено, задавлено и убито. Шотландец оставил по поводу последнего огорчительную дневниковую запись: