Страница 64 из 98
Кроме царицы Евдокии, невесту царя приветствовала великая княжна Елизавета Петровна, взглянув на которую княжна Катерина с мстительной радостью заметила её покрасневшие от слёз глаза.
Невеста и царица Евдокия сели в отведённые им кресла. Цесаревна Елизавета и другие члены царской семьи расположились на стульях. Мать невесты, её сестры, тётки, фрейлины и знатные дамы заняли места за ними и стояли всё время торжественной службы. Так же стояли и все другие приглашённые, не исключая членов дипломатического корпуса и посланников с их супругами.
Дипломатический корпус разместился против дам с правой стороны кресел императора, слева — фельдмаршалы Голицын, Трубецкой, Брюс и члены Верховного совета, а также князь Дмитрий Голицын, князья Василий Владимирович, Михаил Владимирович и все другие Долгорукие, находившиеся в Москве, и все генералы действительной службы.
Государь, прибытие которого возгласил обер-камергер Иван Долгорукий, вошёл в сопровождении фельдмаршала Долгорукого, отца невесты князя Алексея Григорьевича, канцлера Головкина и вице-канцлера Остермана. Пётр Алексеевич занял предназначенные для него кресла напротив невесты. Пробыв на своём месте недолго, он встал, подошёл к невесте и торжественно подвёл её под балдахин, который держали шесть генералов.
Архимандрит Феофан Прокопович[24] совершил богослужение и благословил обручальные кольца, которыми обменялись жених и невеста.
Обручённые подошли под благословение бабки государя, царицы Евдокии. Затем началась церемония целования рук императора и государыни-невесты. Цесаревна Елизавета одной из первых подошла к руке государыни-невесты, и княжна Катерина вновь с нескрываемой радостью увидела её красные от слёз глаза. На обручении был назначен и день свадьбы — 19 января 1730 года.
Радуется, веселится Москва, благо, для того есть причины. Народу в Москву понаехало из ближних и дальних мест видимо-невидимо! Всем радостно, что молодой государь на своей, на православной, женится, а не на нехристи заморской. Радостно, что государь свою столицу вновь в Москву переводит, а о Петербурге злосчастном никто и не поминает.
Морозно, весело. Снегом на дорогах ухабы занесло — дороги ровные, накатанные. Мчись, что есть духу! Только снежок под полозьями саней поскрипывает. Солнце низкое красное золотит опушённые снегом деревья. Белый дым из печных труб столбом уходит в небо. Хорошо! Морозно! В домах потрескивают дрова в печах, из дверей нагретых зданий вырываются клубы белого пара.
С утра до вечера гуляет народ, веселится!
На улицах покупают, продают, торгуются, и над всем людским скопищем висит клубами белый пар, гомон, звон колоколов — праздник!
Однако не всё так благостно. Среди придворной знати росло недовольство усилением одного лишь семейства Долгоруких, которые и знать ничего не хотели — веселились. Особенно был доволен отец невесты — князь Алексей Григорьевич Долгорукий. Заносчивый и глупый в своей важности, он дошёл до того, что бывавших у него гостей заставлял целовать себе руку. Государь осыпал его милостями, подарив двенадцать тысяч крестьянских дворов. Австрийский посланник граф Вратислав, желавший сохранить добрые отношения Австрии с Россией, обещал выхлопотать для него титул герцога и князя Священной империи, герцогство Козельское в Силезии, которое когда-то он собирался подарить Александру Даниловичу Меншикову всё за то же — за хорошие отношения Австрии и России.
Радуясь, князь Алексей часто увозил государя в своё подмосковное имение Горенки, где придворная молодёжь проводила время в праздничных удовольствиях.
На Святки в Горенки приехал и князь Иван, который в последнее время не так часто, как прежде, бывал при государе. Об этом толковали разное — например, что старый князь Алексей, ревнуя сына к государю, всеми силами старался отдалить их друг от друга. Алексею Григорьевичу не нравилось в сыне его жизнелюбие, отсутствие честолюбия и тщеславия. Выговаривая сыну, он нередко сетовал, предупреждая:
— Смотри, Ванька, не больно-то государя по пьяным пирушкам за собой таскай!
— Ныне вы станете его за собой водить, — язвительно замечал князь Иван.
— Смотри у меня! — грозил ему отец коротким толстым пальцем.
Так или иначе, но прежней дружеской близости между Петром Алексеевичем и его обер-камергером не было. И заветная дверь, соединяющая их покои, теперь часто оставалась закрытой.
Оттеснив своего сына от государя, князь Алексей старался увлечь Петра совсем другим, что породило опасения у большей части вельмож за его характер и здоровье.
Появившись на Святках в Горенках, князь Иван вызвал большое оживление среди собравшейся там молодёжи. Как и прежде, государь, обнимая своего обер-камергера, назвал его «любимым другом Ванюшей».
Весёлый, но какой-то таинственный вид князя Ивана озадачивал окружающих, но на все расспросы он значительно улыбался, говоря, что скоро удивит всех необыкновенной новостью. Даже княжна Катерина не могла добиться от брата ничего и в обиде, что всё внимание досталось Ивану, предложила всем погадать, чтобы узнать свою судьбу.
— Гадать! Гадать! — закричали все разом.
Было решено, что гадать станут по старинке — давним простым способом.
Княжна Катерина, обойдя всех желающих гадать, забрала у них небольшие вещицы. Кто-то отдал ей колечко, кто-то серёжку, и, когда вещей набралось порядочно, их, положив на стол, укрыли большим глубоким блюдом. Каждый из гадающих должен был не глядя сунуть руку под блюдо и вытащить из-под него попавшуюся вещь. Если она была не его, то владелец выкупал свою вещь. Если это было колечко, то его пускали по полу, следя за тем, куда оно покатится. Если кольцо катилось к двери, значит, владельцу его выпадала скорая свадьба.
Кольцо князя Ивана покатилось по полу и с первого же раза оказалось возле двери.
— Ну, Ванюша, быть тебе женату, — засмеялся Пётр Алексеевич.
Кольцо же княжны Катерины, пущенное её рукой, осталось на месте; перевернувшись несколько раз, оно остановилось рядом с тем местом, откуда было пущено.
— Нет, ты не умеешь, — сказал князь Иван, желая разрядить возникшую неловкость от неудачи.
Он сам запустил кольцо сестры, но и пущенное его рукой оно не откатилось далеко от стола.
Расстроенная княжна Катерина забрала своё кольцо, говоря:
— Всё это неправда. Вон кольцо Ивана до дверей докатилось, а у него и невесты-то ещё нет.
— Как знать, как знать, сестрица, — таинственно улыбнулся князь Иван.
После неудачи с кольцом княжны никто больше не хотел гадать. Вытаскивая вещицы из-под блюда, княжна Катерина раздала всем кому что принадлежало и убрала блюдо со стола.
— Будет грустить, — послышался громкий голос крестной князя Ивана, родственницы Прасковьи Юрьевны — Марьюшки. — Послушайте лучше, какую я вам историю расскажу, что случилась когда-то с одной девушкой, которая на Святках надумала на своего суженого погадать.
— Расскажи, расскажи, Марьюшка, — раздались голоса собравшихся.
— Ну, слушайте.
Марьюшка удобно устроилась возле широкого дивана, на котором разместилась притихшая молодёжь.
— Говорят, в старину было такое гадание на суженого, — не спеша, тихим голосом начала Марьюшка. — В день Богоявления Господня, когда все уйдут на водосвятие, девушка, что надумала гадать, берёт в руки веник и начинает мести комнату.
— Что ж, они ночью, что ли, пол мели? — спросила княжна Катерина.
— Зачем же ночью? — спокойно ответила Марьюшка. — Всё дело днём вершилось.
— Катя, погоди, — одёрнул сестру князь Иван, — пусть Марьюшка сперва расскажет, а спрашивать после станем.
Княжна Катерина надулась и больше не проронила ни слова.
— Но не просто мести пол, — продолжала Марьюшка, — а со смыслом. Взмахнёт веником направо — молитву сотворит, налево взмахнёт — нечистую силу помянет и нехорошими словами ругает. Потом остановится и говорит: «Суженый-ряженый, явись передо мной, как лист перед травой». Вот ровно в двенадцать часов дня появляется перед нею и останавливается лицом к лицу на правой стороне избы молодой человек, вроде как военный. В одной руке у него шёлковый красный платок, в другой — шапка. Молодец был так красив, что девушка залюбовалась им и даже не подумала, как же это он вошёл, ведь дверь была заперта.
24
Прокопович Феофан (1681 —1736) — русский церковный деятель и писатель; был ректором Киево-Могилянской академии, вице-президентом Синода, архиепископом Новгородским; автор «Трагедокомедии» «Владимир», гражданской проповеди «Слово о власти и чести царской», стихов.