Выборг

– Не толпитесь, как бараны! – голос Варга гремел, прорываясь сквозь грохот. – По углам! Их всего трое!

Если бы Волки не запаниковали, у Барса бы не осталось ни единого шанса. Но воевать в замкнутом пространстве с тремя автоматчиками оказалось куда сложнее, чем отстреливать мутантов или раздавать затрещины беззащитным обитателям Замка. Волки остервенело лупили в темноту казармы длинными очередями, и большинство пуль уходило в стены и потолок. Барс даже успел поменять магазин. Так быстро, как, наверное, не менял еще ни разу в жизни. Двигаться, все время. Очередь – перекат за следующее укрытие – очередь. Стоит хоть на мгновение остановиться, и его обязательно зацепят. В ушах звенело от непрерывного грохота, но пока что Барсу удавалось оставаться невредимым, как будто кто-то подсказывал ему, откуда исходит наибольшая опасность, мягко толкая в плечо за доли секунды до выстрела. В дальнем углу казармы загорелся стол, залитый керосином из поваленной лампы, и теперь Барс мог видеть Волков куда лучше, чем они его. Варг и еще несколько человек подыскали надежные укрытия, но остальные бестолково вжимались в пол или стены, подставляясь под огонь. Эдик и Марина выбили уже троих – их автоматы размеренно грохотали где-то за спиной, постепенно сводя на нет чуть ли не пятикратное преимущество противника. Если Расул снаружи не подведет…

– Черный, Штык – за мной, в подвал! – заорал Варг. – Черт с ними, уходим.

Похоже, патроны кончились у всех одновременно. Во всяком случае, Барс услышал, как по лестнице, ведущей вниз, громыхало несколько пар сапог. И как по полу спереди медленно катилось что-то круглое и металлическое.

Глава 8

Жертва

Будто бы живая темнота. Мягкая, осязаемая и густая, как кисель. В ней можно было плавать – главное не пойти ко дну. А пойти ко дну хотелось. Расслабиться, утонуть, перестать держаться за измученное тело и отпустить боль, связывающую с тем, кого называли Барсом. Барс. Хорошее имя. Сильное, короткое, хлесткое, с громким рычащим «р» посередине. Бар-р-рс. Такой точно не станет сдаваться из-за пары царапин. Обойдутся. Не для того он забрался так далеко от родного Питера, чтобы бессмысленно сдохнуть на полу загаженной вонючей казармы.

– Сопротивляешься? Почему? Почему ты отказываешься мириться с неизбежным? Пылающий Меч Сурта прошел над этой землей, все здесь мертво. Эти люди наверху – мертвы.

Голос звучал отовсюду. У него не было ни пола, ни возраста. Казалось, что он и вовсе не принадлежал человеку. Живые так не говорят. В голосе слышалась глухая вибрация камней, скрежет древнего железа и стон земли, придавленной немыслимой тяжестью. Так говорил сам Замок.

– Зачем? Неужели не проще оставить все? Исполнить свое предназначение, завершить путь. Перестать цепляться за прошлое, и впустить новый мир.

Где-то здесь, во тьме, бродило чудовище. Барс чувствовал, что Замок и Зверь являются частями какого-то непонятного, жуткого и уродливого целого, но Замок был лишь неподвижным наблюдателем – внимательным, недобрым и насмешливым. А у Зверя были зубы.

Гигантская белесая туша, огромные лапы, мягко ступающие по душной пустоте. Пока еще далеко, но с каждым шагом все ближе. От него не убежишь, потому что бежать некуда. Драться? Но нужно оружие. Томагавк. Самый лучший вариант, когда потерял зрение. Знакомая рукоять, остро отточенное лезвие без единой зазубрины. Приятная, уверенная тяжесть. Довольно странные ощущения, когда не чувствуешь своих пальцев. Остался только слух. Не так много, но здесь, в черной дымке, все равны.

– Злишься? Не хочешь сдаваться? Или ты вообразил себя сыном Одина? Глупец! Рагнарок – Гибель Богов, гибель всего сущего – уже в прошлом, и все, что тебе осталось – лишь наблюдать за тем, как умирает все, что было тебе дорого.

– Что ты несешь?!

Барс пришел в себя от звука собственного голоса. Необъятная пустота вокруг разом схлопнулась до размеров небольшой комнатушки без окон, освещенной парой керосиновых ламп. Голос Замка, раскатисто звучащий в голове, сжался и приобрел вполне осязаемые нотки – хриплые, каркающие и насмешливые. Человеческие.

– Сильный. Это хорошо. Много, очень много жизни, – бормотал Фенрир, мелкими шажками перемещаясь вокруг стола, заваленного каким-то отвратительным хламом, среди которого преобладали кости зверей и птиц. – Горячая кровь. Да, так даже лучше. Пришло время явить мертвым могущество Зверя.

Левый глаз почти не видел, а голова гудела так, будто по ней двинули ломом, но к рукам и ногам постепенно возвращалась чувствительность. Правда, пошевелить ими Барс все равно не мог. Веревка, которой его прикрутили к стулу, была завязано грубо и неумело, но достаточно туго – не дернешься. В верхнюю часть тела путы впивались сильнее – Барса зачем-то раздели по пояс. Сколько же он был без сознания? Час? День? И что случилось с остальными? Последнее, что Барс помнил, – гранату, катившуюся по полу, словно в замедленной съемке. Тогда он еще закричал, чтобы предупредить Эдика и Марину, а сам прыгнул в сторону, подальше… Или не прыгнул? Нет, скорее первое. Разорвись чертова железка чуть ближе, Барса можно было бы соскребать со стен казармы. Руки-ноги вроде бы на месте. Болело все, что могло болеть, но серьезных ран как будто не наблюдалось. Только левую щеку покрывала засохшая корка. Не осколок зацепил – так, щепка. Ерунда. Контузия куда страшнее.

– Плохо выглядишь, – Фенрир подошел ближе и провел по лицу Барса пальцами. – Но Фенрир это исправит. Зверь должен встретить достойного.

Губ Барса коснулась металлическая кружка с каким-то теплым варевом с пряным травяным запахом. Отказываться не было совершенно никаких сил. В конце концов, если бы его хотели убить, то давно уже сделали бы это куда менее изощренным способом. Напиток оказался густым и горьким, и часть его пролилась по щекам, шее и груди, но жажда отступила, а через несколько минут начали возвращаться и силы. Головная боль ослабла, и левый глаз снова начал кое-как видеть. Похоже, в Фенрировом отваре было какое-то лекарство. Или, скорее, наркотик.

– Сегодня великий день, – бормотал старик, аккуратными касаниями влажной тряпицы отмывая кровь со щеки Барса. – Они увидят все. Поймут. Даже те, кто не верил, познают силу Зверя. Слишком долго я терпел, позволял им противиться его власти. И что же? Старший сын Волка предал меня!

– Варг? – зачем-то спросил Барс.

Пересохшие губы едва шевелились. Не стоило разговаривать с сумасшедшим – да и не было в этом никакого смысла. Просто хотелось убедиться, что все это происходило по-настоящему, а не было лишь очередной частью горячечного бреда.

– Молчи, глупец! – глаза Фенрира яростно полыхнули в свете керосинки. – Не оскверняй это место именем недостойного!

Место и вправду было, мягко говоря, необычным. Логово Фенрира не отличалось чистотой или порядком – всюду объедки, мусор и осколки стекла. Запах стоял такой, что можно было подумать, что съехавший с катушек шаман справляет нужду прямо на пол. Вонь от фекалий и протухшего мяса кое-как перебивалась запахом трав. Их тут имелось великое множество: некоторые Барс уже видел в книгах, но некоторые выглядели совершенно незнакомо – возможно, они появились уже после Катастрофы. И все же что-то в этой загаженной берлоге заставляло поежиться даже видавшего виды Барса. Безумие и смерть имели свой собственный запах. Человек не может, не должен жить в таких условиях, но в Фенрире осталось совсем немного человеческого.

– Нельзя ошибиться. Каждый символ, каждая точка на своем месте, – голос старика понизился почти до шепота. – Тюр. Пертра. Хагаль – небесный огонь, небесный лед…

Продолжая тихо выговаривать неизвестные слова, сплетающиеся в причудливое заклинание, Фенрир начал чертить острой палочкой на груди Барса. Какие-то символы, значения которых Барс не знал. Похожие были на посохе старика и на автомате покойного Кастета. Некоторые повторялись. Фенрир еще раз макнул свое самодельное перо в густую коричневатую жижу и принялся разрисовывать Барсу щеки и лоб.