Страница 61 из 98
— Совсем не хуже.
— Послушай, Ванюша, ты сегодня же в Москву отправишься?
— Сегодня попозже.
— А она тоже с тобой уедет?
— Кто она? — делая вид, что не понимает, о ком идёт речь, спросил князь Иван.
— Как кто? Сестрица твоя.
— Ах, она! Об этом надобно у ней самой полюбопытствовать.
— Хорошо, хорошо, — быстро проговорил Пётр, вылезая из воды и закутываясь в большое полотенце, тут же поданное банщиком.
Оставшись одна, княжна Катерина вдруг почувствовала, что она страшно проголодалась. Съеденные ягоды не утолили голода, а лишь усилили его. Бродя по лагерю, она оказалась около кухни, где несколько поваров суетились возле жаровни, над которой поднимался вкусный запах мяса и пирогов. Остановившись невдалеке, она вдыхала сытный запах, постоянно сглатывая набегавшую слюну.
— Не желаете ли, княжна, отведать наших пирожков? — вдруг услышала она рядом с собой женский голос.
Обернувшись, княжна увидела толстую рябую бабу в переднике и аккуратно повязанном цветастом платке, с деревянным лотком в руках, на котором лежали небольшие, румяные, пышные пирожки.
— Пирожков? — обрадованно спросила княжна, удивляясь тому, как вовремя их предложили.
— Попробуйте, попробуйте, — потчевала её рябая баба, — государю нашему очень по вкусу мои пирожки.
— А с чем они? — скрывая нетерпение как можно скорее взять пирожок, спросила княжна.
— А со всем. Вот энти с зайчатиной, а те с морковью, вот с яйцом и зелёным луком, — указывала баба на разложенные по кучкам пирожки, — а энти сладенькие, с ягодками. Чего душа пожелает, то и отведайте.
— Спасибо, спасибо, — поблагодарила княжна, — я возьму вот этот и этот.
Она взяла по одному пирожку из разных кучек.
— Да что больно мало берёте, — удивилась баба, — они такие махонькие: на один укус всего-то. Вот потому, видно, и худенькая вы больно, что едите, словно птичка.
— Вкусно, — сказала княжна, откусив сразу чуть не полпирожка с луком и яйцом.
— Ну а я что говорила? Вестимо, вкусно. У меня на пирожки энти мамушкин ещё секрет есть. Ни у кого таких пирожков нет, — хвастливо добавила баба.
Ужин был накрыт на большом столе, сколоченном из досок, покрытых скатертью. Вокруг стола тянулись длинные доски, положенные на врытые в землю берёзовые кругляки. Народу к столу набралось много. Государь, умытый и причёсанный, в чистой рубахе с закатанными до локтей рукавами, в узких синих штанах и высоких сапогах был весел, оживлён и смешлив.
Всё, что видела теперь перед собой княжна Катерина, было так ново, так непривычно. Освещённая последними лучами заходящего солнца поляна, палатки, конюшня, кухня, толпа знакомых и совсем незнакомых княжне лиц, одетых просто, как и государь, были так не похожи на собрания этих людей в другой обстановке, где ей случалось бывать при дворе. Это так поразило княжну, что некоторое время она неподвижно стояла возле стола, с удивлением разглядывая окружающих.
— Что это вы, княжна, к столу не торопитесь? — услышала она рядом с собой знакомый, ни на что не похожий голос государя.
Княжна оглянулась. Пётр стоял перед нею. Высокий, стройный, от него вкусно пахло свежестью, длинные волосы были тщательно расчёсаны, загорелое лицо, озарённое косыми лучами заходящего солнца, было картинно красиво. Красиво настолько, что у княжны перехватило дыхание и в какую-то минуту ей показалось, что она знает и любит его давным-давно.
— Идёмте, княжна, — проговорил Пётр, беря её за руку и ведя к столу, где все ждали только государя, чтобы занять свои места.
— Садитесь сюда, — указал ей Пётр место по левую руку от себя, — а тут Ванюша сядет, это его место.
Государь сел только тогда, когда княжна заняла предназначенное ей место. Сразу всё зашевелилось, все стали рассаживаться, смеясь и тесня друг друга. Наконец все уселись, и наступила та недолгая тишина за столом, когда каждый был занят только едой.
Еда была обильной, но не разнообразной. Подавали много мяса: варёного, жареного, тушёного с приправами и специями. Тут были и свинина, и говядина, множество умело приготовленной дичи. Ржаной хлеб, нарезанный большими ломтями, лежал на серебряном блюде на середине стола. Там же размещались и приправы: уксус, соль, хрен. Государь ел много, но не жадно, запивая мясо красным вином, которое постоянно подливали ему слуги в большой хрустальный бокал.
Было шумно. Все говорили чуть не разом, вспоминая различные моменты дневной охоты. Много смеялись над пожилым Головкиным, который, изъявив желание сопровождать государя на охоту, свалился в овраг и едва выбрался оттуда, измочив всю одежду водой, бывшей на дне оврага. Но он не сердился ни на кого и сам посмеивался над своей неловкостью.
После застолья князь Иван собрался отъехать, сказав, что в Москве на раннее утро у него назначены дела. Княжна Катерина решила остаться, чтобы назавтра принять участие в общей охоте.
Весь вечер ушёл на сборы княжны к предстоящему действу. Во-первых, оказалось, что нет свободного дамского седла. Всё, что были, уже имели своих владелиц, да и было их совсем немного. Решено было, что она поедет в мужском седле, но для этого ей понадобится соответствующий костюм, а так как с собой у неё не нашлось нужного платья, решено было подобрать ей то, что придётся впору. Со смехом, шутками и весельем вся молодёжь предлагала ей свои платья. Но она выбрала охотничий костюм, который ей предложил государь и который оказался ей впору.
Проведя целый день в седле, княжна Катерина едва сползла с лошади, подхваченная несколькими молодыми людьми. Всё её тело ныло, ноги болели, трудно было сесть, ещё труднее подняться. Однако она не сердилась на беззлобные насмешки, отпускаемые в её адрес, и сама подшучивала над собой.
Много позже, вспоминая события того вечера, княжна Катерина никак не могла вспомнить череду всех событий. В какой-то момент она просто перестала реально воспринимать происходящее с ней. Хорошо только помнила весёлое застолье вечером, когда она после нелёгкого дня едва спустилась с лошади. Помнила, что сидела за столом рядом с государем и он всё время восторгался её мужеством и красотой, постоянно чокался с нею бокалами, в которых почему-то всегда было полно вина. Оно было так вкусно и приятно, что она пила его много, совсем не заботясь о том, что это вино.
Хорошо помнила, как провожая брата, она прижалась к нему и почему-то заплакала. Князь Иван, погладив её по голове, едва слышно шепнул:
— Держись, сестрица, держись!
Ей почему-то стало смешно от его слов, и, перестав плакать, она рассмеялась.
— Держаться? За что? — не поняла она.
Помнила, что ещё долго после ужина все сидели за столом, вокруг которого ярко горели смоляные факелы; было светло и чуть-чуть жутко. Откуда-то из леса донёсся надрывный крик, словно где-то там плакал ребёнок. Она в испуге приникла к государю, а тот, обняв её, тихо сказал:
— Не бойся, Катенька, это сова.
— Сова? — повторила она и засмеялась, не пытаясь высвободиться из его объятий.
Дальше — провал. Не помнила ничего. Как она попала в палатку государя? Сама ли пришла? Он ли её привёл? Иногда ей казалось, что, проснувшись среди ночи, она вдруг решила, что её красавец жених здесь, совсем рядом, стоит лишь подняться, пройти в соседнюю палатку — там она и найдёт его.
Было ли то во сне или в опьянении, она не могла бы сказать, но, встав со своей постели, она вышла в тёплую темноту летней ночи как лунатик, зная, куда ей надо идти. Откинув полог соседней палатки, шагнула туда.
На широкой походной постели кто-то лежал. Княжна легла рядом. Тот, кто лежал там, проснулся (или не спал?), повернулся к ней, обнял. В каком-то тумане княжна Катерина обняла того, кто повернулся к ней, зашептала слова любви. Слова, которые ещё никому никогда не говорила. Он обнимал её крепко, умело, совсем как взрослый опытный мужчина. Рассвет не принёс ей разочарования. Он целовал её горячо, без конца шепча слова любви.